Сезам
Шрифт:
– Мою зовут Томкой, – доложил Буев, – а сеструха приехала из Кирова. Сама рыжая, а по фамилии Смертина.
– Как-как? – поразился Ларчиков.
– Ей-богу, не вру! – приложил руку к груди Буев. – Томка сказала.
– И Томка Смертина?
– Томка, вроде, другая, – посмотрел на девиц Виктор. – Она и не похожа.
– Ты же сказал – сестры.
– Двоюродные.
Было видно, что Буев сочинял на ходу. Но какая разница, сестры они или нет. Рыженькая, несмотря на синюшную белизну тела, мне нравилась. Фигура и вовсе хороша.
– А мы Смертину писателю
– Не любишь ты людей, – покачал головой Ларчиков.
Я набросил на голову рубашку и сделал вид, что дремлю. В Крыму даже в такой дыре, как Новый Свет, хорошо. Мерно плещет волна. Слегка поддувает ветерок. На коже, оставляя белые пятнышки, высыхает морская вода.
– Мужики! – вдруг откуда-то сверху послышался хриплый голос. – Шампанского не хотите?
Мы как по команде сели и задрали головы.
На краю стены на корточках сидел мужик и смотрел на нас. Судя по загорелым до черноты лицу и рукам, он был местный.
– А ты что – винодел? – спросил Ларчиков.
– На заводе работаю, – сказал мужик. – Если договоримся, могу принести.
– Неси, – кивнул Буев. – Холодное шампанское в жару хорошо.
– Почем? – перебил его Ларчиков.
– Пятнадцать, – сказал мужик.
– Охренел? – покрутил пальцем у виска Александр. – У нас и денег таких нет.
– Ну, десять.
Мы пошарили по карманам. Нужно ведь и назад на автобусе возвращаться.
– Шесть, – объявил Ларчиков. – Это максимальная цена.
– Как в магазине, – добавил Буев.
– Ладно, – сказал мужик.
Он поднялся и пропал.
– Обманет, – посмотрел ему вслед Ларчиков. – За шесть рублей я и в магазине куплю.
– Айда, искупаемся! – подскочил Буев. – Девушки, присмотрите за вещами!
Томка подняла голову и что-то сказала сестре. Та засмеялась.
– Я посторожу, – сказал я.
Ребята ушли. Буев плыл частыми саженками, Ларчиков размеренным брассом. При этом скорость у них была почти одинакова.
Я вдруг увидел, что гостья приподнялась на локтях и посмотрела в мою сторону. Изгиб девичьей шеи отчего-то напомнил мне лебединый.
Томка села и помахала мне рукой.
– Иди к нам! – услышал я.
Что ж, за вещами можно присматривать и оттуда. До девушек метров пятьдесят, не больше.
– Так ты Смертина или не Смертина? – спросил я, садясь рядом с Томой.
– Откуда ты знаешь? – округлила она глаза.
– Я Смертина, – рассмеялась сестра.
Только сейчас я ее хорошо рассмотрел. Круглое лицо, серые глаза, на носу конопушки. Густые волосы завязаны в хвост. На фигуру я старался не смотреть, но и так было ясно, что там все в порядке.
– Откуда приехали? – спросила Томка.
– Разве Буев не сказал? – удивился я.
– Он Буев? – хмыкнула Томка. – Хорошая получилась бы пара – Буев и Смертина.
– Больно нужен! – фыркнула сестра.
А может, она и не сестра. Уж очень разные.
– Сестры, – вздохнула Томка. – Правда, дальние. Так вы откуда?
– Из Коктебеля, – не стал я темнить.
–
Я и смотрю – не наши, – глянула через плечо на плавающих ребят Томка. – У нас тут все на виду. Чего к вам Мишка приставал?– Мишка? – не понял я. – А, этот… Вино предложил. Говорит, на винзаводе работает.
– А где здесь еще работать? Поймают с краденым – назад уже не возьмут.
Я понял, что Мишка Томке отнюдь не безразличен. А мне он показался старым. Или на безрыбье и рак рыба?
– Свет, а что это они все на тебя пялятся? – толкнула сестру Томка. – Меня в упор не видят.
Итак, она звалась Светлана.
– Незагорелая потому что, – сказал я.
– А… – кивнула Томка. – Ослепли, значит?
– Вроде того.
– Вечером на танцы придете?
– У вас здесь бывают танцы? – удивился я. – Нет, мы в Коктебель.
– Нас с собой возьмете? – снова толкнула Светлану Томка. – Или у вас там свои белые?
– Всякие, – пробормотал я.
Наш разговор мне уже перестал нравиться. Как выражался мой минский товарищ Гайворон – пропала химия.
– Не сгорите? – посмотрел я на белую спину Светланы. – В три часа солнце злое.
– Меня не берет, – сонно сказала девушка.
– Ты думаешь, она одна такая? – сказала Томка. – У них целая деревня Смертиных. И все белые.
Она достала из пакета платок и набросила на плечи Светланы.
Я поднялся на ноги. Саша и Виктор уже вышли из воды и махали мне.
– Приезжайте на выходные в Коктебель, – сказал я. – У нас портвейн из бочки наливают.
Отчего-то мне показалось, что Томка тоже работает на заводе шампанских вин.
– Мы портвейн не пьем, – хмыкнула Томка.
– Портвейн – это вино? – спросила из-под локтя Светлана.
– Вино-вино, – легонько тронула ее ногой Томка. – Не для тебя.
– Ну, и как белая смерть? – спросил Ларчиков.
– Загорает, – сказал я.
– Томке загорать не надо, – уважительно покачал головой Буев. – Чистая негритянка.
– Ты бы на заводе шампанских вин работал, тоже негром стал бы, – сказал я.
Ларчиков хмыкнул.
Сверху послышался свист.
– Принимайте! – донесся до нас голос Мишки.
Покачиваясь, на веревке спускалось к нам цинковое ведро. Мы его приняли в шесть рук. Больше чем наполовину ведро было заполнено жидкостью.
– Вроде, шампанское? – наклонился к ведру Ларчиков.
– А то что же! – сказал сверху Мишка. – Брют.
Мы таращились на ведро. Шампанское в ведре я еще не видел.
– Оно же настаивается в бутылках, – задрал я голову, – а бутылки залеплены грязью. Сам видел.
Однажды я попал на завод шампанских вин и ознакомился с процессом изготовления. Сусло или как там оно называется разливалось по бутылкам, которые устанавливались в пирамидах. Бутылки были обмазаны черной грязью, чтобы на них не попадал солнечный свет. Вино настаивалось до нужной кондиции, затем в него добавляли ликер, и шампанское становилось сухим, полусухим, полусладким и сладким. Без ликера это был брют.