Сферы влияния

Она нервно хмыкнула и спросила не своим голосом: — Почему вы не пришли на встречу? — Меня… задержали, — это слово Майкрофт произнёс с каким-то особым нажимом, словно давая намёк, но Гермиона не сумела его понять.

Она убила человека. Да, он схватил её и бил, но ответная реакция была не пропорциональной. Она убила его. Собственным волшебством. Она прошла войну, ни разу не убив разумное существо, а теперь, в мирное время, просто защищаясь, лишила человека жизни.

Все мысли о том, что нужно держать лицо, исчезли. Они были совершенно не важными рядом с этим осознанием.

Майкрофт что-то ещё сказал — кажется, о том, что теперь придётся перестраивать всю схему, а Гермиона никак не могла отвести взгляда от того места, с которого унесли Рудольфа. Неожиданно в нос ударил запах алкоголя, и Гермиона почувствовала, что ей в руку вкладывают холодный гранёный стакан. Нервным движением она поднесла его к губам и выпила содержимое одним глотком, закашлялась, выпустила стакан из пальцев и вытерла с лица слёзы — виски оказался слишком крепким, — а потом выдохнула. — Когда вы успокоитесь, — произнёс Майкрофт, — мы перейдём в мой кабинет и обсудим сложившуюся ситуацию.

Она подняла взгляд и сделала над собой нечеловеческое усилие, чтобы ответить: — Разумеется.

Что бы ни произошло, у неё всё ещё были её обязанности. Если она сейчас разревётся, об уважении Майкрофта Холмса можно будет забыть, а значит, придётся забыть и о сотрудничестве, подвести Кингсли и провалить всю операцию. Позже. Она поплачет позже.

С этой мыслью она поднялась со стула, к которому ещё недавно была привязана, и последовала за Майкрофтом через открывшийся в стене проход в его кабинет, где на столе обнаружились её вещи: сумочка с заклятием незримого расширения, волшебная палочка, порт-ключ из Министерства и горсть галеонов. Она быстро схватила палочку, которая потеплела, словно радуясь встрече с хозяйкой, и только после этого забрала всё остальное.

Майкрофт занял место за столом, а Гермиона расположилась напротив. У нее всё ещё тряслись руки и стучали зубы, но она твёрдо решила оставить рефлексию на потом и спросила: — Что произошло? Мне хотелось бы понимать всю картину.

Майкрофт соединил кончики пальцев перед собой и ответил негромко: — Нас опередили. Мой дядя всегда был… проницательным.

Гермиона на этих словах прикрыла глаза, надеясь выбросить из головы картину того, как под воздействием её магии спотыкается и падает назад, разбивая голову, Рудольф. — Он верно предположил, что, потерпев неудачу в переговорах с ним, вы так или иначе постараетесь найти ему… замену. Если бы не Шерлок, он поставил бы на леди Смоллвуд, но, с учётом всех обстоятельств, выбор был достаточно очевиден.

Майкрофт достал из внутреннего кармана пиджака маленькую записную книжечку, пролистал её, освежая в памяти события, прикрыл и продолжил: — Его подвела старомодность. Не стоило доверять моё устранение фрилансерам. — Он пытался… — начала было Гермиона, а Майкрофт закончил за неё: — Получить у вас информацию? Это в его духе. Я думаю, что ему бы это удалось — так или иначе.

«Главное, что ситуация разрешилась: так или иначе», — почти дословно повторил слова Майкрофта Кингсли несколькими часами позднее. Гермиона сумела выслушать сообщение Майкрофта о том, что вопрос получения контроля над государственным аппаратом можно считать решённым, заверила его в том, что Шерлока выпустят в течение ближайших нескольких дней, попрощалась, рассказала Кингсли обо всём, что произошло — и на этом её силы закончились.

Полночи она рыдала, пряча голову у растерянного, не понимающего, в чём дело, Рона на груди, а когда сумела уснуть, провалилась в тёмный скользкий кошмар, наполненный кровью, болью, криками и едва различимыми, но бьющими по нервам обвинениями в чём-то смутном, но страшном.

А наутро всё стало как будто хорошо.

Она оставалась всё той же Гермионой Грейнджер, из зеркала на неё смотрела та же самая молодая женщина, уставшая, но в целом успешная. Возле губ не появилось злых складок, на руках не было крови, даже глаза оставались прежними — как будто их обладательница не совершила вчера убийства.

С этой мыслью — «всё хорошо», — она заставила себя пойти в Министерство, оттуда — к Джиму, который как-то странно посмотрел на неё и вдруг заметил: — В этом есть определённая притягательность. Даже сексуальность.

Когда она спросила его, о чём речь, он пожал плечами и невнятно ответил, что рассуждал о смерти и её культе, после чего перевёл разговор на моду на вампиров, но вскоре оставил эту тему. Он взялся за доработку черновика, и публикация книги всё приближалась — работоспособность Джима поражала. А его жизнелюбие поднимало настроение и заставляло улыбаться.

Майкрофт действовал с точностью до наоборот. Каждая встреча с ним ложилась на душу Гермионы тяжёлым грузом — с ним было тяжело даже говорить. Но, как ни странно, общение с ними обоими стало для Гермионы почти потребностью.

После тяжёлой недели она как на крыльях летела в захламлённую квартирку Джима, ела с ним пиццу, запивая вредной для зубов «Колой», и смеялась, помогая шлифовать предложение за предложением, главу за главой.

К Майкрофту она не летела, а шла как на плаху — его кабинет давил на плечи, угнетал, а аромат крепкого очень сладкого чая сбивал с толку. Но, если бы в какой-то из дней запланированная встреча с ним сорвалась бы, Гермиона, пожалуй, почувствовала бы себя раздосадованной. Как ни тяжело ей было, она привыкла к их холодным деловым беседам, действовавшим на неё лучше любых окклюментных техник, очищающим сознание от посторонних мыслей и оставляющим кристальную ясность мышления.

В рутине прошла осень, за ней — Рождество и Новый год, которые встретили весёлой шумной толпой в «Норе».

А в конце января Джим дописал книгу, окончив её словами: «Надеюсь, у тебя будут весёлые каникулы, Гарри» (1).

Примечания:

1. «Надеюсь, у тебя будут весёлые каникулы, Гарри» — цитата из книги «Гарри Поттер и философский камень» Джоан Роулинг, только там это не самое последнее предложение.

Глава шестнадцатая

Тот январь перед выходом книги Джима был удивительно спокойным — но это было не пугающее спокойствие, предвестник бури, а расслабленность, свойственная месяцу после шумного Рождества и Нового года.

Гермиона не слишком любила январь — сырой липкий снег за окном, так непохожий на пушистый снег в горах, где когда-то они с родителями катались на горных лыжах, навевал тоску. Но в этом году погода как будто решила преподнести ей сюрприз — зима была настолько мягкой, что снег лежал не дольше нескольких дней, и даже затяжного дождя, естественного при такой высокой температуре, не было.

Она стала много и с удовольствием гулять — аппарировала куда-нибудь в центр города, в Грин парк или на Трафальгарскую площадь, и направлялась к любой достопримечательности, которая приходила в голову. Путь до Парламента, осаждённого вездесущими магглами-туристами, нравился ей тем, что проходил мимо Вестминстерского аббатства, — и она всякий раз, сколько бы ни ходила, останавливалась перед двумя башнями над центральным входом и чувствовала, как прерывается дыхание от восторга.

Зато дорога до Тауэра — в добрых пять раз длиннее пути до Парламента — привлекала спокойствием. Мало кто из приезжих знал, как пройти через Сити, не заблудившись в искривлённых улочках.