Сферы влияния

— Вы всегда празднуете Рождество в одиночестве? — уточнил он, но мягко и почти приветливо.

— Последние годы, — почему-то ответила Гермиона. — А вы?

— Я не сторонник… семейных праздников, которые так любит мама.

Гермиона едва не засмеялась на этой фразе. То есть, конечно, она знала, что у Майкрофта и Шерлока Холмсов были родители, более того, даже вскользь знакомилась с их биографиями. Но одно дело — заполненные графы «отец» и «мать» в документах, а другое — очень живое «мама», да ещё и с уточнением, что она любит семейные праздники.

К счастью, Гермиона удержала улыбку и сказала, не столько желая сказать, сколько из необходимости ответить на откровенность откровенностью:

— Я, похоже, учусь предсказывать будущее, — Майкрофт достоверно изобразил на лице интерес, и Гермиона пояснила: — утром я солгала подруге, сказав, что в рождественскую ночь буду с мужчиной-магглом. Правда, в моей версии его звали Алан Тьюринг.

Может, Гермионе показалось, но Майкрофт улыбнулся почти нормально, не надел маску, а действительно отреагировал как живой человек.

— Неожиданный выбор, — сказал он.

Гермиона тоже улыбнулась, соглашаясь, что выбор, в сущности, и правда странный.

— Очевидно, с развитием информационных технологий ваша подруга не знакома.

— Очевидно. Равно как и деталями биографии мистера Тьюринга, — Гермиона улыбнулась шире, — иначе не сочла бы его подходящей компанией для меня.

— Потому что он работал на британскую разведку или потому что был гомосексуалистом? — теперь не вызывало сомнений то, что Майкрофт действительно улыбался.

— Пожалуй, оба пункта.

— Оба, — повторил Майкрофт и замолчал.

Было что-то невыносимо-странное в том, чтобы сидеть со старшим Холмсом вот так — как с обычным человеком, с хорошим знакомым, и обсуждать какую-то ерунду. Впрочем, вероятно, ему нечасто выпадает такая возможность. Он никогда не производил впечатления общительного человека, а если верить коротким эпизодам из воспоминаний, то друзей у него не было и в детстве. У него, конечно, был брат — но Шерлок мало подходил на роль человека, с которым можно приятно поговорить или, тем более, помолчать.

Когда через несколько минут также тихо и всё тем же живым тоном Майкрофт спросил:

— Вы ведь солгали мне в морге, не так ли? — Гермиона не успела выставить щиты и принять этот удар. Ещё до того, как с её губ сорвался хоть какой-то ответ, голова машинально опустилась в кивке.

Из кресла Гермиона подскочила рывком. Майкрофт остался сидеть и смотреть в огонь. Хотелось обвинить его в чем-то, оскорбить. Но не было повода. Он мастерски сыграл человечность — она поверила. Она солгала — он узнал правду. Больше ничего. Ничего личного, просто политика, работа, от которой зависит слишком многое.

Стакан стукнулся о крышку письменного стола. У Гермионы дрожали руки — мелко и очень неприятно. Если бы Майкрофт сейчас что-нибудь сказал: спросил бы, где сейчас Габриэль, заметил бы, что она, Гермиона, слишком доверчива — грянула бы буря. Гермиона не сдержала бы раздиравшей душу злобы.

Но он просто молча смотрел в огонь и выглядел по-прежнему как человек, а не как рептилия. Гермиона тяжело выдохнула и, не говоря ни слова, аппарировала домой и тяжело опустилась на ковёр. Подняла глаза и невольно выхватила из рядов заголовков на книжных полках тот самый: «Могут ли машины мыслить?» — тонкая брошюрка, стоящая обложкой вперед.

Если бы Майкрофт проходил тест Тьюринга (1), он бы, наверное, его провалил. Наверняка провалил бы.

Примечания: 1. Тест Тьюринга — эксперимент, который призван определить, кто участвует в некой игре — человек или машина. Задача машины, соответственно, убедить задающего вопросы в том, что она человек.

Глава двенадцатая

В отличие от Рождества, новый год прошел спокойно и без лишних эмоций, а уже на следующий день вихрь дел захватил Гермиону целиком. Второго января в её камине появилась голова профессора Вагнера, а потом и он сам целиком. Оттараторив положенное поздравление, он яростно дёрнул себя за бороду и сообщил: — Мне нужно немедленно ещё раз осмотреть вашего Смита, немедленно. Целитель Ойстерман высказал замечательнейшее по своей нелепости предположение — я должен немедленно его опровергнуть! — и, не дожидаясь ответа Гермионы, переместился в Министерство. Гермиона последовала за ним.

Кроме дежурного и двоих авроров им никто не встретился — и вскоре Вагнер уже склонялся над спящим Смитом с крайне сосредоточенным выражением лица. В этот раз он не проникал в его сознание, зато изучал мозговую активность и замерял скорость прохождения нейронных импульсов. В какой-то момент Гермиона поняла, что он хочет выяснить, и начала ассистировать, аккуратно поддерживая и направляя магические потоки. Смит не шелохнулся, разве что несколько раз дёрнул правым веком.

Спустя полчаса Вагнер отстранился, промокнул лоб платочком и произнёс: — Целитель Ойстерман совершенно спятил, заявляю вам это совершенно авторитетно. — Что он предположил, профессор? — спросила Гермиона. — Всплеск, спонтанный всплеск, ненаправленное, стихийное волшебство.

Гермиона наморщила лоб. О таком варианте она даже не думала — была уверена, что у Джима есть сообщник-маг, который помог ему стереть Смиту память. Предположить, что Брук нашёл маггла со стёртой спонтанным всплеском магии памятью случайно — немыслимо. Но жизнь любит бессмыслицы и нелепицы. — Вы уверены, что он ошибся? Это объяснило бы состояние всех связей, — проговорила Гермиона, но тут же возразила сама себе: — впрочем, это должен был бы быть волшебник очень большой силы. — Именно, — кивнул Вагнер, — и совершенно не владеющий собой. Ребёнку это не под силу. Что ж, я ещё подумаю над вашим случаем. Очень, очень интересно, — он уже собрался было исчезнуть в каминной трубе, но в последний момент остановился и сказал: — читал вашу статью в «La Conscience», весьма достойно, моя дорогая, весьма.

От этой похвалы Гермиона невольно покраснела — признание старого профессора значило для неё много. — Хотя для полноценной научной работы не хватает статистики, — тут же добавил он, и Гермиона улыбнулась: кто бы сомневался, что Вагнер найдёт, к чему придраться. — Да, я ещё подумаю. Возможно, Целитель Ойстерман захочет взглянуть на вашего Смита. Но не раньше весны.

Гермиона не стала говорить, что к тому времени надеется закрыть вопрос Брука раз и навсегда, и просто поблагодарила Вагнера за помощь и содействие, после чего, не заходя домой, отправилась к Малфоям.

После простуды Нарцисса была ещё слаба, зато гормональный фон восстановился почти полностью, а вместе с этим у женщины улучшилось настроение и снизилась тревожность. Гермиона провела два часа, аккуратно распутывая клубок противоречий и страхов в её голове, но, к сожалению, не сумела найти главную точку — собственно, ту причину, которая привела к потере памяти.

От Малфоя толку было немного — он не сумел разыскать предполагаемого любовника своей матери, но предположил, что он был магглорождённым и жил в маггловском мире. Во всяком случае, около года назад миссис Малфой стала значительно чаще появляться в немагическом Лондоне, среди её вещей даже нашлось два чека за такси — но по ним никого найти не вышло.