Шадринский гусь и другие повести и рассказы

Они набросились с палками и кулаками на медведя, стремясь его побить и изгнать с позором из храма Фемиды.

Однако чиновник Молчин и его сотоварищи не дали мишку в обиду; они обороняли его и при этом неистово кричали:

— Не сметь трогать его. Сей медвежонок губернаторский.

Оборонив зверя, они увели его из присутствия и водворили на знакомом дворе.

Гавриил Романович, прознав про историю с медведем, вначале вспылил, но затем обошелся и простил шутку Молчину, предав все забвению.

Совершенно иначе думали и решили об этом заседатель суда Шишкин и его компания. Они-то с небывалым для них рвением и усердием рапортовали о происшествии пребывающему в Санкт-Петербурге генерал-губернатору Тутолмину и, кроме всего прочего, обстоятельно донесли обо всем в Правительствующий сенат. И тут началась история.

Генерал-прокурор сената князь Вяземский, конечно, с жаром ухватился за донесение олонецких чиновников. Вряд ли следовало ожидать более подходящего случая, чтобы причинить неприятности Гавриилу Романовичу Державину.

Немедленно завели сенатское дело «о взятии медведем неподобающей ему роли генерал-губернатора».

Дело было неслыханное и сулило немало интересного.

Князь Вяземский заранее ликовал и, показывая сенаторам донесение олончан, злорадствовал:

— Вот, господа-милостивцы, смотрите, что наш превеликий пиита-умница делает! У него даже медведи идут за председателей.

Между тем и генерал-губернатор Тутолмин не дремал. Он поспешно объезжал дома влиятельных особ и всюду разносил весть о зловредной выходке державинских стряпчих. При этом он с мастерством сгущал краски.

И не удивительно, что после этого многие из посвященных Тутолминым особ обвиняли Державина в попустительстве чиновнику Молчину.

Сколь ни глуна и ни смешна была история с медвежонком, однако она грозила принять для нового губернатора неблагоприятный оборот. Два первых рангов важных государственных сановника — генерал-прокурор сената князь Вяземский и генерал-губернатор Тутолмин — могли представить Гавриила Романовича перед государыней в весьма невыгодном свете и тем повредить ему. И пожалуй, чего доброго, вызвать даже опалу.

Державин превосходно сознавал это и ждал грозы.

И она прогремела строгим сенатским указом, которым вменялось олонецкому губернатору безотлагательно дать объяснение по поводу истории с медведем, имевшей своим следствием оскорбление наместника и не менее допустимое осквернение присутственного места.

Прочитав грозный сенатский указ, Гавриил Романович понял, с какой стороны потянуло неприятным сквознячком, и по этой причине сразу потерял сон и аппетит. Он ходил из угла в угол по кабинету и отыскивал выход из своего затруднительного положения.

В душе пиита рокотал вулкан, — он представлял себе, как ликует и потешается его ненавистник князь Вяземский.

Державин и доселе не раз попадал в тяжелые жизненные передряги. Но он всегда находил лазейку. Спасал его остроумный и, может быть, несколько нахальный тон, который он применял в подобных случаях.

Продумав всю обстановку и ходы своих противников, хитрый и изворотливый, Гавриил Романович написал искусный и очень умный ответ Правительствующему сенату.

После перечисления всех титулов и общепринятых величаний он, между прочим, писал:

«Посколь мы живем в прославленный — и просвещенный век ее императорского величества мудрой императрицы государыни Екатерины Алексеевны, мы не предполагали, чтобы сие было нам поставлено в вину и тем более послужило поводом для беспокойств столь высокому российскому учреждению, каковым является Правительствующий сенат.

Исходя из сих соображений, мы не почли странного сего случая за важное дело и не велели произвесть по оному следствия, как по уголовному преступлению, а только словесный сделали виновнику выговор, ибо даже думали непристойным под именем государыни Екатерины посылать в суд указ о присутствии в суде медведя, чего не было и быть не могло».

Сенаторы поняли, как хитро и льстиво сплетена мемория губернатора Державина. Пиита повернул дело так, что его никоим образом не представлялось удобным доложить государыне.

На том все и окончилось.

Правительствующему сенату пришлось замять дело «о взятии медведем неподобающей ему роли генерал-губернатора», и Гавриил Романович Державин и на этот раз торжествовал победу.

1944

Рассказы о Суворове

Высочайшая награда

Всю Европу потрясла ошеломляющая весть — 11 декабря 1790 года русский полководец Суворов и его чудо-богатыри взяли грозную и неприступную турецкую крепость Измаил.

Русские войска овладели неслыханно знатной добычей. Между прочим, им досталось десять тысяч отборных коней. Офицеры тщательно выбрали из этого косяка сказочного скакуна, обрядили его в драгоценную сбрую и подвели в дар славному полководцу.

Однако Александр Васильевич Суворов, как всегда, отказался от добычи. Он поблагодарил господ офицеров за внимание и простодушно сказал им:

— Донской конь привез меня сюда, на нем же я отсюда и уеду.

Он подумал и, улыбаясь, добавил:

— Я и без того буду награжден государыней превыше заслуг!

Полководец твердо верил, что его великий подвиг не останется без награды. Петербургские курьеры уже мчались в Измаил с поздравительными депешами; придворные борзописцы и пииты, в числе которых был и маститый Гавриил Романович Державин, восторженно воспевали штурм и взятие Измаила. По этим добрым знакам Александр Васильевич уверил себя, что на сей раз его не минует фельдмаршальский жезл.

Увы! Предчувствия и ожидания измаильского героя оказались тщетными. Вскоре ему пришлось испить чашу горечи и разочарований — убедиться в том, что славные доблести ничто в сравнении с прихотями фаворита ее величества.

Между славным полководцем и светлейшим князем Потемкиным произошло незначительное, но весьма неприятное столкновение, имевшее в дальнейшем большие последствия.

По дороге в Санкт-Петербург Александр Васильевич Суворов прибыл в Бендеры для доклада светлейшему об измаильском деле.