Шафрановые врата

Когда я вошла в синие ворота с Фалидой и Баду, Манон от неожиданности подпрыгнула, открыв рот. Во дворе вместе с ней был француз Оливер в льняных брюках, но без пиджака; рукава его белой рубашки были закатаны до локтей. Они курили из шиешиМанон, открытая бутылка коньяка и два стакана стояли на низком столике.

Как обычно, на Манон была прозрачная дфинаповерх шикарного кафтана, волосы тщательно уложены, макияж идеален.

Она нахмурилась, изучая мой хик,пока я стояла, одной рукой держась за край открытой двери.

— Почему ты еще здесь? — спросила она бесцеремонно. — Что ты делаешь в Марракеше?

Я не ответила.

Фалида вручила ей корзину.

— Коленная чашечка и зуб, леди, — сказала она. — Хорошо? — спросила она с надеждой.

— Отнеси это в дом, — быстро произнесла Манон, взглянув на мужчину.

Он встал и взял свой пиджак.

— Тебе ведь не надо еще уходить, Оливер? — Манон положила свои тонкие пальцы на его руку.

Он опустил рукава рубашки.

— Дети вернулись. И, кроме того, у тебя есть компания, — сказал он, кивая в мою сторону.

— Ее никто не звал, — заявила Манон. — И я могу снова выпроводить детей. Скажи, что ты останешься еще ненадолго, Оливер, — произнесла она сладким голосом.

Но француз покачал головой.

— Мне все равно надо возвращаться на работу.

— Когда ты снова придешь, mon cher?

— В это же время на следующей неделе, — сказал он.

Так как он шел по направлению ко мне, я шагнула в сторону, чтобы пропустить его. Манон пошла за ним и взяла его под руку.

— Мы продолжим наш разговор в следующий раз, oui? — заговорила она, и он остановился, посмотрел на нее и провел рукой по ее щеке.

— Да, — сказал он, кивая, с неким подобием улыбки на губах. — Да.

Когда ворота за ним закрылись, Манон повернулась ко мне лицом.

— Зачем ты пришла? Ты прервала важный разговор, — сказала она. — Тебе незачем здесь находиться — ни в моем доме, ни вообще в Марракеше. Ты зря тратишь время, — прошипела она. — Allez. Иди. Я не хочу, чтобы ты была здесь. У нас с тобой больше нет никаких дел.

Баду бегал со своей лодочкой, возил ее по бордюру фонтана, но внимательно следил за нами. Я увидела, что мертвая птица была все там же. Она уже почти полностью разложилась; я отметила выеденные глаза, плоское тело и редкие перья.

Манон повернулась и пошла в дом, ее кафтан и дфинаразвевались за ней.

Я ушла. Чего я ожидала, когда шла в Шария Зитун с Баду и Фалидой?

В переулке было шумно: четверо мальчиков били мячом о стены. Баду пошел за мной, прижимая лодочку к груди; он остановился возле меня и стал наблюдать за мальчиками. Двое были старше его, один примерно его возраста и один немного младше. Самый маленький отбежал назад и ударил ногой по мячу, как только тот подкатился к нему.

— Они твои друзья? — спросила я Баду.

Он посмотрел на меня, покачивая головой.

— Я знаю Али. Ему шесть лет, как и мне. Он живет там. — Он указал на ворота дома напротив.

— Почему ты не играешь с ними?

— Maman говорит, что мне нельзя, потому что они арабы, — сказал он, продолжая наблюдать за мальчиками, а я прикусила нижнюю губу. — Она говорит, что я должен больше ей помогать. Она говорит, сын обязан помогать своей матери.

Я вспомнила, что он все свое время проводит в доме и во дворе, помогает Фалиде и приносит своей матери то, что ей понадобится. Я никогда не видела его с другими детьми в Шария Зитун, никогда не видела его играющим чем-нибудь, кроме веревок и деревяшек, одолженного на один день щенка или, как сейчас, купленной мной лодочки.

— Я сын. — Он вздохнул. — Вы придете к нам еще, мадемуазель? — спросил он.

— Не знаю, Баду. Может быть... может быть, когда вернется Oncle Этьен. Ты не знаешь, он скоро вернется? Или он уже приходил навестить Maman? — спросила я, стыдясь своего поступка: я выпытывала информацию у маленького мальчика.

Я говорила себе, что, возможно, Этьен уже был здесь, но Ажулай не знал об этом.

— Нет, — сказал Баду. — А теперь мне нужно идти домой, а то Maman будет сердиться.

— Хорошо, Баду. — Я инстинктивно, наклонясь, обняла его. И он обнял меня в ответ, крепко обвив мою шею своими маленькими ручками.

Теперь я надевала кафтан, хики покрывало каждый раз, когда шла делать покупки со своей плетеной сумкой. Я по-новому смотрела на иностранок во французском квартале, которые сидели с напитками и сигаретами и снисходительно посматривали на то, что делалось вокруг. Я наблюдала за ними в Джемаа-эль-Фна и на базарах, за тем, как они торгуются, покупая ковры и чайники, как пренебрежительно обходят нищих с протянутыми руками, выкрикивающих «бакшиешь, бакшиешь»— «пожалуйста, подайте».

Я поняла, насколько уязвимы эти женщины, ведь все могли прочесть их мысли по выражению лица, их прелести подчеркивались соответствующей одеждой, их тело было открыто настолько, что они выглядели почти обнаженными.

Хотя прошло всего лишь несколько недель, казалось, что я была одной из этих женщин, уязвимой и незащищенной вне района проживания европейцев, очень давно. И неожиданно я удивилась тому, что уже не думаю о себе как о такой женщине, озабоченной только своими незначительными желаниями.

Тем утром, когда прошел ровно месяц с тех пор, как Ажулай сказал, что Этьен может вернуться, я снова пересчитала свои деньги. Если бы я вообще ничего не ела, то, пожалуй, смогла бы продержаться еще недели две. Выхода не было. Ни одна из моих картин не была продана, я справлялась об этом каждые несколько дней. Я нарисовала еще три, при этом израсходовала всю бумагу и некоторые краски, но больше не могла себе позволить купить необходимое.

Но Этьен мог появиться в любой день! И тогда все было бы в порядке.

Как обычно, и этим утром я подошла к резной стойке отеля и спросила, нет ли для меня каких-либо сообщений. Мужчина, который чаще всего стоял за стойкой, — портье было трое или четверо — взглянул на ящички у себя за спиной и покачал головой. — Сегодня нет, — сообщил он как обычно, и я кивнула.

— Спасибо, — сказала я, но, прежде чем я вышла, он окликнул меня.

— Мадемуазель! — Его щеки слегка покраснели. — Я знаю, что вы американка. Но другие постояльцы... — Он замялся. — Некоторые напомнили мне, что они остановились здесь потому, что этот отель для гостей Марракеша, приехавших из Франции, Германии, Испании и Великобритании. Также из Америки, как вы.