Шафрановые врата

Я кивнула и подалась вперед.

— Да-да, хорошо. Расскажите же мне о нем!

Ажулай устремил взгляд поверх моей головы, словно не хотел смотреть на меня, говоря об этом.

— Он говорил, что не мог спать, что он не спал по нескольку ночей подряд. Он постоянно испытывал беспокойство; я видел, как он принимал таблетки из какого-то пузырька.

— Он всегда принимал их, — сказала я.

— В последний вечер, когда я видел его, — продолжил Ажулай, — он выпил бутылку абсента, всю, стакан за стаканом. Он курил кифбольше, чем следовало. Он принял больше таблеток, чем обычно. И все равно не мог успокоиться. Он то ходил, то садился, то ходил, то садился. Руки у него дрожали.

— Это понятно. Мысли о болезни... незнание, как долго это может продолжаться, прежде чем... — Я замолчала. Я не хотела говорить Ажулаю, что Этьен страдал из-за того, что бросил меня. — Значит, Этьен просто уехал? Он не говорил, куда едет? Или когда вернется?

Мы сидели молча. Наконец Ажулай сказал:

— Он упоминал и Касабланку, и Рабат.

Я подумала об этих многолюдных городах, о своей поездке с Мустафой и Азизом через Сейл. Мне вспомнились трудности, с которыми я столкнулась в поисках Манон здесь, в городе поменьше с французским кварталом, где я была в обществе европейцев, могла говорить на родном языке и чувствовать себя в безопасности. Я пыталась представить, как я приеду в Касабланку или Рабат в поисках человека, которого никто не знает, которого, может быть, там и нет.

Я прикрыла глаза рукой, понимая, что это невозможно, а Ажулай сказал, будто прочитав мои мысли:

— Это не совсем хорошие города для одинокой женщины, мадемуазель О'Шиа. — Ни иностранки, ни местные женщины не ездят здесь одни. — Он смолк, а я опустила руку. — Он вернется в Марракеш.

— Да? — загорелась я. — Так что, ждать? Но когда? — Я выпрямилась. — Когда, Ажулай? Когда он вернется?

— Возможно, он вернется в следующем месяце. Из-за Баду. Чтобы повидаться с Баду.

— В следующем месяце, — повторила я.

— Он просил, чтобы я заботился о нем — о Баду — как смогу, пока его не будет здесь. Хотя... я всегда заботился о Баду.

— Потому что Манон не может заботиться о нем должным образом.

Сказав это, я ожидала, что он будет защищать ее. Как ее любовник, он должен защищать ее, так ведь?

Послышался призыв к вечерней молитве, но Ажулай не преклонил колени и не прижался лбом к полу. Он поднялся и сказал:

— А теперь я должен возвращаться в сад. Я отсутствовал слишком долго.

— Конечно. Извините. Спасибо вам, Ажулай, что... что поговорили со мной об Этьене. Теперь я знаю, что он вернется в Марракеш, и я буду ждать.

На это он лишь слегка покачал головой.

— Я провожу вас до выхода из медины, — сказал он и надел бабучи.

Когда мы вышли на улицу, я поняла, каким эгоизмом с моей стороны было прийти к Ажулаю на работу и забрать его оттуда. А он, не раздумывая, привел меня в свой дом.

Когда мы пришли во французский квартал, Ажулай слегка коснулся моего плеча.

— Я думаю, будет лучше, если вы поедете домой, мадемуазель, — сказал он.

— Да. Я возьму такси до...

— Нет. Я имею в виду домой, в Америку.

Я нахмурилась.

— Я же сказала вам, что буду ждать здесь возвращения Этьена. Сейчас это еще важнее. Я... я хочу ему помочь.

Ажулай ненадолго закрыл глаза.

— Мадемуазель О'Шиа, я вижу, вы женщина решительная. Но...

— Но что?

Он посмотрел на меня, как будто хотел сказать что-то еще, но потом поднял руку, и перед нами остановилось такси.

Ажулай развернулся и скрылся в толпе.

По дороге в отель я вспоминала выражение его лица, когда он сказал, что мне следует возвращаться в Америку.

Я не могла определить, что оно выражало.

Глава 26

Я достала с верхней полки шкафа самый маленький чемодан и из-под белья вытащила паспорт и обратный билет на теплоход, а также конверт с оставшимися деньгами. Я сосчитала убывающие банкноты и поняла, что их надолго не хватит при том образе жизни, какой я вела.

Я села за стол и положила перед собой деньги, паспорт и обратный билет и вспомнила взгляд Ажулая, такой пристальный, когда он смотрел на меня, как будто его синие глаза пытались убедить меня в чем-то.

С приближением ночи в открытое окно стал проникать сладкий аромат розовых кустов и апельсиновых деревьев. Был апрель, лето в Марракеше. В Олбани только распускались почки на деревьях, земля была слишком холодной для высадки растений. Наверняка там шли дожди, небо было серым, но все же дул теплый весенний ветерок.

Я вспомнила о совете Ажулая уехать домой.

И представила, как открываю входную дверь своего дома, как меня встречает затхлый запах слишком долго закрытого помещения. Представила, как пойду к соседям Барлоу и заберу Синнабар. Я помнила запах ее чистой шерсти и мягкие лапки.

Я увидела себя вернувшейся домой, ставящей чайник, пока Синнабар трется у моих ног и мурлычет. Я представила, как пойду в свою студию посмотреть картины, все еще прикрепленные к стене. Я вспомнила картины Манон — какую дикую свободу они излучали!

Затем я увидела себя в первую ночь дома, как лежу в постели одна и смотрю на очертание старушки на потолке. Я увидела себя на следующее утро, как иду на швейную фабрику и ищу работу, а затем покупаю продукты для скромного обеда. После обеда я бы надела толстый свитер и села на крыльце, попыталась бы читать, поглядывая на проезжавшую по дороге случайную машину, поднимающую за собой пыль, или, если бы прошел дождь, прокладывающую борозды в грязи. Возможно, я бы зашла в дом, взяла кисть и стала перед мольбертом.

Что бы я нарисовала?

Я думала о наступающем лете, о том, как буду рано вставать на работу и приходить домой уставшая от скучной рутины, не требующей от меня отдачи. Я буду ухаживать за своим садом. Может быть, раз или два за лето я попрошу мистера Барлоу отвезти меня в Пайн Буш, чтобы я могла походить по болотам, поискать Карнер Блю и понаблюдать за дикой природой.

А затем появятся первые признаки осени, над головой потянутся стаи уток, в саду почернеют и скрутятся от мороза стебли томатов. Я слышала завывание северо-восточных ветров за окнами, возвещающих о долгой и суровой зиме, за которой последует новая весна с дождями, такими сильными, что будут гнуться деревья. А затем придет очередное сырое лето. Конечно, это были просто сезоны, смена времен года. Так же происходит и в других местах. Но не только мысли о временах года заставили мое сердце сжаться, когда я сидела за столом в своем номере в отеле Марракеша.