Шаг из тьмы

— Ага, мы с Халедом на кровати тоже в карты играли, по-дружески.

— Что, правда играли?

— В твоём мире нет сарказма?

— Ну мало ли, чем у вас тут принято на кровати заниматься.

— Тем же, чем и у вас, уверяю тебя.

— Мы, например, стихи читаем друг другу, — сделала честные глаза Вера, Дженис так расхохоталась, что на них обернулись, Вера изобразила недовольство:

— Чё ты ржёшь, я серьёзно.

Дженис засмеялась ещё громче, успокоилась и сделала хитрые глаза:

— И как тебе цыньянские стихи?

— Бомба вообще, — округлила глаза Вера.

— А ну расскажи хоть один.

Вера резко остановилась, встала в гордую позу оратора, и стала сочинять:

На королевском балу море вкусностей всяких,

Сижу весь в шелках на полу, изучаю

Сортир.

Дженис рассмеялась и зааплодировала, кивнула:

— У тебя есть задатки, — замерла и перестала улыбаться: — Подожди, он что, реально учил тебя писать стихи?

— Ну да. А что?

— В жизни бы не поставила рядом Шеннона и поэзию.

— О, ты плохо его знаешь, он мастер, — сделала значительное лицо Вера, осмотрелась: — Куда дальше?

— Туда, почти пришли, — Дженис указала на одну из дверей, Вера вошла, увидела просторную комнату ожидания и пару служанок в форме, Дженис одну забрала и скрылась за следующей дверью, Вера отказалась от услуг второй, подошла к зеркалу, стала поправлять макияж.

Дженис вернулась, тоже остановилась перед зеркалом, жестом отослала служанок за дверь, тихо сказала Вере:

— Губы накрась, твоя помада слишком бледная, это сейчас не в моде.

— У меня только одна помада, — развела руками Вера. Дженис достала из карманов арсенал, выбрала одну и протянула:

— На. Не думала, что она мне пригодится, сама не понимаю, зачем я её взяла. Боги тебя любят, видимо, к твоему платью подходит идеально. Тут ты, конечно, тоже дала жару.

— В смысле? — Вера взяла помаду, накрасила губы и вернула: — Спасибо.

— Да не за что.

— А что не так с платьем?

— Оно красное.

— Да я тоже считаю, что слишком ярко.

— Не в этом дело. Во дворце никто не носит красные платья.

Вера удивлённо посмотрела на Дженис через зеркало, она отвела глаза, как будто ей было неловко говорить такие вещи, но продолжила:

— Не так давно красный был официальным цветом королевской фаворитки, у неё был свой церемониальный протокол и своё место за столом, даже специальная лавка у трона была, король с ней не расставался, она чуть ли не страной плавила вместо него. Но потом его наследник женился на королеве Софии, она была с севера, там любовниц не жалуют, и она это всё отменила. Но красное всё равно никто не носит, по старой памяти.

— Охренеть, — прошептала Вера.

— Ты не знала?

— А откуда? Я вообще другое платье заказывала, но у меня выбор небольшой, что дали, то и надела, спасибо хоть перешить разрешили. Декольте было вот тут. Представляешь? Я сверху кружевами зашивала.

— Такая мода, — двинула плечами Дженис, ободряюще улыбнулась, не особо уверенно: — Я себе тоже шила всегда повыше, так многие делают, не все гонятся за модой. Хорошо, что ты зашила, глубокое декольте обычно носят весёлые вдовы и прочие искательницы приключений. Если бы ты была с таким, к тебе бы подкатывали… ловеласы, и всякие такие. Хотя, с этим гребнем, — она с усмешкой посмотрела на Верины украшения, довольно кивнула: — Ты в безопасности, вне зависимости от платья, хоть голой.

— Он всё-таки что-то значит? — полуутвердительно вздохнула Вера, Дженис подняла брови:

— Шеннон тебе не сказал?

— Нет.

— Этот гребень заказал император Ву, когда ехал свататься к императрице Ю, на тот момент это было самое дорогое украшение в мире, особенно учитывая, что центральный камень он из своей короны выковырял, второго такого нет. Сейчас я не знаю, сколько этот гребень стоит, учитывая историческую ценность, Шеннон получил его в наследство по завещанию императрицы Ю, старушка его страшно любила. Георг оспорил завещание в суде, потому что, по договору о присоединении Четырёх Провинций, все драгоценности императорской семьи, увезённые из империи, после смерти хозяев переходят в собственность музея, которым стал дворец. Шеннону пришлось отдать гребень в музей, но музей почти сразу ограбили, унесли гору драгоценностей, всё самое дорогое. Потом они всплыли на чёрном рынке в Ридии, их несколько раз воровали друг у друга бандиты, и в итоге Шеннон купил их все на государственном аукционе, после того, как взяли банду торговца краденым и арестовали его имущество. Привёз их сюда, устроил праздник в честь возвращения, Георг на этом празднике поднял тост и сказал, как он гордится своим тайным сыском, что они смогли вернуть драгоценности музею. А Шеннон сказал, что действовал как глава дома Кан, а не как подданный Карна, и тратил свои личные деньги, и королевский музей к этим вещам отношения не имеет. Там юридически всё довольно запутанно, благородные цыньянцы, подписавшие договор о присоединении Четырёх Провинций — вроде как не подданные короля, а гости, и их земли — это личные королевства, там работают цыньянские законы довоенной империи, даже если там земли два на два шага, они на этой земле — верховная власть. И с этой точки зрения, Шеннон имел право, это были просто драгоценности, которые он купил в Ридии, полностью законно, у него были документы с аукциона, с печатью падишаха — не подкопаешься. Георг сказал, что хочет эти вещи получить в музей. Шеннон сказал — ну купи. А Георг как раз тогда очередной кредит у Рубена взял. У него было лицо такое, что… — она посмотрела на себя в зеркало, попыталась изобразить вытянувшуюся физиономию, Вера рассмеялась, Дженис перестала кривляться и улыбнулась: — При дворе появилась модная идиома "Шеннопауза". Это когда… ну, ты весь в долгах, а тебе говорят: "Купи", точно зная, что ты не купишь. Или когда ты без ног, а тебе говорят: "Спляшешь — подарю", как будто нахрен послали, но кружным путём. — Я поняла, — кивнула Вера, пытаясь справиться со смехом, восхищённо покачала головой: — Ну не красавчик?

— Красавчик, — с усмешкой кивнула Дженис, — и не надо мне врать, что у вас ничего нет.

— Я такого не говорила, — шепнула Вера, — не распространяйся об этом.

— А это такой секрет, прямо тайна за семью печатями! — саркастично закатила глаза Дженис. — Он смотрит на тебя, как на собственность, там ничего говорить не надо, это уже обсуждает весь двор, а завтра будет обсуждать весь мир.

— И тем не менее. Никаких официальных заявлений.

— Да понятно… — Дженис стала собирать косметику, задумалась и улыбнулась Вере через зеркало: — Вернёмся — я тебя с братом познакомлю, он тебя как увидел, так до сих пор из транса не вышел, бедняга. Ну, у них в Ридии так говорится, что это брат, на самом деле, он мужа брат, троюродный, но он меня зовёт сестрой, и я его мать зову матушкой, там так принято. Пол-Ридии матушек у меня теперь. Ты всё? Идём.

Вера кивнула и вышла за ней. Они в молчании прошли несколько коридоров, Дженис указала на примыкающий, мимо которого они проходили:

— Вот тут если свернуть в галерею, подняться по лестнице, потом налево, в конце коридора будут групповые портреты, там есть картина, написанная на банкете в честь подписания договора о присоединении Четырёх Провинций, там Георг 15й, несколько генералов, император Ву и императрица Ю в том гребне, который сейчас на тебе.

— Надо будет сходить. Ты так хорошо знаешь дворец?

— Я здесь жила, — вздохнула Дженис, — моя мать была племянницей старой королевы, Георга 15го называла дядей, и я его называла дядей, — она задумалась, улыбнулась и вздохнула с печальным восхищением: — Какой был король! Я в него влюблена была в детстве, железный мужик, он словом горы двигал, при этом обаятельный, как сам дьявол, женщины его обожали. Я всё думала, что вот вырастут его сыновья, я себе одного загребу. А он родил сначала Шеннона, потом вообще Георга, так обидно было.

Вера рассмеялась, Дженис показала язык:

— Не смешно. Я долго к Шеннону присматривалась, но что-то не зашёл он мне, вообще никак, пришлось отказаться от этой идеи. Говорят, на детях гениев природа отдыхает. Может, внуки будут похожи. Надо будет их познакомить, да?

Вера с круглыми глазами повернулась к Дженис, усердно строящей невинные глазки, поражённо выдохнула:

— Ты вот о чём сейчас думаешь?

— Я просто мыслю стратегически, — улыбнулась в сто зубов Дженис.

Они рассмеялись, сворачивая в последний коридор перед игровым залом, там стояли принц Халед и министр Шен, которых при их появлении резко отпустило напряжение, это было заметно по их лицам и позам, так очевидно, что дамы рассмеялись, просто переглянувшись. Подошли ближе, Халед протянул руку к жене, она отпустила Веру и подошла к нему, он посмотрел на министра, на Веру, шутливо сказал: