Шаг навстречу

Ричард покачал головой. Сейчас он казался еще красивее. Он отошел в сторону и, расстроенный, тяжело сел на ступеньку лестницы.

— Любовь к тебе, наверное, единственное, что не изменилось. Но что хорошего выйдет из этого, если я сам не знаю, кто я теперь? Разве ты захочешь иметь дело с человеком, который внезапно осознал, что все, что он о себе думал, — неправда?

— Перестань, Ричард. — В три шага Бриджет оказалась перед ним. Она опустилась на колени, ей хотелось окутать его, как плащом, своей любовью и обожанием. — Сейчас же перестань. Не хочу слушать. Ты несешь чепуху.

— Да? — Он поднял на нее измученные глаза, словно это могло отогнать ее, но она осталась. — Подумай, Бриджет. Наверное, я чем-то разочаровал бабушку. После стольких лет, получается, ей было мало одного меня. Словно потерялось что-то, делавшее семью единой, и я до сих пор не могу с этим смириться. Раньше мы были счастливы, мы были едины. Ты была прекрасным дополнением к нашей семье, но, Бриджет, это я должен был ввести тебя в нее. Одним росчерком пера бабушка лишила меня веса, положения в семье, поставив тебя выше меня. Это больно, Бриджет. Это заставляет меня сомневаться даже в собственном существовании. — Ричард продолжил, закрыв глаза: — Знаешь, дети, вырастая, вдруг начинают тревожиться, не приемыши ли они. Они роются в старых фотографиях, чтобы найти ту, на которой мама держит на руках младенца. И только отыскав ее, могут спать спокойно. Это один из детских страхов. Но, знаешь ли, у меня ничего подобного не было. Я никогда не искал фотографий. — Он снова открыл глаза — в них стояли слезы. — Бабушка решила отправить меня на поиски. Теперь мне придется пересмотреть всю свою жизнь и выяснить — может, я и не значил в ее жизни так уж много, как мне казалось?

— Ричард, ты ошибаешься даже сильнее, чем думаешь, — торопливо заверила его Бриджет, не желая, чтобы размышления завели его еще дальше. Ей было больно видеть, как он борется с сомнениями и подозрениями, ранее не знакомыми ему. — Так же, как и твоя мать ошибалась, думая, что ее не любили. Бабушка обожала тебя. Она хотела только, чтобы ты сам заслужил свое место в мире. В ее сердце ты всегда был первым. — Бриджет наклонила голову и даже слегка улыбнулась, видя, как смягчился его взгляд, как боль потихоньку оставляет его. Голос ее звучал тихо, успокаивающе, убаюкивающе, заставляя его верить.

— Ах, Ричард, твоя бабушка любила тебя и твою мать. И меня. Но я всегда шла чуть после вас, потому что я не была ей родной по крови. Но у вашей бабушки была еще одна любовь, о которой она никогда не забывала, хотя большую часть своей жизни провела вдалеке от нее. Это Ирландия, Ричард. Я ведь только инструмент, способный помочь в том, что она хотела сделать ради этой любви. Она выбрала меня, чтобы передать свое состояние этой стране. Разве ты не видишь? Теперь, когда ты мне все рассказал, я понимаю, как вам обоим больно. Это не грех. Ты имел право негодовать и страдать, и спрашивать, почему мне достались такие деньги. Но сомневаться в себе, Ричард? Как это могло случиться? Прежний Ричард просто сказал бы — значит, так получилось, придется жить с этим. Ричард, которого я любила, держал судьбу за хвост и точно знал, чего он хочет и куда идет. Прежний Ричард принял бы решение своей бабушки, потому что уважал и любил ее. Мы не можем повернуть события вспять. Что случилось, то случилось. Но если ничего нельзя поделать с тем, что произошло, то, может, мы научимся жить с этим? Если твоя мать будет лелеять свою рану и ранить меня, бабушка от этого не вернется назад, чтобы объяснить своей дочери все, что было в глубине ее души. Если ты перестанешь любить меня или себя, то положение от этого не изменится.

— Я ничего не хочу менять, Бриджет, — вздохнул Ричард. — Я хочу, чтобы все было как прежде. Неделю назад наш мир был в безопасности. Теперь он разлетелся на куски. Моя мать ощущает себя брошенной. Ты хочешь, чтобы я любил тебя так, как будто ничего не случилось, как будто ты прежняя ласковая, доверчивая девушка, ухаживающая за моей бабушкой. Но ты уже не та, как и я больше не тот человек, от прикосновения которого все превращается в золото. Как мы сможем любить друг друга по-прежнему?

— Ричард! Ответ в том, чтобы просто любить друг друга. Разве ты не видишь, как я тревожусь за тебя? Разве ты не видишь, что любовь может все на свете изменить? Я могу залечить твою рану. И не тем, что верну деньги твоей бабушки, а своей нежной любовью к тебе. Я могу все изменить, потому что, как бы ни шла наша жизнь, каждый день привносит в нее нечто новое.

— Может, и так, — сказал Ричард, и Бриджет поняла, что он согласен. Если бы они могли развеять боль, которую причинило им завещание миссис Килберн, им ничто больше не угрожало бы.

Ричард неотрывно, с тоской смотрел в полные надежды и обожания глаза Бриджет, чувствуя, что может раствориться в них. Если бы он присмотрелся пристальнее, то увидел бы себя таким, каким видела его она — человеком, достойным любви и уважения. Может, рядом с Бриджет он смог бы избавиться от своих страданий, засунуть их в сундук и накрепко запереть. Со временем вопросы, которые отравляли ему жизнь с тех пор, как было оглашено завещание Моры Килберн, позабудутся. И этим вечером, в тишине дома его бабушки, окруженный ее любимыми вещами, Ричард снова ощутил ее нежную любовь к нему. Снова и снова Мора Килберн проявляла свою любовь, ничего не требуя взамен. В эту минуту Ричард перестал сомневаться и принял ту любовь, которую предлагали ему сейчас, в этом доме, где всегда были так щедры в любви. Обеими руками он взял лицо Бриджет и стал внимательно вглядываться в него. Она не пошевелилась, не моргнула — она понимала, что сейчас Ричард поймет, любовь ли владеет его сердцем, или боль от того, что он считал предательством со стороны бабушки. Бриджет затаила дыхание, надеясь, что стук ее сердца не спугнет его. Она молила Бога, чтобы Ричард сумел заглянуть в ее сердце и увидеть, как она его любит. Молча она умоляла его понять, что его любовь для нее превыше всего.

Девушка почувствовала, как напряглись его руки, когда он запустил пальцы в ее волосы. Он медленно вел ладонями по ее шее, пока его пальцы легко не коснулись ее горла. Ричард ласково поглаживал ее бархатистую кожу, потом его ладони поползли по ее плечам, затем по спине. Пальцы были широко расставлены, словно он измерял ее тело, затем его руки сомкнулись на ее талии, так что Бриджет чуть не задохнулась. И только тогда он понял, только тогда осознал, что на самом деле жило в его душе все это время. Он притянул Бриджет к себе. Жадно приник к ее губам, заставляя их открыться, он словно пробовал ее на вкус, так, как никогда не делал раньше. Бриджет неистово обняла его за шею, прижавшись к нему всем телом, словно долго спавшее пламя ныне яростно вспыхнуло в них обоих.

Они падали, падали на пол. Они нежно перекатывались друг через друга, шепча, прикасаясь друг к другу, покусывая, и ни один не был в силах насытиться другим. Они восхищенно ласкали кожу друг друга, их сердца бились в такт, и всякая действительная и воображаемая боль уходила из сердца. Они забыли обо всем, кроме желания.

Губы Ричарда ласкали ее плечи, его руки срывали с нее одежду. Он целовал ее грудь, и Бриджет извивалась от страсти, умоляя его не останавливаться. Его руки были везде — и нигде. Ощущение от прикосновения его пальцев было таким, словно перья беспорядочно падали на ее обнаженное тело, и вот они стали силой, подчинившей себе Бриджет. Он ласкал ее до тех пор, пока она не забыла обо всем, и действительно необходимым для нее осталось только плотское наслаждение. И тогда, прежде, чем Ричард овладел ей, прежде, чем он дал ей ту любовь, которой она так безнадежно желала, он посмотрел на нее таким долгим испытующим взглядом, что Бриджет показалось, что она сейчас закричит, так и не дождавшись того, чего так желала. Его губы приоткрылись, он прошептал ее имя, но Бриджет заставила его замолчать, помогая ему войти в себя так, словно они уже много лет были любовниками, а не стали ими впервые в эту ночь. Ричард уступил, послушный ее просьбам, ее страсть передалась ему, и его любовь была нежной и уверенной. Неистовые бесы, однажды разлучившие их, а теперь бросившие в объятия друг друга, сделавшие его жизнь невозможной без нее, были изгнаны навсегда.

Когда все кончилось, когда они лежали в объятиях друг друга, единственным звуком, нарушавшим тишину дома Моры Килберн, было их усталое дыхание. Бриджет Девлин привлекла к себе Ричарда Хадсона и прошептала так, как никогда раньше:

— Я люблю тебя…

Эти несколько слов были такими искренними, такими волшебными, что он закрыл глаза и крепче прижал ее к своей широкой груди — так, что она больше не могла прошептать ни слова.

14

Из стрельчатого окна над кроватью в комнате Бриджет серебристо-серый свет падал на обнаженное плечо Ричарда. Не в силах удержаться, Бриджет протянула руку и коснулась его, любопытствуя, греет ли этот свет его тело. Она легко провела пальцами по нечетко очерченному в полумраке мускулистому плечу. Девушка оперлась на другую руку, ее длинные волосы спадали с плеч. Обнаженная, она осторожно выпрямила ноги, затем поджала их, свернувшись клубочком возле Ричарда, вбирая в себя до последней капли тепло, исходящее от его распростертого тела, наполовину укрытого огромным пуховым стеганым одеялом. Ричард пошевелился во сне, что-то пробормотал, затем снова глубоко уснул. Бриджет ласково положила руки на его плечо, закрыла глаза, словно только так она могла полностью почувствовать его, затем осторожно снова легла, терпеливо дожидаясь его пробуждения. На этот раз она повернула голову так, чтобы видеть, как он дышит. Поняв, что сейчас еще очень рано, Бриджет неохотно закрыла глаза и попыталась уснуть. Но сон не шел, и ей пришлось бодрствовать и размышлять. Она перебирала в уме все, что случилось за последние дни и недели. С той ночи в доме Моры Килберн прошел месяц. Месяц робких разговоров, страстной любви, возбуждавшей их до такой степени, что под конец уже ни один из них не вспоминал о доставшемся Бриджет наследстве. Месяц радости. Да, сказала себе Бриджет, радости. Она не допустила бы других мыслей, не приняла бы других выводов. Даже когда Ричард задумывался, глядя на нее так, словно у него было тяжело на сердце, Бриджет была способна объяснить эту грусть в его взгляде. Он так старался растолковать ей множество вещей, касающихся ее вкладов, касающихся жизни в этом мире. Ричард, считала она, был измотан переговорами с адвокатской конторой, заинтересованной в нем как в партнере. Он решил, что все будет сделано как надо. Ричард снова был хозяином самому себе, и Бриджет списывала его непривычную усталость на многочисленные дела, которые требовали его внимания в этой жизни. Бриджет не думала, что в его усталости виновата все еще таящаяся в его душе печаль. Она не желала замечать вопроса в его задумчивом взгляде. Вместо этого она прогоняла его печальный взгляд поцелуем или объятием, или шептала ему что-нибудь на ухо.