Шагая по пустыне...
Шрифт:
Я не жалею, что не занялся муравьями и увлекся аммофилой. Дела ее не столь уж просты. За нею неотступно следует небольшая серая мушка. У нее большие красные глаза, черные пятнышки по бокам брюшка и крупные жесткие черные щетинки, рассеянные по телу. Мушка ловка и осторожна. Она все время сзади, на почтительном расстоянии, не попадается на глаза осе, очень осторожна. Еще бы, вдруг заметит, бросит добычу, погонится за неприятельницей. У мушки отличное зрение и она вовсе не так уж и близорука, как принято думать о насекомых. Я пытаюсь поймать мушку сачком, два раза досадно промахиваюсь, и, несмотря на это, мушка быстро находит жертву и продолжает следовать за нею по пятам. Интересная мушка,
Аммофила же ничего не подозревает. Ее черно-красное тельце с зеленой гусеницей так и мелькает среди камней. Но вот она оставила гусеницу в тенистом уголке за камешком и сама помчалась в сторону, скрылась, нигде ее не видно.
Мушка не смущена исчезновением охотницы. Уселась на травинку почти над самой гусеницей, спокойна, неподвижна. Один раз соскользнула вниз, села на мгновение на гусеницу, но не отложила на нее свои яички, хотя это было сделать проще простого, а возвратилась обратно на свой наблюдательный пункт. Зачем рисковать яичками. Вдруг оса не вернется к добыче, бросит ее или что-либо с нею случится. Гусеница на виду, на земле, не спрятана. Так не полагается. Неожиданно муха взлетает, исчезает. Гусеница одна, будто никому не нужна.
Я оглядываюсь вокруг, ищу осу и муху. Наконец слышу легкий звон — звук вибратора. Он мне хорошо знаком: оса вибрирует крылышками и челюстями, когда роет норку. Быстрая, энергичная, она уже почти выкопала норку. Земля так и летит струйками из-под ее сильных ног. А муха, оказывается, сидит рядом на камешке, поглядывает на работу землекопа. Как она нашла ее? Может быть, тоже по звуку вибратора. От затеянного строительства до гусеницы почти два метра.
Наконец оса кончила рыть подземное убежище для будущей детки. Почистила яркий костюм, промчалась разыскивать добычу. Муха не покидает своего наблюдательного поста, будто уверена заранее, что к жилищу для детки мать обязательно вернется.
Оса немного ошиблась, попала в другое место. Покрутилась, нервно размахивая усиками и вздрагивая крыльями, но все же нашла камешек, у которого спрятала гусеницу, схватила ее, потащила. Поднесла ношу к норке, стала бегать вокруг, как бы желая убедиться, что все в порядке, никто не угрожает ее делам. Но не заметила главного: притаившуюся на камне муху. А та замерла, не шелохнется, улучила момент, бросилась на гусеницу, пощупала ее молниеносно и — обратно.
Теперь, пожалуй, надо попытаться поймать врага осы. Но снова досадный промах. Наверное, все кончено, муха более не появится. Но опасения напрасны, проходит несколько секунд и она снова на своем наблюдательном посту, не сводит глаз с осы и ее добычи.
Поведение мухи меня не на штуку заинтересовало. Я даже рад, что ее не смог поймать, хотя все наблюдение может пропасть, если муха будет упущена. Ведь так важно знать, кто она такая. Мир насекомых велик, только одних мух, занимающихся подбрасыванием яичек на чужую добычу, наверное, несколько тысяч видов, принадлежащих к разным родам и семействам.
Почему бы мухе сейчас не воспользоваться отлучкой хозяйки добычи и не отложить яички? Дела-то идут к концу. Сейчас гусеница будет затащена в подземелье. Но и на этот раз у мушки, наверное, свой особенный и безошибочный расчет. Последний и решительный момент для главного действия еще не наступил, торопиться не следует, мало ли что может произойти с осой или гусеницей.
Вспоминается, что у ос-аммофил бывает сильно развито воровство. Иногда воровка-оса из-под самого носа товарки утаскивает парализованную добычу и, отбежав с нею на порядочное расстояние, распоряжается с нею по-своему. Вдруг попадется такая воровка. Тогда все будет напрасно, зря будут отложены яички на гусеницу,
упадут с нее на землю. Да и мало ли что еще может произойти. Гусеницу могут утащить муравьи, птицы. И такое бывает. Да и сама оса не застрахована от неожиданной гибели. Нет уж, надежнее всего караулить здесь, возле норки.Оса закончила обследование. Успокоилась, не нашла ничего подозрительного. Поднесла гусеницу к самой норке, забралась в нее, высунула оттуда голову, схватила добычу и исчезла с нею в глубине.
Проходит несколько секунд. Сейчас, наверное, оса отложила на гусеницу яичко. Вот она выскочила наверх, обежала вокруг приготовленного для детки убежища.
А муха?
— Что же ты зеваешь, глупая преследовательница? Сейчас все будет закончено, и норка закрыта. Или, быть может, ты раньше отложила яички, а я прозевал, не заметил?
Нет, муха не зевака. Ловкая и быстрая, будто отлично зная наперед все действия осы, она улучила момент, соскочила на землю, села на самый край норки, спружинила тельце, выбросила из брюшка крошечную белую кучку и опять села на свой наблюдательный пост. В лупу я успеваю заметить, что белая кучка — штук двенадцать крохотных личинок.
Мои нервы напряжены до предела. Имея дело с такими энергичными и торопливыми насекомыми и самому надо быть поспешным. В величайшей спешке я едва успеваю взглянуть через лупу на происходящее, вовремя наставить фотоаппарат на действующих лиц, и хотя неудачно, опять пытаюсь изловить сачком коварную муху.
А дальше происходит неожиданное. Оса, прежде чем засыпать норку, ударом ноги сбрасывает кучку личинок в подземелье, совершив круг осмотра, пятясь и молниеносно мелькая ногами, забрасывает норку землей. Вскоре ничего не остается от норки. Детка устроена. Дела все сделаны. Оса даже не уделила времени на традиционную чистку своего туалета, взмыла в воздух, направилась к сиреневым зарослям шалфея. В последнее мгновение я успеваю заметить, как за нею, пристроившись сзади, мелькнула и коварная серая мушка.
Неужели она, такая ловкая, будет и дальше преследовать аммофилу, вместе с нею летать по цветам, лакомиться нектаром, восстанавливая свои силы, следовать за ловкой охотницей, когда та будет разыскивать свою добычу, ночевать рядом с нею где-нибудь на травинке, пережидать непогоду, будет с нею до самого конца жизни, ловко и безошибочно подбрасывая личинки на очередную жертву! Интересно бы все это узнать!
Как же теперь с мухой? Она осталась неизвестной.
Как много бы я отдал за то, чтобы она сидела у меня в морилке. «Не пойман — не вор». Наблюдение, не подтвержденное определением насекомого, — теряет ценность. Что делать? Надо искать! И я ползаю по камням, разглядываю и ловлю мух, похожих на мою знакомую. У всех моих спутников дела уже закончены и пора продолжать рейс. Желая помочь, они тоже ловят мух, и каждую минуту ко мне тянутся пробирка с пленницами. Но среди них нет ни одной коварной охотницы.
Но счастье копится. Неожиданно на камне я вижу сразу трех мушек, серых, красноглазых, в черных крапинках на брюшке и с длинными крепкими щетинками. Ну, теперь бы не промахнуться.
Наконец-то! Теперь можно продолжать путь дальше.
Спуск в глубокий и обрывистый каньон реки Чарын долог и тяжел. Сперва надо пройти по гребню совершенно голых и красных гор, покрытых мелким гравием, затем перебраться через крутые скалы и закончить путь по каменистой осыпи. Спустившись, мокрый от пота и усталый, я усаживаюсь на берегу стремительно бегущей реки, и после жаркой сухой пустыни с наслаждением вдыхаю запах влажного воздуха и прибрежных зарослей.