Шагая по пустыне...
Шрифт:
Иногда с роем происходит что-то непонятное. Будто воздух взмыл резко вверх и вздернул коротким рывком за собой всех сразу пилотов. И так подряд несколько бросков в разные стороны. Дымок папиросы плывет струйкой кверху, не колышется, значит, воздух неподвижен, и прыгают комарики сами, по какому-то неуловимому сигналу. Сходным образом громадные стаи скворцов, летающих на юге зимою, в изумительном согласии делают внезапные повороты, виражи, подъемы и падения, стайки мелких рыб совершают мгновенные броски, прячась в коралловые рифы. Как все это происходит и какой имеет смысл у комариков? Ни звук крыльев, ни зрение тут не имеют значения, а, конечно, что-то совершенно особенное и еще не известное науке.
Несколько взмахов сачком, рой рассеян, оборвался звон крыльев. Но проходит десяток минут, и комариков будто магнитом стянуло вместе, они вновь реют в воздухе дружной компанией.
В
И тонкий звон крыльев, и тысячи светлых точек на солнечном пятне, и медленное путешествие по лесу — все это для того, чтобы облегчить встречу с подругами, рассеянными в большом дремучем лесу.
А что это за таинственные взметывания всего роя, странные подергивания? Какое они имеют значение? Каков механизм, управляющий миллионным скоплением насекомых, и какие органы чувств обеспечивают эту необыкновенную слаженность сигнальных звуков и движений?
Кто и когда сможет ответить на эти вопросы?
По берегам озер, особенно мелких, засоленных, с топкими берегами, водятся мушки-береговушки. Небольшие, серенькие, продолговатые со слегка зеленоватыми глазами, они не блещут внешностью. Но одна особенность заставляет обратить на них внимание. Береговушкам неведомо одиночество, они всегда держатся большими скоплениями. Часто вся кромка воды и мокрого ила усеяна ими. Они копошатся плотной массой, едва ли не соприкасаясь друг с другом телами. В каждом скоплении десятки, сотни тысяч насекомых. Впрочем, кто считал: быть может, даже миллионы. Мушки легко бегают как по топкому илистому берегу, так и по воде. Они все время в движении, что-то слизывают с поверхности болотной воды, наверное, бактерий, инфузорий или водоросли, часто взлетают, садятся, снова взлетают. Кромка берега — их любимое место, за что они и получили такое название. Мушки откладывают яички в ил, в котором развиваются их многочисленные личинки. Здесь они питаются корешками растений, водорослями.
Мушки-береговушки целыми стайками толпятся по берегам болот.
Соленое озеро — обитель береговушек. Возле него на маленьких озерках с лилово-красной соленой водой и белоснежными, покрытыми солями берегами их особенно много. Без них как-то и не представляешь этого края озер, тростников и буйной солончаковой растительности.
После необычно многоснежной зимы и дождливой весны 1966 года уровень воды в Соленом озере поднялся почти на метр. Большая вода продержалась и до самой осени, когда я заглянул сюда. Полюбовавшись синим озером, поглядев на рои комариков-звонцов, на объедающихся ими паучков и ящериц, на многочисленных легкокрылых стрекоз, я вспомнил и про мушек-береговушек и удивился. Они куда-то исчезли. Впрочем, что за темные облачка на гладкой поверхности воды посредине маленьких озер. Да это береговушки! Вода затопила илистые берега и мушки, изменив своим обычаям, стали теперь собираться на воде, отказались быть береговушками, расстались с землей, превратились в плавунчиков. Нынешние берега, заросшие солями, им не понравились.
Все же кое-где по бережкам есть небольшие скопления. Одно такое сборище я вижу поблизости. Мне хочется сфотографировать мушек. Задача нелегкая. Как к ним подобраться. Тысячи глаз видят меня, и среди тысячи глаз обязательно найдутся глаза самых осторожных. Они не в меру чутки и взлетают прежде времени, а за ними и все остальные. Взлетают как-то по-особенному, наверное, подавая сигнал опасности, так как после обычного взлета покой скопления не нарушается. Точно такие же порядки существуют и в больших стаях уток, гусей, антилоп, газелей, оленей и многих других животных.
Впереди по бережку на крошечных лапках коротенькими шажками семенит трясогузка. Иногда взглянет на меня черными глазами и… раскланяется. Трясогузка ловит береговушек, и они, такие ловкие, перед ней разлетаются. Но иногда элегантному охотнику сопутствует удача, и трясогузка быстро-быстро склевывает добычу. Передо мной разлетаются в стороны так же, как и перед трясогузкой, уступая дорогу, и меня будто всюду сопровождает мертвая зона.
Тогда я хитрю. Пытаюсь подкрадываться только к маленьким группкам. Среди них, мне кажется, меньше осторожных, подающих тревогу. И верно! Мушки меньших скоплений доверчивей. Может быть, и трясогузка вот на таких
разинь тоже рассчитывает. Медленно-медленно я склоняюсь с фотоаппаратом над мушками. Но расстояние еще велико. Надо становиться на колени. Только как же это сделать в жидкой грязи?Выход находится. Помогает неизменный спутник — посох. Положив его в грязь, на него можно опереться коленом. Несколько раз щелкает затвор. Пожалуй, хватит. Но что с моим коленом? Оно в липкой черной грязи. Половина полевой сумки грязная. А ноги совсем погрузились в месиво. Пытаясь встать, я завязаю еще больше. С трудом освобождаясь от плена, невольно сравниваю себя с домашней мухой, попавшей на липкую бумагу.
Теперь скорее к воде отмываться. Впрочем, все это неважно. Лишь бы вышли снимки.
Синее-синее озеро в ярко-красных берегах сверкало под жарким солнцем. Наверное, из-за берегов оно и называется Кызыл-Кулем, «Красным озером». Когда-то, много миллионов лет назад, когда на Земле были совсем другие животные и растения, тут тоже плескалось озеро. Теперь от него остались только вот эти красные глины. Может быть, и это озеро — жалкий остаток древнего озера-великана?
Я иду вдоль берега, сопровождаемый тоскливыми криками куличков-ходулочников. Иногда налетят крачки и закричат неприятно и пронзительно. Что им надо? Может быть, испытывают мои нервы, желают от меня избавиться. Издалека поднимаются осторожные белые цапли, утки-отайки. Птицы не доверяют человеку, откуда им знать, что у него нет смертоносного оружия, а в руках фотоаппарат, сачок да самые добрые пожелания всему живому, приютившемуся на этом озере среди глухой и высохшей пустыни.
На пологом бережке на мокром песке у самой воды тучи мушек-береговушек. Это какой-то особенный вид. Никогда такие мне не встречались, очень они крупные. Испокон веков они тут живут и некуда им отсюда переселяться: вокруг сухая и жаркая земля. Мушки-береговушки поднимаются передо мною и сразу же садятся позади. Высоко над землей подниматься не в их обычае, можно попасть какому-нибудь хищнику. Так и иду я, нарушая их покой и сопровождаемый роем. Мушки очень заняты. Из мокрого ила вытаскивают крошечных белых червячков-олигохет. Это их еда и добыча.
По бережку бегают белые трясогузки. Они очень заняты, озабочены, охотятся за береговушками, и хотя мух масса, поймать их, таких вертких, нелегко, разве только что попадется какая-нибудь нерасторопная. Согнувшись, перебежками, мечутся трясогузки по бережку, а сами поглядывают черными бусинками глаз на меня, боятся, близко не подпускают. Тоже не верят человеку. Слепит солнце, жарко, тихо. Берег становится обрывистым, нависает стеной. Не хочется выбираться наверх в пустыню, там сухо и еще жарче, и я бреду под кручами по колено в приятной теплой воде. Легкий ветерок протягивается синими полосами по озеру, налетает на берег, и я вздрагиваю от неожиданности: раздается громкий шелест, будто встрепенулись листья высокого дерева. С удивлением осматриваюсь и только тогда вижу необычное. Красный обрывистый берег местами почти серый, так много на нем высохших шкурок больших стрекоз. Здесь личинки выползли из воды и, чтобы не достаться многочисленным куличкам, бродящим по самому мелководью, забрались повыше. Потом у них лопалась на спине кожа и, оставляя старую некрасивую шкурку, выходила чудесная большая ярко-синяя стрекоза.
Здесь много тысяч шкурок, а стрекоз ни одной. Лишь кое-где промчится одиночка над самым берегом, сверкнет крыльями и исчезнет. Чем тут питаться? Нет возле озера мелких насекомых, а мушек-береговушек не возьмешь с земли. Вот и покинули стрекозы озеро, надолго разлетелись во все стороны на охоту. Что им, прекрасным летуньям! Придет время, прилетят обратно на свою родину и отложат в синее озеро яички.
На песке я неожиданно замечаю странное насекомое. Небольшое, темно-желтое, без крыльев с двумя длинными хвостовыми нитями и коротенькими усиками. Оно оказывается личинкой веснянки. Незнакомка быстро несется к песчаному уступчику над плоским берегом и там исчезает. Я вглядываюсь в это место и вижу, что почва тут пронизана мельчайшими ходами, будто ноздреватая, а когда поддеваю ее лопаткой, то передо мной открывается великое множество таких же личинок. Они копошатся в земле, пробуравили ее во всех направлениях норками, их тут несметное количество, миллионы, нет, миллиарды. Что они тут делают, откуда берут пищу, что с ними будет потом, никак не понять. Странные личинки, загадочна их жизнь. В одном месте берега, продырявленные и ослабленные личинками веснянок, обвалились, не выдержав волн. Кто бы мог подумать, что насекомые могут быть разрушителями береговой линии. Да еще такие крошечные.