Шах и мат

– Мэллори, если он будет продолжать в том же духе, то станет чемпионом мира.

Я все еще чувствую теплое касание его пальцев.

– Но я уже не справилась.

– Знаю. Однако вместе мы сможем придумать, что делать, – он наклоняется, взгляд прикован ко мне. – Будь моим секундантом. Помоги мне обыграть этот кусок дерьма.

– Я… Если я стану твоим секундантом, мы постоянно будем тренироваться вместе. Я буду знать все. Изучу тебя так хорошо, что тебе будет сложно потом меня удивить. Если я стану твоим секундантом, то буду знать тебя как свои пять пальцев.

На его лице расплывается красивая, мягкая полуулыбка.

– Думаешь, я этого не хочу?

– Нолан…

Я переворачиваю его ладонь и принимаюсь изучать ее. Она такая большая – гораздо больше моей. Линии и бороздки пролегают глубоко в коже. Было бы так легко провести по ним пальцами, обрисовать эти узоры.

Я… Не знаю. Может, это плохая идея. Может, я недостаточно хороша. Не понимаю, откуда в Нолане этот огонек, на который я всегда летела. Не знаю, смогу ли стоять рядом с ним и быть далеко.

Я ничего не знаю, но у меня есть один вопрос, который я хочу задать:

– Нолан?

– М?

– Зачем ты прилетел в Вегас?

Его пальцы сжимают мои. Мое слабое сердце делает сальто.

– Мэллори. Потому что здесь была ты.

Глава 20

– Если ты пойдешь ладьей на g5…

– …тогда слон…

– …но эта пешка…

– …на g7…

– …нет, если не хочешь подставить короля под удар…

– …знаешь, есть такая штука, называется рокировка…

– Эм… ребята?

Мы с Ноланом поворачиваемся к Тану и одновременно раздраженно выпаливаем:

– Что?

Тану стоит, прислонившись к косяку. Выражение ее лица скорее скептическое, чем испуганное. Волосы собраны в небрежный пучок, комбинезон в виде коалы висит свободно. Она в очках, а значит, уже сняла линзы, а это, в свою очередь…

– Уже одиннадцать сорок. Вы здесь сидите с двух, и, кажется, вас все устраивает. Но если вы вдруг решите, что героические подвиги украинских гроссмейстеров середины прошлого века недостаточно питательны, в холодильнике пирог из курицы.

Нолан мрачнеет:

– Почему вы не позвали нас на ужин?

– Мы звали. Трижды. И каждый раз вы бурчали что-то нечленораздельное. Я записала это на камеру и сделала микс с Dragostea [48] для тиктока. Хотите посмотреть?

– Доброй ночи, Тану, – отвечает Нолан.

Она хорошо знает его, поэтому исчезает прежде, чем он встает.

– Давай поедим, – говорит он мне.

– Подожди. – Я тяну его за рубашку. – Нам нужно закончить…

– Тебе нужно поесть. Идем.

48

Dragostea Din Tei (рум. «Любовь под липами») – самая популярная песня молдавской поп-группы O-Zone, хит 2004 года.

Когда я сказала Дарси, что часть декабря и январь буду жить у Нолана на севере штата Нью-Йорк (да, у него свой дом; да, я пробормотала: «Ешь богатых» [49] , когда он мне сообщил), сестра скептически посмотрела на меня и спросила: «Насколько разумно ехать в уединенный домик в лесу в компании Убийцы королей?»

Спустя несколько недель я все еще не уверена в ответе. Я сижу на кухонном столе и наблюдаю, как Нолан стоя поглощает еду – быстро, по-деловому, будто забрасывает уголь в топку. Очевидно, мыслями он все еще в партии, которую мы анализировали.

49

Появление этого антикапиталистического лозунга связывают с высказыванием, которое приписывают Руссо: «Когда людям будет нечего есть, они съедят богачей».

Его дисциплина, конечно, впечатляет.

Он просыпается раньше, ложится позже и работает усерднее, чем все, кого я знаю. Он относится к себе со всей строгостью. Целеустремленный, исключительно упорный в разборе чужих партий: препарирует каждый ход, постоянно возвращается к тому, что уже пройдено, смотрит несколько партий сразу и продумывает ходы наперед. Нолан никогда не устает и ни в чем не сомневается. Он упорный, даже одержимый. Его воля тверда как сталь, и, как бы странно это ни звучало, этим он привлекает.

Вряд ли ему недостает чего-то еще.

У него есть пять секундантов: Тану и Эмиль, которые тоже сейчас живут с нами, и трое гроссмейстеров, каждому из них за тридцать. Они специализируются на дебютах и пешечной структуре и приезжают несколько раз в неделю. Нолан тренируется с каждым из нас: придумывает выходы из сложных ситуаций, анализирует партии Коха, пересматривает свои старые партии в программе и изучает мои на предмет слабостей. Но сейчас остальные люди кажутся ему неважными. Они лишь капли в бездонном океане дней, которые он проводит со мной.

Остальные многого не видят. Комбинации и идеи, которые ускользают от других, имеют смысл в наших с Ноланом головах.

– Пойдем посмотрим «Роковой патруль», пока мама с папой работают, – предлагает Эмиль в один из вечеров, когда становится ясно, что никто не может за нами угнаться.

В наших отношениях есть что-то еще, кроме шахмат. После пробуждения я босиком иду по деревянному полу, зная, что найду его там, где он обычно завтракает. Я готова рассказать ему о мыслях и идеях, которые пришли мне во время сна. Его глаза сканируют каждую комнату, в которую он входит, и он успокаивается только тогда, когда замечает в ней меня. Иногда мне хочется подойти к нему вплотную, чтобы выпрямить кудряшки, растущие у него на затылке.

Мы все еще не сыграли друг против друга. Мы вместе изучаем информацию, анализируем, разбираем и воспроизводим чужие партии, но ничего больше. И все же… Что-то происходит, я не могу точно сказать, что именно. Наши взаимоотношения состоят из множества слоев, они многогранны, разбиты на мелкие фрагменты – в моей прежней жизни не было ничего подобного. Для дружбы в них недостаточно уюта, для интрижки – легкости, для всего остального – дистанции.

Может, мне стоит воспринимать Нолана просто как парня – не врага, не друга. Не больше чем друга. Он просто парень, который круто играет в шахматы. Парень, который застрял у меня в голове и ведет себя так, будто я застряла у него в мыслях.

– Можно взять твою машину на завтра? – спрашиваю я.

Мы находимся в часе езды от Патерсона. Я езжу домой где-то раз в неделю. Рождество, Новый год. Когда нужна маме – что теперь случается не очень часто, потому что мы можем позволить себе новые лекарства. Она думает, что я хорошо зарабатываю и не возвращаюсь домой, потому что беру дополнительные ночные смены в центре для пенсионеров. По крайней мере, история про деньги – это правда. Нолан платит своим секундантам очень даже щедро.

– Конечно. Куда поедешь?