Шахматист
Шрифт:
— Он подвёз меня до отеля и уехал. Что рассказывать? — недоумевала женщина.
Я решил задать вопрос конкретнее:
— Куда вы направились после этого?
— В номер, легла спать, время было позднее, около 3 ночи, я долго просидела со своим мужем в участке, и только Дмитрий Владимирович уговорил меня поехать в отель, — рассказала, наконец, женщина.
— На ресепшине могут подтвердить, что вы не выходили из номера до утра?
— Да.
— На каком этаже располагался ваш номер? — спросил я.
— На втором. Какое отношение это имеет к делу?
— Вы могли покинуть номер
— Наверное. Я не знаю! Я сразу легла спать, — засуетилась она.
— Кто-то может это подтвердить? — чуть жёстче начал я.
— Нет. Но…
— В отеле есть камеры? — перебил я.
— Скорее всего нет. Это самый дешёвый мотель города, там номер с видом на парковку, — с отвращением вспоминала Боткова.
— О чём вы разговаривали с Ординым?
— Я выясняла, может ли мой муж избежать наказания за то, чего он не совершал. И он ответил, что каждый ответит только за то, в чём виновен.
— Он ничего не говорил про встречи с кем-то или, может, куда он едет?
— Домой, конечно. Ему некуда больше ехать, — с удивлением сказала та.
Она что-то пробубнила себе под нос и утёрла слезу.
— На конверте с запиской от преступника найдены ваши отпечатки. Можете ли вы это объяснить?
— С каким письмом? Я ничего такого ему не оставляла! — оскорблённо сказала Боткова.
— Под вашими ногтями найдена его кожа, и на одежде Ордина ваши потожировые следы, — выкладывая листы с результатами экспертизы, проговорил я.
— Мы с ним повздорили, признаю. Я отдавала ему… эээ… долг. Я ему должна ещё с начала этого года.
Женщина неловко улыбнулась.
— Вы же говорили, что не были знакомы с ним до этого, — подловил я.
— Да, но… Ладно! Я хотела дать ему денег, чтобы он помог мне уменьшить срок мужу, но он был категорически против, и мы поссорились. Но никакого письма там не было! Я оставила конверт с деньгами в машине и ушла.
Для себя я всё понял. Задав ещё парочку ненужных вопросов, я завершил запись и отпустил Боткову. Я могу понять отсутствие алиби и нечёткость мотива, но откуда отпечатки на конверте? Странно, очень странно… Забрав документы у Сергеича и немного побеседовав с ним о его моральном состоянии, я направился к Лере. Она сидела в морге и как раз доделывала необходимые мне бумаги.
— Ну, как успехи?
— Почти доделала. А твои? — ответила она, улыбаясь.
— Ох… Устал ужасно. Остался Варавин и конференция, и всё. Самый отвратный день в моей жизни подойдёт к концу. — пробудил я.
— Да ладно тебе. В любом случае, с документами Максу возиться, — мило отвечала она, подняв брови.
— Это да. С этим ему не повезло. Правда, спина болит от этих уродских деревянных стульев, — продолжил жаловаться я.
— Я, как единственный врач в этом помещении, обязана это исправить, — пошутила патологоанатом.
Девушка поднялась из-за стола, подошла и начала массировать мне плечи и руки. Как это было приятно. Наконец моя спина почувствовала облегчение! Но самое главное облегчение я ощущал от того, что мы наконец-таки нормально разговаривали с Лерой. Я уже забыл, какие у неё нежные руки.
— Ну что? Легче? — спросила она, выглядывая из-за
моей макушки и прожигая своими прекрасными зелёными глазами.Я кивнул. И поднявшись со стула, развернулся к ней. Я стоял близко к ней и полы её халата касались моих ног.
— Лер. Я…
Я не успел договорить. На телефоне высветился знакомый мне номер «Сашечка».
— Ты? — подходя к телефону, произнесла девушка.
— Я рад, что мы знакомы, — соврал я.
Она уже взяла трубку и радостно просияла в ответ этому Саше. Я забрал папку и, помахав рукой, ушёл. Конечно, я солгал, и хотел сказать совершенно иное, но был ли смысл? Наши с ней разговоры напоминают мне тающий ледник, который затапливает всё кругом. Время заниматься делом. Пойду перекушу и там подожду Макса с Сашей.
Прождав целых три часа экспертизы и поболтав с Максом об обыске, меня ждал ключевой и последний, слава Богу, допрос. Варавин сидел неподвижно, как кукла, и был настроен явно критично. Повторив ту же процедуру начала записи, я снова приступил к сути:
— Ваши отпечатки были найдены на теле третьей жертвы. Как они туда попали?
— Он мой отец. Я встретился с ним до его смерти, мы поссорились. Отрицать не буду, — уверенно проговорил юноша.
— Отчим. — поправил я, — Из-за чего произошла ссора?
— Я предпочитал называть его отцом. — возразил тот. — Он изменил моей маме.
— Чем кончилась ваша ссора? — устало спросил я.
— Он уехал в ЗАГС узнавать о процедуре развода, а я был дома. Я осуждаю отца за его поступок, но я любил его, — грустно проговорил Марк.
— Кто-то может подтвердить ваше алиби? — вновь спросил я.
— Камеры в подъезде и на магазине за домом, — чётко и по делу отвечал Варавин.
У меня сложилось впечатление, что он полностью чист. Варавин не увиливал от ответа и признавал ссору, при этом говорил чётко и уверено. Да и об отце отзывался очень тепло.
— Вы могли покинуть дом иначе, — утвердительно сказал я.
— Я живу на девятом этаже. Вряд ли я бы вылез в окно, да и во дворе всё напичкано камерами. Я спал. — произнёс Марк.
— В вашей квартире было найдено множество шахматных журналов, — продолжил я.
— Занимался раньше… Но разве это незаконно — хранить их дома?
— Также мы нашли отпечатки Ботковой на кухне и в ванной, — с уверенностью наседал я.
— Она приходила мириться со мной. Я виделся с ней исключительно из-за Тани. Только Таня верила, что в этой дуре ещё осталось что-то человеческое, — он ещё сильнее погрустнел.
— Когда вы виделись с Ботковой в последний раз? — уточнил я.
— Недели три назад. Я уезжал из города.
Варавин отвечал ясно и по делу. Не первый раз на допросе, знает, как себя вести, ну и ему явно нечего скрывать. Ничего особенного в его квартире нет, мотив у него мутный, а камеры Макс сразу глянул — на них его нет. Да и анализ крови, сделанный Лерой при задержании, показывает, что в крови много успокоительного. Он спал — я был в этом уверен. Я отпустил его под подписку о невыезде. Моя уверенность в вине Боткова была не полной, но времени не оставалось. Макс в скоростном режиме доделал документы, и вот спустя минуту мы уже разговаривали с нашим непревзойденным руководством.