Шакалы пустыни

— А я тут причем? Ничего похабного Бомон не вытворяет. Молчит, ну, характер такой. А что конкретно и отчетливо на переводчицу молчит, так не на профессора же или на меня ему молчать? Да и «Латино» ему не интересен. Отсталый человек, дитя темного века.

— Слов у вас много. А ведь могут возникнуть и проблемы, – намекнул Вейль, устраиваясь на диване и разуваясь.

— Поняла. Присмотрю.

Капрал Бомон торчал у борта, мушкет стоял у его ноги – бдит выздоравливающий герой. Не оборачиваясь, проворчал:

— Да, мадам-гражданка?

Катрин пристроилась рядом, обозрела чудесную речную панораму и незаметно, но крепко двинула подчиненного локтем под дых (учтя местонахождения здоровой и незадетой половины тела). Бомон охнул и оперся о планширь растопыренными руками.

— Мне не нравится, – сообщила Катрин.

— Что именно не приглянулось, черт бы вас взял? – с трудом переводя дыхание, уточнил капрал.

— Многое. Что это за «мадам-гражданка»? Имеем неудержимое желание поиздеваться над благодетельницей?

— А вы кто? Отпетая аристократка и мадам, даже когда разгуливаете в рваных арабских штанах .

— Штаны мои покою не дают? Или ночной горшок за мной заставляю выносить?

— Верно, не заставляете, – подумав, согласился капрал. – Но мне гадко видеть, как вы с арабской девушкой обращаетесь. Она ведь тоже человек. Вы ее еще кулаком поучить вздумайте.

— Кулак у меня слишком твердый, с Анис и пинков хватит. А ты ей кто? Брат, муж, жених, любовник? Ты соратник по команде. Веди себя соответственно. Нужно будет – я и тебе, и ей синяков наставлю, и не задумаюсь. Вы мои подчиненные. Это вас должно сплачивать. Разрешаю перемолвиться с несчастной девушкой словечком, пустить скупую и горькую слезу, осознать печальное, но вполне доступное служивому уму, состояние дел. А с личными делами и взглядами будете разбираться, когда служба кончится.

— А у нее ничего не кончится, – убежденно пробухтел Бомон. – Она у вас как рабыня. Вы ее не отпустите.

— Неужто? Лично я страшно хочу домой. Так что «как только, так сразу» я сваливаю. До вас мне вообще дела нет, выкручивайтесь как хотите. Разве что вот штуцер могу на память оставить. Я, между прочим, против вас ничего не имею, пока вы не дурите и четко выполняете служебные обязанности.

Капрал молчал.

Катрин кивнула и вернулась в каюты.

— И? – поинтересовался дремлющий шеф.

— Напомнила славному воину о целесообразности соблюдения дисциплины. Теперь он думает.

— Безнадежно. Все эти люди лишь о пригоршне лишних пиастров мечтают, да о том, чтоб нам в сапог помочиться, – неожиданно изрек Вейль.

— Экий вы сегодня мизантроп, – вздохнула архе-зэка.

— Слишком жарко. Слушайте, а что вы здесь толчетесь? Идите и отдыхайте. Завтрашний денек определенно нас утомит.

— Так точно, босс! – подтвердила Катрин и подумала, что начальник охраны здорово устал. Худеет на глазах и вообще… Дело не в физическом утомлении. Это все сны.

Спала Катрин действительно так себе: отвыкла от крошечной каюты «Шеп», а нынче здесь еще и перенаселение случилось – пришлось принять архе-профессора, внезапно сбежавшую с флагмана. Вроде и никакие сны-намеки не наведывались, но переводчица всхлипывала во сне, Камилла непрестанно вертелась, Дикси неугомонно патрулировала меж рундуков, надеясь на счастливую встречу с крысой, на пристани перекликались часовые… Под утро посетил сон поганенький, хотя и без всякой сверхъестественности: будто сдуру села архе-зэка на смоляной канат и испачкала брюки. Во сне Катрин сильно разнервничалась, поскольку штаны были камуфляжными, а смола все маскировку почему-то непоправимо испортила. Удивительно нелепое сновидение, даже какое-то разочаровывающее. Во сне злая шпионка отправилась искать уайт-спирит для очищения, но тут поняла, что ее настойчиво будят…

Как выяснилось, все члены экспедиции уже были на ногах, бодрые и преисполненные корыстно-исследовательских надежд. Катрин едва успела глотнуть кофе.

— Не вздумайте затеять какое-то кровопролитие! – ужаснулась де Монтозан, увидев штуцер за плечами архе-служанки. – Мы должны быть тихи и незаметны, как горные ящерицы! Пальбой вы все сорвете!

— В смысле – стрелять вообще нельзя? – поинтересовалась Катрин. – А вы зачем тогда пистолетами увешались?

— Пистолеты для самообороны в самом крайнем случае! – объяснила профессор. – И не смейте сегодня мне прекословить! Это всех касается! Я принимаю все полноту руководства на себя и если кто-то испортит дело, удушу вот этой рукой.

Научный и вспомогательный состав экспедиции посмотрел на растопыренные пальцы руководительницы: ногти де Монтозан были, против обыкновения, в приличном состоянии, да и остальное не внушало особого ужаса.

— Мы двинемся или нет? – нудно осведомился заранее уставший «Спящий».

«Археологи», стараясь не привлекать внимания, цепочкой прокрались через пристань. Рюкзаки, фляги, инструмент и соблюдаемое многозначительное молчание нагоняли особой таинственности – часовые на всякий случай отдали честь. С кормы «Шеп» смотрели вахтенные, Анис, сонный капрал, оставшиеся стеречь имущество и больного психолога-аудитора. Катрин подумала, что если бы поспать еще часика три и выйти в уже проснувшийся порт, все вышло бы куда как незаметнее.

Все в том же молчании шагали по еще спящей улице, Катрин замыкала шествие и вспоминала о недопитом кофе, а чуть ли не подпрыгивающая от нетерпения профессор возглавляла подчиненных и все ускоряла шаг. По-правде говоря, де Монтозан, невзирая на научную степень, не была истинным археологом. Азартная кладоискательница и упоротая феминистка-авантюристка – вот кто у нас Камилла. В целом же процессия сомнительных личностей, ряженых в бурнусы, с заткнутыми за пояс пистолетами (не держать оружие на виду предпочитал лишь начисто лишенный романтики и тщеславия «Спящий) походила на шествие театральных разбойников. Катрин представила профессора с рыжими бакенбардами, горланящую «настоящие ученые всегда идут в обход!» и фыркнула.

— Что, что здесь смешного?! – немедля обернулась чуткая научная руководительница. – В такой решающий день и абсолютно идиотские смешки?! Ради святого дерьма и собственного выхода на свободу, Катарина, соберись-ка с мыслишками! И задерни никаб, с закрытым ртом ты выглядишь поприличнее.

Доктор и научный помощник покосились на архе-зэка глубоко осуждающе. Даже Дикси, выглядывающая из кармана профессорского рюкзака, не одобряла – «тут крысы могут быть, серьезнее надо, серьезнее!»

— Да что такое? Просто нос зачесался. Все, молчу, – Катрин демонстративно зачехлила лицо.

— Вот и молчи! – все свирепела пылкая профессор. – Где эти чертовы лошади?!

— Три дома и налево, – борясь с зевотой, сообщил Вейль.

Хозяин лошадей и его помощник, с изрытым оспой, абсолютно не театральной, а истинно-бандитской физиономией, воззрились на прибывших французов с подозрением. Отсутствие толмачки, серьезной поклажи и сосредоточенные лица «археологов» вызвали неизбежные опасения. Вейль принялся объясняться с луксорцами. Жестами и уже выученными арабскими словами объяснил, что переводчица и «фрэнч-бей» ждут путников на дороге. Прохиндеи-коноводы переглядывались, но тут Катрин изрекла волшебное «Аллаху алим!» и экспедиция все-таки начала грузиться на лошадей.