Шальные миллионы

Думы, думы… Нет им конца и завершения, одни загадки и сомнения. И часто напевала: «Парней так много холостых, а я люблю женатого…» Если заходила в лес или гуляла в одиночестве, пела эту песню громко, в голос.

Радовал гонорар за книгу. Большие деньги позволили наладить быт: дом содержать, Полине платить, и учительнице английского, и массажисту… Денег уходило много, цены на продукты все ползли и ползли вверх. Думала о людях, страдала от сознания, что жизнь в стране ухудшается, и было неловко тратить много денег. Недавно она покупала скумбрию холодного копчения. Попросила положить четыре самых крупных. Продавщица тщательно подбирала. Анне понравились тушки, и она попросила добавить еще и еще.

Подошедшая старушка спросила, сколько стоит рыбка. Продавец молчала. Анюта назвала цену — сто девяносто семь рублей. Старушка поблагодарила за то, что ей любезно ответили. Покорно потушила интерес в своих синих глазах и пошла прочь. Прочь пошла и Анна, терзаемая болью и стыдом.

Как жить, когда близкие тебе люди так унижены и обездолены?

Но что делать, она не знала. И скорее бежала домой к дедушке. Вот кого она любила все больше и больше.

Подполковник Константин Воронин приезжал иногда в форме, погонах, входил к Анюте в кабинет, докладывал:

— Страж народа и государства и вашей личной безопасности прибыл.

Устраивали чай или кофе и долго сидели у камина. Вести о книге были неутешительными. Изданную на Волге повесть прочел председатель кооператива и не выразил особого удовольствия. С кислой миной проговорил:

— Повесть как повесть, издать можно, но вряд ли она будет пользоваться большим спросом.

Костя хотел забрать книгу, но издатель задержал.

— Печатать будем. Сказал же вам!.. Вначале дадим небольшой тираж, для пробы.

Видимо, заинтересован был в долларах, которыми расплачивался подполковник.

Кто-то сфотографировал их. Они стояли у стены типографии: Костя — в форме, рослый и прямой, издатель, напротив, — низенький бородач, «шуруп», как будет называть его Константин. И фамилия-то у издателя жуликоватая: Шугалей Алексей Ноевич.

— Что же они издают?

— Видел у них книжки — «Записки Казановы», «Валюта мира», «Анжелика и король».

«С такими книгами, — думала Анюта, — тягаться трудно. Видно, там, на Волге, и читатель другой, и запросы иные».

— Расскажете о новом задании? — спрашивала Анна.

Не сразу и нехотя Костя рассказал о новом деле, которое поручил ему генерал Старрок. Надо было последить за одной красоткой и через нее выйти на Иванова, наследника миллиардов, украденных у нашего государства и уплывших за океан.

— И вы согласились?

— Да, конечно. Дело серьезное, только очень уж трудное. Золотой Принц, или Еврей Иванов, — и так его еще звали, — живет скрытно, прячется от людских взоров, его оберегает свора лакеев, охранников, — и только жена его, молодая красавица, будто бы ведет обычный образ жизни: ходит по магазинам, ресторанам и даже своего автомобиля не имеет. Ситуация непонятная, но все данные нашей разведки говорят об этом. Нужна иная разведка, более глубокая, мне ее и поручают.

— Никогда не думала, что в стране нашей есть такие люди.

— Есть, Анюта. Как та музейная крыса тащила в свою черную сумку сокровища страны, так и отец этого самого Золотого Принца, взобравшись на высочайший пост, сгребал в свой угол миллиарды. Как он это делал, еще мало кто знает, — это тайна за семью замками, — но вот нам и поручается приоткрыть над ней завесу.

Он сказал «нам», видимо, и Анне готовил место в предстоящей операции, и Анюта это его желание услышала.

— Но Принц, — продолжал Костя, — не просто ожидает наследства, — он активно действует: продает рубли за доллары, качает за рубеж миллионы тонн нефти, сотни и тысячи тонн редких металлов. Он посредник, и от каждой сделки имеет двадцать процентов. Но есть подозрение, что посредством сложных махинаций от многих сделок все деньги текут ему в карман.

Потрясенная размахом хищений, Анюта чувствовала боль в сердце, ее особенно угнетало бессилие, невозможность чем-нибудь помочь своему народу, государству, Родине. Скажи ей сейчас: пожертвуй собой, и справедливость восстановится, — она бы и минуты не раздумывала. Но даже и ценой жизни нельзя победить зло.

А Костя продолжал:

— Генерал мне сказал: «Я тебя и в Америку за ним следом пошлю. Понял теперь, какая птица летит к нам в руки?»

Минуту или две молчали.

— Мафии тут сцепились, — объяснял Костя. — Как у нас в Питере. Вчера на Торжковском рынке разборка двух мафий была. Подъехали два десятка машин, во все двери рынка ворвалась сотня молодцов с металлическими прутьями, пятнадцать минут эти прутья свистели над прилавками. Били по арбузам, дыням, помидорам… Поднялась стрельба, одного убили. И как быстро налетели, так же быстро испарились. Милиция опомниться не успела, а их и след простыл.

Анна призадумалась.

— Костя, неужели и вы…

— Я — иное дело. Я свою мафию не знаю, она за прилавками не стоит. И Старрок видит перед собой одного человека, ну — двоих, как и я — Старрока. Но и он, и я нутром чувствуем: мы — орудие мафии, ее инструмент. Однако не на того напали: я выполню роль разведчика, буду служить государству. Ты знаешь, сколько мы с тобой у них изъяли, а много ли себе присвоили? Да ничего. Я только и думаю о том, когда придет время возвращать. И сейчас-то согласился для того, чтобы выследить украденные миллиарды.

— Костя! Ты — герой. Бери меня в свою разведку, — пойду хоть на край света.

В порыве душевного волнения и преданности Анюта поцеловала Костю.

Не было вестей от Олега, — ни звонка, ни писем. Да, признаться, Анюта и не очень ждала. В большие тиражи книги как-то не верилось, а если и пойдут они — пусть идут.

Вставала по-прежнему рано, еще затемно. В полдень, после обеда, ей хотелось спать; дедушка залезал на русскую печку, и она в его кабинете на втором этаже заваливалась на диван. И спала час, а то и полтора, и еще, валяясь на нем, читала Диккенса. Ела понемногу, пила и того меньше, — как прима-балерина берегла свой постоянный, идеальный девичий вес.

Костя приезжал часто, почти каждый день, но теперь в субботние и воскресные дни привозил Амалию. Она приехала с курорта, принимала там мацестинские ванны и заметно приглушила болезнь суставов. Была весела, много говорила и Анюту считала избавительницей от Тариэла.

Однажды Костя приехал поздно вечером, сказал, что останется ночевать, а Анну увел для «серьезного делового» разговора.

И начал без предисловий:

— Завтра начинается операция, которую надо будет продолжить в Америке. И тебе в этой операции отводится едва ли не главная роль.