Шаловливый дедушка

— Последний вопрос, где находилась эта клиника и как была фамилия врача? — спросила Мариша.

— Клиника находилась под Сосновом, — ответила Татьяна без колебания. — Очень красивое место, на берегу озера, а вокруг прекрасный сосновый лес.

Тихо, птицы поют, но тем не менее не совсем глухомань, сообщение удобное, в нескольких километрах от лечебницы проходит шоссе, по которому ходил рейсовый автобус. От Соснова меньше получаса езды.

— Извините за нескромный вопрос, — снова заговорила Мариша, — а деньги вы Людмиле выплатили?

— Не успела. Она должна была прийти за ними три дня назад, но почему-то не пришла. Когда появились вы и сказали, что вы от Людмилы, я сначала решила, что она послала вместо себя за деньгами вас.

Так она точно мертва?

— Мертвее не бывает, можете не беспокоиться, — подтвердила Мариша. — Спасибо, вы мне сильно помогли. А насчет вашего мужа, бог вам судья. Если кто-нибудь снова объявится с требованием денег за кассету, звоните мне вот по этому телефону.

— А вы думаете, что это возможно? — снова побледнела Татьяна. — Я имею в виду.., ведь Людмила мертва. Кому же тогда прийти за деньгами?

— Может быть, у нее был сообщник, — сказала Мариша. — Так что не расслабляйтесь. И, если что, сразу звоните. Я вам дала телефон подруги, там меня всегда можно найти. На работу мне звонить не в ваших интересах, сами понимаете. Я займусь вашим делом в частном порядке.

С этими словами Мариша ушла, оставив администраторшу в полной прострации, она боялась появления нового претендента на ее деньги. Несмотря на охвативший Маришу триумф, ей следовало поспешить, если она хотела успеть поговорить сегодня еще и с Вокиной. Но Мариша уже догадывалась, что та ей расскажет. Как, впрочем, и о том, кем на самом деле была убитая Людмила. Но это не приближало Маришу к разгадке ее убийства.

Вокина жила в недавно отреставрированном доме дореволюционной постройки. Именно отреставрированном, потому что он хранил стиль давно ушедшей эпохи. Все тут было точно так, как в начале двадцатого века, когда дом был построен и принадлежал графу М. П. Толстому. Стиль эпохи модерн сохранился в нем и по сей день.

Мариша вошла в этот дом с Фонтанки. Огромный домина занимал сквозной участок, доходящий до улицы Рубинштейна. Три удивительно чистых внутренних двора были объединены в один. Неизвестно, как обстояло дело во времена графа Толстого, но сейчас тут было не протолкнуться от дорогих иномарок, поджидающих своих хозяев.

Мариша знала, что квартиры в доме были самые разные. От скромных однокомнатных до многокомнатных апартаментов, одна жилая площадь которых превышала двести квадратных метров. Вокина оказалась обладательницей квартиры средних размеров — всего-то пять комнат. В былые времена ее мог занимать какой-нибудь выслужившийся до средних разрядов чиновник или ученый. С шиком отремонтированные комнаты поражали своими размерами. А коридор с холлом буквально ошеломляли.

Вдобавок все было застелено белыми коврами, стены оклеены обоями, выполненными в стиле шелкографии, и тоже очень светлыми. А лепнина на потолках была позолочена. Одну из стен холла занимало огромное зеркало площадью не меньше двадцати квадратных метров в тяжелой золоченой раме. Вообще все свободное от ковров место занимали зеркала и позолота. На фоне этого великолепия ненакрашенная хозяйка, открывшая Марише собственноручно дверь, казалась какой-то случайно забежавшей сюда серой мышкой.

Мариша немного удивилась, что хозяйка не гнушается исполнять обязанности прислуги и открывать гостям двери. Но дальше Вокина повела себя еще более странно. Быстро протащив Маришу через всю квартиру, она впихнула девушку в свою спальню. Тут вокруг все было либо розовым и пушистым, либо золотым и очень блестящим. От такого сочетания Маришу слегка затошнило.

Вокина заперла за собой дверь и, глядя на Маришу лихорадочно горевшими глазами, заявила:

— Вот что, милочка! Я Людмилу предупреждала, таких денег у меня нет. Она требует невозможного.

Я могу заплатить половину. А вторую половину только через месяц.

— А вы-то кого в психушку упрятали? — поинтересовалась Мариша. — Мужа? Ребенка? Родителей?

— Бог с вами! — испугалась Вокина. — Вы уж совсем-то монстра из меня не делайте. Какие родители? Они у меня простые люди, на селе всю жизнь прожили. Это только в газетах про меня пишут, что мать у меня учительница музыки, а отец доктор наук.

Ничего подобного, мать — доярка, а отец — шофер.

Старики глупостями себе головы не забивали, поэтому и дожили без всяких врачей до преклонных лет.

И слава богу! Детей у меня нет, некогда мне их заводить было, наверх пробивалась. А муж у меня бизнесмен. Удалось его на час из дома сплавить, чтобы с вами встретиться. И от прислуги тоже избавилась, но они вот-вот вернутся. Так что давайте закончим наше дело, пока их нет. Это и в ваших интересах тоже.

Если муж что-то пронюхает, то вам уже не за что с меня деньги будет требовать. Это вы должны понимать.

— Так если не ваши родные, то кто же лежал в психушке?

— Что вы меня терзаете! — закрыла руками лицо певица. — Будто бы сами не знаете. Я сама и лежала!

Дура была молодая, от несчастной любви вены себе резала, а потом долго успокоиться не могла. Каждый день в нервных припадках билась. Зрелище малопривлекательное. Для этого мне и кассету смотреть не нужно. Сама помню. Если мой муж узнает, что я лечилась в психушке, он со мной завтра же разведется.

Супруг у меня помешан на том, что я вот-вот рожу ему здорового наследника.

— А лечебница была в Соснове? — спросила Мариша.

— Кто ее знает, но за городом — это точно. На берегу красивого лесного озера. И врач такой добряк.

Прямо душка. Сладкий, словно патока, а глаза злые.

Рада я была до дури, когда оттуда на свободу вырвалась. И не знала, дурочка, что ниточка за мной тянется и танцевать заставит, если дернуть умеючи.

Сейчас Вокина выглядела совсем простой и несчастной бабой, которой уже за тридцать, и муж у нее скотина. Весь ее блеск и шарм, которыми она щеголяла на сцене, пропали. Марише стало ее жалко.

— Людмила мертва, — сказала она Вокиной. — Живите себе спокойно. Никто к вам больше не придет. Мы сейчас расследуем это дело. Если кассета с вашей записью найдется, я вам клянусь, лично ее уничтожу.

— А вы кто? — догадалась спросить Вокина.

— Я майор милиции, — самовольно повысила себя в звании Мариша. — Занимаюсь делом убитой Людмилы. У нее в записной книжке был найден ваш телефон. В общем, я вам уже все рассказала.

— Девушка, товарищ милиционер, гражданин майор, — затарахтела Вокина, быстро приходя в себя, — умоляю вас, никому ни слова. Если в прессу просочится эта история, то я погибла. Действительно погибла. Муж мне не простит, что я ему не рассказала правды. Будет вопить, что я его обманула. Мол, собиралась родить ему дебила. Я это уже с его первой женой проходила. У каждого свои задвиги. А моего мужа клинит на тему будущего здорового потомства.