Шаман-гора

Я обратил внимание, что мою сторону плота сносит на берег, и несколькими гребками правила выровнял положение. Мои думы приняли совершенно другое направление. У Степана с Катериной что-то наклеивается, но уж больно оба строптивы. Никто друг дружке не уступит. Ну а так, со стороны наблюдать интересно. Они думают, что об их чувствах никто не подозревает. Наивная простота. Всем об этом уже судачить надоело. Я стал примечать, что даже отец Катерины, Устюгов Демьян, стал на Стёпку как-то по-новому, по-хозяйски поглядывать. Наверняка уже место ему при себе определяет. Ну-ну, Демьян Андреевич! Казаки-то, они как привыкли? Умыкнёт красавицу и поминай как звали.

– Послухай, дядька Михаил, вот давеча Степан про Сибирь сказывал. Неужто Ермак воевал там с теми самыми татарами, что нашу Рассею когда-то полонили? – прервал мои размышления Болдырев Яшка. Я от неожиданности вздрогнул. Яшка в паре со мной стоял у конца правила.

– Ну, конечно, не те же самые, а их изродившиеся потомки.

– Как эвто?

– Ну, ты помнишь, Степан говорил, что несколько десятков русских воинов поворачивали вспять тысячные отряды Кучума?

– Конечно.

– А во времена Чингисхана, Батыя и их последователей было наоборот. Потому что там из-за одного воина, трусливо покинувшего поле брани, предавали смерти весь десяток его товарищей. Из-за десяти человек казнили сотню. Вот такая была дисциплина.

– Вот эвто да! – восхищённо протянул Яков.

– Поэтому они и прошли полмира. Ну, конечно, не только поэтому. Были и другие причины, – поправил я себя.

– А пошто они изродились? – с трудом выговорил Яков новое для себя слово.

– Потому как сытая и спокойная жизнь до добра не доводит. Да и опять же рабы. А когда тебе ещё ко всему прочему и трудиться не приходится, да и лень… Таким образом великие империи и народы пали под мечами более настырных и жадных до жизни.

– И откуда тебе всё известно? Не иначе правду люди бают, что, ваше благородие, ты, за дуель разжалованный, – не сдержался Яшка.

– Отчего же? – удивился я. – Вон и Степан немало знает.

– Э, Стёпка-то знает. Только знания ваши не в Стёп- кино разумение, – уверенно махнул рукой Яшка.

– Думай, парень, как тебе хочется. А как бы там ни было, с этого парохода нам с тобою никуда не деться, – сердито пробурчал я и дёрнул правило в свою сторону.

– Значитца, ты веришь, что Стёпка свой род от того самого Кольца ведёт?

– А что, жизнь нам иногда подбрасывает такие выверты, что и не в такое поверишь, – ответил я задумчиво. Уж я-то это знал теперь не понаслышке.

Наконец-то далеко впереди баржи и плоты одни за другими стали приваливать к берегу. Своеобразное движение и похрюкивание внутри желудка напомнили о том, что человек состоит из плоти и крови. А эту плоть и кровь непременно надо кормить белковой пищей, а иначе труба-дело или кранты.

Едва причалили к берегу, как хозяйки засуетились у разводимых костров, а молодняк под присмотром старших занялся своими святыми обязанностями – выгул- кой и выпаской скотины. Дела, уже давно ставшие обычными… Женщины, небольшими кучками, устремились к прибрежным кустикам и местам поуединённее. Когда все вновь собрались у костров, а в котлах весело булькала похлёбка, Степан, лениво почёсывая за ухом, проговорил, обращаясь к жене Зимина:

– Давеча видел я, тётка Праскева, как ты одна, без обчества, до кустов путь держала.

– Ну и щё, охальник окаянный, нашёл куды смотреть, – подбоченилась дородная женщина возрастом более сорока лет.

– А он шибко бабами, которые в возрасте, интересуется, – прыснули со смеху молодухи. – Жалеет, что ты его, тетя Праскева, не пригласила поучаствовать.

– Ну, приглашения мне ваши за ненадобностью. Ежели которую ухвачу, так зараз не отвертится, – всё таким же невозмутимым тоном продолжал Степан. – А вот ходить до лесу одни вы бы, бабы, поопасались.

– Эвто с чего бы? – дёрнула плечиком Катерина.

– Да опасаюсь я, как бы кто не прихватил вас за это самое место, пока вы будете в интересном положении, – уже ухмыльнулся Стёпа.

– Да щё же эвто, чёрт усатый, шутки нам этутка шутить удумал? Счас я тебе разум-то вправлю, – молодая баба, держа в руке мокрую со стирки пелёнку, решительно шагнула к казаку.

Стёпка, смешно перебирая ногами, заелозился задницей по траве в сторону от женщины.

– Ты что это, молодуха, на воина руку поднимать? – неуверенно выкрикнул он.

– А откудова мне знать, какой ты воин? Ты на меня в атаку не ходил. И окопа моего тебе не видать как своих ушей, – под общий смех отбрила молодка Степана.

– Во баба! Чья такая? – вытер Степан со лба испарину.

– А чья бы не была! Тебе ведь ясно было сказано, что в свой окоп она тебя не допущает, – выкрикнул из толпы молодой голос.

– Во стерьвы! – только и смог восхищённо сказать Степан. – Вот чего, бабское семя, удумали. Я им про то, что поопасаться надо, а они всякие безобразия мне высказали.

– А чего ж эвто нам опасаться, господин казак? У нас этутка мужиков цельная прорва. Да и у тебя с солдатиком вон какие ружья ловкие да сабельки вострые. Ажно сердце заходится.

– Во-во, – решил отомстить за свой мимолётный позор Степан. – Ты шасть в кусты, а там хунхуз. Ты только, я извиняюсь, свои дела справлять наладилась, а он тебя хвать и айда подалее от этих мест. А там тайга. Ищи-свищи.

– А кто оне такие, эвти кункузы? – оторопела молодка.

Все притихли. Оборот дела стал более интересным.

– А это такие маньчжурские гулящие люди. Разбойники, значит. Очень никчёмный для жизни народ. Но русских баб любят, аж скулы ломит, – мстительным тоном продолжал Стёпка.

– А пошто баб-то? – тупо спросила молодка.

– Для своей хунхузской мужичьей надобности, – терпеливо удовлетворял свою месть казак. – Уж очень они любят с бабами этим делом заниматься. Мужики у них в таких случаях не в почёте. Потому мы и могём до кустов без опасениев. А вам ни-ни. Ну, если токмо окромя такой, которая сама пожелает.

До сих пор сдерживавшие свой смех мужики начали хохотать в открытую. Стёпка, от греха подальше, подхватив рукою шашку, метнулся к ближайшим кустам.

– Чего встала, колода? Беги вслед. Вишь, он тебя к кункузу приглашат. А мабудь, желает, чтоб ты ему саблю ишто навострила. Точилка-то, небось, ишто не стёрлась, – упражняясь в остроумии, хохотали мужики.

– Охальники вы беспутные, – ругались бабы. – Хоть бы дитёв малых да девок постыдились, черти сивобородые.

Шум поднялся такой, что не поленился и прибежал кто-то из начальников. Узнав в чём дело, он произнёс: