Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона

— Значит, когда я проеду по улице двадцать ярдов, с набережной меня уже не будет видно, — проговорил он вслух.

В конце улицы Сайлас сделал глубокий вдох и снова принялся считать шаги, двигаясь по направлению к тяжелой металлической швартовной утке, закрепленной на толстых досках причала. Теперь он шел задом наперед, лицом в сторону города. В шестнадцати шагах от начала улицы он все еще был ясно виден любому, кто находился на изгибе набережной Бунд, в том месте, где она пересекалась с улицей Кипящего ключа.

Сайлас повернулся лицом к пристани, продолжая считать шаги. Его возбуждение возрастало. До стальной швартовной утки оставалось почти двести футов, и все это время он будет виден любому зеваке, который, находясь на перекрестке Бунда и улицы Кипящего ключа, вдруг вздумает обернуться и посмотреть назад.

Сайлас поглядел на противоположную сторону реки. Оттуда на него мрачно глядел Пудун, враждебный всему цивилизованному, что фань куэй принесли к излучине реки.

— Не бойтесь, мистер. Пудун — на том берегу, а мы — на этом.

Вздрогнув от неожиданности, Сайлас посмотрел туда, откуда прозвучал голос, и увидел старого нищего. Тот, по всей видимости, устраивался на ночлег на досках пристани.

— Да, вы правы, — ответил он.

— Это молитва, которая удерживает его там, а нас — здесь, — объяснил старик.

— Вот как? — с искренним удивлением спросил Сайлас.

— Да, это молитва, сэр.

Старик откинул драное одеяло и вытащил из-под него старую эрху. Настроив инструмент, он заиграл. И одновременно с этим Сайлас мысленно вознес молитву — первую с тех пор, как был мальчиком: «Господи, сохрани Макмиллана. Пожалуйста».

Старый нищий посмотрел на него и сказал:

— Эта музыка тоже молитва.

И Сайлас расслабился. Он узнал песню. Ее часто играла Май Бао, и называлась она «Слезы времени».

Сайлас медленно сел рядом со старым нищим. Они слушали музыку и смотрели на густые леса Пудуна по ту сторону реки Хуанпу, а восходящее солнце лениво лизало восточную кромку горизонта.

* * *

— Делайте стену выше. Гораздо выше, — приказал Сайлас рабочим.

— В этом нет необходимости, — уже в десятый раз возмутился Макмиллан.

— Есть, господин Макмиллан, — отрезал Сайлас и, повернувшись к рабочим, заговорил с ними на чистом шанхайском диалекте. — Я хочу, чтобы стена была выше и длиннее — вдоль всего изгиба дороги.

Рабочие покивали и посмотрели на Макмиллана, ожидая конкретных указаний.

— Чоп-чоп! Слыхали, что сказал хозяин? Пошевеливайтесь! — повелительным тоном сказал раскрасневшийся от злости шотландец. Он повернулся к Сайласу, но того уже не было.

Сайлас не испытывал ни малейшего желания обсуждать с Макмилланом свое решение построить вогнутую защитную стену высотой в двенадцать футов в том месте, где гоночная трасса делала самый резкий поворот. Здесь автомобилям предстояло сойти с прямых, как стрела, Бунда и улицы Кипящего ключа и углубиться во внутренние районы города.

— Это необходимо для безопасности зрителей, — сообщил он Макмиллану, надеясь, что этого объяснения будет достаточно, но у дотошного шотландца на каждый довод был свой аргумент.

— Китаезы просто залезут на вашу стену, чтобы лучше видеть, — заявил он.

Понимая, что Макмиллан, скорее всего, прав, Сайлас все же настоял на строительстве стены. Это была часть его плана. И еще стальная штанга, которую он велел Макмиллану установить на «бугатти». Для того чтобы отвлечь посторонние глаза от пристани, ему была необходима авария. Однако, не желая повторения ужаса, произошедшего с Майло, Сайлас приказал, чтобы Макмиллан был накрепко пристегнут ремнями безопасности.

Последняя часть плана, разработанная Сайласом, начала реализовываться, когда механик Макмиллана перешел на пониженную передачу, чтобы вписаться в крутой поворот на скорости.

— А других случаев, когда водителю приходится резко повернуть руль и одновременно понизить передачу, не существует? — спросил Сайлас.

— Не знаю про такие, папаша, — ответил механик на кокни.

— Очень интересно, сэр, очень интересно. Благодарю вас, — проговорил Сайлас и ушел, оставив механика недоумевать по поводу столь странного разговора.

В ту ночь Сайлас разложил на столе схему, на которой были в мельчайших деталях изображены «внутренности» его гоночного автомобиля, прижав ее углы кусками необработанного нефрита. Водя пальцем по хитрому переплетению узлов и деталей, он думал о том, что не зря на протяжении многих лет изображал из себя полного профана во всем, что связано с техникой. На самом деле это было далеко не так. До технического гения дяди Макси ему, конечно, было далеко, но Сайлас всегда интересовался тем, как работают те или иные механизмы.

И вот теперь он ясно видел, как поведут себя движущиеся детали автомобиля, если рулевое колесо резко вывернуть влево одновременно с понижением передач с третьей на вторую, а затем на первую.

Желаемый результат может быть получен благодаря простому перекрещиванию двух жгутов намотанных на ролики проводов.

* * *

Следующую ночь Сайлас провел наедине с автомобилем, поднятым на козлы. Он несколько раз оцарапал руки, когда подсоединял провода к шкиву руля, который, будучи резко вывернут против часовой стрелки одновременно с понижением передачи, повернет стальную лопасть, на которой он крепится, таким образом, что та проткнет правое переднее колесо. Машина упрется носом в вогнутую стену. Эта авария, как всей душой надеялся Сайлас, не нанесет никакого вреда ни Макмиллану, ни зрителям, но привлечет всеобщее внимание, приковав взгляды всех ее свидетелей и не позволяя им смотреть на проклятые двести ярдов открытого пространства до пристани, где его будет ждать джонка.

Проволока, которой пытался воспользоваться Сайлас для осуществления своего замысла, оказалась непрочной и постоянно лопалась во время переключения передач. Сайлас пришел в отчаяние, решив было, что потерпел неудачу, а затем какой-то древний голос прошептал одно слово, и он даже засмеялся над собственной глупостью. Шелк! Он находился в Китае, и самые прочные веревки здесь делались из шелка.

Когда Сайлас затягивал последние узлы, его вновь посетило то же чувство, от которого он не мог отделаться во время встречи с Резчиком. Дежавю. Сайласу казалось, что все это с ним когда-то уже происходило.

Сайлас вязал в точности такие же узлы, какими его дядя Макси соединял между собой винтовки, спасшие жизнь Ричарду.

* * *

Сайлас узнал этот запах. Он так часто ощущал его, когда был жив отец, и эта вонь неизменно вызывала у него тошноту. Но теперь запах исходил не от одежды, волос и рук отца, а от него самого. Вонял опий у него во рту, в его кишках, он удавом обвивал его сердце и сжимал, сжимал…

Сайлас открыл рот, чтобы закричать, но вместо крика оттуда вырвался поток красных гортензий и устремился к слепяще-белому потолку. Ударяясь в потолок, каждый цветок оставлял на его белоснежной поверхности кровавое пятно. И вот кровь уже капает на Сайласа, покрывая его от головы до почему-то обнаженного живота и ног. На его теле стали образовываться лужицы крови. Он потянулся рукой к ногам, и в лицо ему вдруг ударил порыв ветра.