Шантаж

— А ты умеешь?!

— Нет, не умею, только бальные танцы могу.

Конечно, разве генеральская дочка будет учиться таким низкопробным танцам… Понятно, почему ее муж зависает с девочками Нинель, они и в стриптизе мастерицы, и в минете, и в анал дают, не поморщившись. Нет, ни фига непонятно, как можно, имея такую царицу дома, размениваться на низкопробных шлюх!

— Валяй бальные танцы!

— Валера, я не буду… — Голос дрогнул, а серые глаза сверкнули вызовом.

Черт, козел! Олух царя небесного! Ну зачем ты ее унижаешь?! Зачем?! Что за глупые попытки самоутверждения?! Не наелся еще своей местью?!

Подскочил с кресла, побежал к Ирине, прислонил к себе, она стала отпихивать мои руки, бодаться, на щеках появились злые слезы.

— Сам валяй, точнее, вали отсюда!

Заслужил… Разве можно с генеральской дочкой так грубо?! Подхватил мою нехорошую на руки и понес на кровать. Ирина упиралась, пыталась меня оттолкнуть, правда, не слишком убедительно. Понимала, что ей со мной не справиться, у нас разные весовые и силовые категории. Упал вместе со своей ношей на огромную кровать, прислонился к ней сзади, легонько потянул за волосы, запрокидывая голову и целуя открывшуюся беззащитную шею.

— Ира, прости… меня иногда заносит.

Царевна-лебедь задышала чаще, и вовсе не от возмущения, меня не проведешь. Мои интенсивные поцелуи и подлизывания вызвали рябь мурашек по женской коже. Несмотря на обиду, сопротивление, она была до чертиков возбуждена. Наверное, какой-то части ее нравилось, когда действуют так бесцеремонно, нахрапом. Не сдержался, стал лихорадочно шарить руками по прекрасному статуэточному телу. Добрался до развилки между ножек — и всей пятерней туда, вынуждая шире расставлять ноги. А трусики влажные, как бы царица ни задирала нос, ни возмущалась, она меня хочет… Меня, а не мужа! Пробрался через влажное красное кружево, закружил пальцами по бугорку клитора. Моя нехорошая стала выгибаться, жадно глотать воздух, еще сильнее закидывая голову. Мало ее! Чертовски мало! Хочу больше стонов, большего проникновения! Спустил вниз свои серые спортивные штаны, отодвинул полоску пропитанного любовными соками кружева — и медленно внутрь до упора, на всю длину, потом задвигался глубокими ударами, раз за разом словно припечатывая. Снова запустил пятерню в шикарные светлые волосы, мой чертов фетиш, потянул на себя.

— Ира, ты очень красивая в этом белье. Черт, ты всегда красивая… Просто слепишь глаза своей эротичностью…

И глубже, быстрее, пока есть такая возможность. Ведь осталось только восемь дней отдыха, восемь дней срока, который я себе дал, чтобы ею наиграться и насытиться.

***

Мы гуляли по сочинской «Ривьере». Валера нагло заграбастал мою руку в свою ладонь и не отпускал. Словно влюбленные… Смешно, грустно, и сердце рвется из груди.

Все в моей жизни так запуталось, так неправильно… И что совсем необъяснимо, иногда я ловила себя на мысли: «А ведь мне хорошо с ним, спокойно, интересно, тепло, словно с человеком по-настоящему близким». Если, конечно, не загоняться на тему, что нахожусь я тут совсем не по своей воле.

— Расскажи мне немного о себе, — вдруг попросил Довженко.

— Помнится, когда-то ты хвалился, что тебе и так обо мне все известно?

— Мы ведь уже выяснили, что я был немножечко самонадеян. Мне известны только факты, а за каждым фактом стоят какие-то эмоции.

— Тебе нужны мои эмоции?

Широкая хмурая складка пересекла высокий мужской лоб.

— Получается, что нужны.

— Тогда ты тоже ответишь на мои вопросы и не станешь говорить «замолкни», — голос чуточку дрогнул, выдавая прошлую обиду.

Довженко внимательно глянул, видимо, почувствовал это дрожание.

— Хорошо, давай так: вопрос ты, вопрос я, — предложил Валера, — только чур не обманывать, говорить максимально откровенно.

— Д-давай…

Наверное, мне не стоило соглашаться, нельзя впускать шакала в свою душу, но любопытство победило, тем более, о других ничего не значащих вещах мы уже поговорили. Обсудили погоду, фильмы, даже немного коснулись политики.

Кто первый задает вопрос? — спросила я.

— Говорят, мужчины должны уступать дамам.

— Предрассудки! Мне кажется, сегодняшние мужчины убеждены, что они никому ничего не должны.

— Как хочешь, — пожал плечами Валера на мою феминистическую выходку, — тогда первым спрашиваю я.

Не будешь умничать, Ира.

— Когда ты начала делать своих кукол?

Невольно улыбнулась… про кукол я действительно могла говорить часами, это он зря спросил.

— Давно, еще в детстве, мне было лет десять.

— Трудное детство, деревянные игрушки, прибитые к полу? — иронично приподнял брови Довженко.

— Нет же… Я ведь дочка генерала. Папа был строгий, но в куклах у меня не было недостатка, из каждой поездки привозил. А я их разбирала на запчасти, мне хотелось понять, как они устроены. Хотя, возможно, изначально увлечение куклами проистекало из банального эгоизма, мне хотелось, чтобы мои куклы были самыми лучшими, и все девочки мне завидовали.

— И как, завидовали?!

— Нет, сначала смеялись, поскольку мои первые куклы были ужасными страшилищами.

Валера тоже засмеялся и легонько, будто ласково, сжал мои пальчики в своей лапище.

— Ну, а потом это выросло в потребность создавать что-то новое, красивое, трогательное. Я стала читать, записалась в художественную школу, там было направление по лепке. Чтобы сделать даже самую простенькую куклу, нужно быть немного скульптором.

— Задавай теперь ты вопрос, — удовлетворенный моим ответом милостиво разрешил Валера.

А я вдруг растерялась, не зная, о чем спросить. Точнее, вопросов было много, очень много, но почему-то они все разбежались в голове, не желая формулироваться в какую-то связную мысль. Итак, на чем мы остановились прошлый раз, когда я получила первое «замолкни»?

— Откуда у тебя эти ужасные шрамы по всему телу?

— Чечня, бои под Комсомольском, — бесцветным голосом сказал Довженко, а в серых глазах стала появляться пугающая пустота. Темно-темно и очень страшно. — Моему взводу здорово досталось тогда, точнее, от него почти ничего не осталось, пара человек. Мы были в месте прорыва боевиков.

Вспомнился наш разговор в моей мастерской:

«— Весьма жуткое зрелище, — изогнув губы в кривой улыбке, произнес Довженко.

— Да, неподготовленному взору, пока еще не соединены руки, ноги и остальные части кукольного тела, все это действительно может показаться ужасным… Но я занимаюсь куклами почти двадцать лет, и за это время привыкла.

— Я видел нечто подобное, только совсем не с куклами».

— Мне очень жаль… — голос опять дрогнул, погладила в знак поддержки своими пальцами его широкую сильную ладонь. Довженко натянуто ухмыльнулся на мою нежность, скорее, даже хищно оскалился.