Шапка Мономаха. Часть II

— Здесь, Карл Фридрихович, двести тысяч рублей золотом, – голос Шешковского звучал вкрадчиво у него за спиной. – Представь себе. Двести тысяч! Это больше, чем у иного вельможи состояние. Ты сможешь уехать куда угодно – в Амстердам, в Лондон, хоть в Новый Свет. Купить себе поместье, завести семью, жить до старости в покое и достатке. Никогда больше не рисковать своей шкурой. Одна последняя попытка – и ты король жизни.

Баум молчал, глядя на золото. Сумма была астрономическая. Соблазн велик. Но инстинкт самосохранения кричал об опасности.

— Это все хорошо, – сказал он, наконец, отворачиваясь от сокровищ. – Но как? Как подобраться к ней? Вы сами сказали – охрана. В Зимнем или Царском Селе мне ее не достать.

Шешковский широко, почти весело улыбнулся, обнажив крепкие зубы.

— А кто тебе сказал, Карл, что она будет сидеть в Зимнем или Царском? Она скоро сбежит из столицы!

— Сбежит? Куда? Почему? – Баум не верил своим ушам.

— А потому, дорогой наш Карл, что дела ее плохи, – пояснил Шешковский, возвращаясь к столу. – Король шведский, Густав, будь он неладен, напал на наши города – Вильманстранд и Фридрихсгам. Прямо под носом у Питербурха. У Катьки паника. Защиты ей в столице толком нет – вся гвардия либо полегла, либо к нам переметнулась. Гарнизоны в городах – смех один. Да и мы ее поторопим, – он подмигнул. – Армия нашего государя скоро выдвинется на столицу. Куда ей деваться? Морем плыть – смерти подобно, там шведский флот курсирует, только и ждет поживы. Один путь у нее – сушей. Через Ригу в Польшу, к своему дружку Понятовскому, а может, и дальше, к австриякам или пруссакам.

Хлопуша тем временем разложил на столе карту.

— Поедет она сушей, – продолжил Шешковский, тыча пальцем в карту. – Из Питера на Ригу дорога известная. Пересечет несколько рек – Лугу, Плюссу. На обеих есть мосты. Добротные, деревянные. Другой переправы там быстро не сыщешь. Твоя задача, Карл, – заложить под этими мостами мину. Хорошую мину. И когда ее карета будет на мосту… – Шешковский сделал выразительный жест рукой, изображая взрыв. – Бум! И тогда благодарность императора Петра Федоровича не будет знать границ – проси что хочешь. Подумай, Карл. Шанс один на тысячу. И он твой.

Баум смотрел на карту, потом на золото в соседней комнате, потом на лица своих нанимателей. План был дерзкий, но… понятный. Если Екатерина действительно побежит, если выберет этот путь… Риск все еще был огромен, но теперь появился шанс. И награда… Награда стоила того, чтобы рискнуть.

Он думал несколько минут, взвешивая все «за» и «против». Хладнокровный расчет боролся с инстинктом самосохранения и жадностью. Наконец, он поднял глаза.

— Хорошо, – сказал он медленно. – Я согласен. Но у меня есть условие.

— Какое же? – Шешковский чуть приподнял бровь.

— Если же Катька выберет другой путь. Или передумает бежать. Или ее перехватят до меня. Или случится еще что-нибудь не плану, – я все равно получу треть от обещанной суммы. За подготовку, за риск, за потраченное время.

Шешковский переглянулся с Хлопушей. Тот едва заметно кивнул.

— Идет, – сказал Шешковский. – Треть твоя в любом случае. Но сделай дело быстро и чисто, Карл. Чтобы комар носа не подточил. Это в твоих же интересах. Бери своих подручных и сегодня же выдвигайся под видом купца на запад. Порох получишь в арсенале.

Степан Иванович подвинул к убийце разрешение на листке бумаги.

— Я всегда работаю чисто, – ответил Баум.

Он встал. Золото в соседней комнате манило, но он заставил себя не смотреть туда.

— Когда выступать? И где получить задаток и все необходимое?

— Завтра же. Задаток и все прочее получишь там же, где и прошлый раз. Отец Варсонофий тебя будет ждать. Он все передаст.

Баум кивнул и направился к выходу. Сопровождающие материализовались из теней коридора, чтобы проводить его обратно, сквозь лабиринты новой власти, к выходу из этого страшного дома, где за роскошным фасадом скрывались пытки, золото и смертельные интриги. Работа предстояла опасная, но игра стоила свеч. Возможно.

***

Стоило закрыться двери за Баумом, как Шешковский позвонил в колокольчик, велел секретарю вызывать к нему Петрова.

— Василий, – обратился к своему заместителю, когда тот пришел . – Голубчик, возьмите из мертвецкой трупов, сколько там найдется, и езжайте в мастерские к Кулибину. Тот весточку прислал, что машины для казни готовы. Вы их проверьте, поучите людей и на Болотную перевезите. Там к тому времени все приготовят.

Офицер тайной стражи удивленно посмотрел на начальника.

— Какие такие машины для казни?

— Сам не видал, – развел руками тот, – слышал только, что Кулибину чертежик той машины сам государь нарисовал. А он знатный новатор.

Приказ, конечно, странный и неприятный. Но в тайной страже больше половины приказов или неприятные, или странные, так что удивляться не приходилось. Трупов в мертвецкой Лефортовского дворца оказалось два. У одного пожилого дворянина ночью остановилось сердце, а второго нечаянно запытали до смерти подмастерья палача. Ну, надо же им на ком-то учиться.

Забрав этот груз под роспись, в сопровождении двух наивернейших подчиненных из бывших преображенцев Василий двинулся вслед за телегой в сторону бывшего дворца Орлова. Эту хоромину выделил государь для работы и проживания мастера с семейством и учениками. От Лефортовского дворца, где содержалась основная масса арестованных, мастерские были на противоположном берегу Яузы. Всего-то в версте, так что путь много времени не занял.

Внутри огороженного двора их встретили и проводили к одному из крыльев здания. Внутри флигеля не было никакой отделки, как и в большей части дворца. Посреди помещения возвышались три высоких конструкции из дуба, вокруг одной из которых суетилась пара подмастерьев под присмотром самого Кулибина.

— Иван Петрович, принимайте груз, – махнул в сторону носилок Василий после приветствий.

— Оченно хорошо. Вот туда их кладите, – указал солдатам мастер на пол возле конструкции. – Сейчас испытаем сию маханизму. Жаль, что только два покойника. Ещё бы несколько для порядка. Найдете?

— Это можно, конечно, – кивнул Пестрово, – но в город ехать придется. Подождете?

— Разумеется! А пока на том, что есть, испытаем сию конструкцию.

Пестрово кивнул и стал внимательно наблюдать за происходящим.

После того как подмастерье с видимым усилием поднял блестящее косое лезвие к верхней перекладине, венчающей две дубовые стойки, стало понятно, к чему все это идет. Покойника уложили на доски и протолкнули под лезвие. Шею его зафиксировали деревянной колодкой и отошли.

— Ну, давай! – махнул Кулибин, и второй подмастерье дернул за шнурок.

Стопор сработал. Тяжёлое лезвие прошуршало в направляющих и тяжело стукнулось об ограничители. Голова покойника по наклонному жёлобу скатилась в корзину. Раздались матерно-восхищенные крики солдат и мастеровых. Нижние чины сгрудились вокруг конструкции, выслушивая пояснения подопечных Кулибина. Лезвие подняли в промежуточное положение и придирчиво осмотрели.