Шарлатан 2
Шрифт:
А больше всего споров вызвало мое предложение на автобус ставить «резиновые рамы» — но и оно было принято. Так как в Союзе уже придумали такую замечательную вещь, как гидролизный спирт, резины в стране стало много — даже если не считать натуральный каучук, поступающий из той же Индонезии (и за который как раз англичане и воевать Индонезию в прошлом году собрались). А теперь заложенные там британцами плантации обеспечивали сырьем уже советские заводы и фабрики. Но натуральные каучуки высвободили заметное количество «синтетики» — и автобусный завод смог этим воспользоваться: там появился отдельный «резинотехнический» цех, в котором в числе всего прочего и резиновые рамы для окон делались. А параллельно — и другие очень полезные в быту мелочи, причем заводские резинщики все были людьми очень молодыми и с удовольствием принимали участие в некоторых моих «авантюрах».
Лично мне возня с Павловским автобусным заводом дала глубокое моральное удовлетворение, и вовсе не из-за того, что в нашей школе (и в стране) появился приличный автобус. Руководство (причем уже именно страны), глядя на то, с какой скоростью в Павлово наладили именно серийное производство «основной продукции» и на творящееся в это же время на ГАЗе, сделало интересные выводы. Очень интересные, и главный конструктор ГАЗа с работы вылетел, вместо Липгарта эту должность занял неизвестный мне Борисов, зато к концу года на заводе все же ГАЗ-51 пошел большой серией, да и «Победа» перестала делаться «на коленке».
А это удивительным образом дополнительно укрепило советско-индонезийское сотрудничество: половина выпуска ГАЗ-51 шла «в дружественные страны», и Индонезия в этом списке занимала первую строчку. Конечно, в мире много кто неплохие автомобили делал, причем некоторые были получше горьковских — но «газоны» были куда как дешевле, и ремонтировались кувалдой и добрым словом, а еще СССР предложил Сукарно построить в Индонезии и собственный автозавод. Сначала — автосборочный, и он вроде уже строился (по крайней мере в Горький уже приехало с полсотни тамошних рабочих осваивать именно сборку), а потом и завод «полного цикла». Да и не только автозавод Союз им предложил: шестеро индонезийцев, причем не рабочих уже, а инженеров, прибыли на «переобучение» в Ворсму, на заводик уже металлургический. Впрочем, сейчас иностранцев в области стало довольно много, и больше всего приехало корейцев…
А в Павлово очень быстро «вспомнили» свое «инструментальное прошлое» и к середине октября сделали для борских стекольщиков гриндер. Не простой, а именно «стекольный»: там рядом с лентой из шкурки стоял мощный пылесос с циклоном, чтобы стеклянная пыль не разлеталась по цеху. Промышленный пылесос (а на самом деле два пылесоса) для станка изготовили в Ворсме, а за это из Павлово они из резинотехнического цеха стали получать в требуемом количестве резиновые прокладки для фильтров уже бытовых пылесосов и для амортизаторов, на которых в такие пылесосы моторы ставились. С пылесосами тоже была некоторая «засада»: формально они делались все же «артелью инвалидов», которая вообще-то на некоторые ГОСТы плевать хотела и моторы упорно ставила на двести двадцать (так как других просто на генераторном не делали), а это вроде как мешало «захватить весь рынок страны», особенно «целевое» ее городское население. Но руководство завода сделало потрясающий финт ушами и организовало еще одну артель, которая тут же приступила к производству автотрансформаторов, через которые можно было пылесос и в розетку на сто двадцать семь включать. Причем автотрансформатор этот делался с алюминиевой обмоткой, а провод алюминиевый теперь дефицитом вообще не был. Относительным дефицитом был карболит, из которого внешний корпус этого трансформатора должен был делаться, но и эту проблему удалось как-то решить.
Сам автотрансформатор «артельщикам» рассчитали в Горьком, товарищи с физфака университета, что было не особо и просто, все же мало где тороидальные сердечники применялись. Зато агрегат получился просто загляденье: в Ворсме тоже ведь не дураки работали, и они понимали, что такому трансформатору все равно что во что преобразовывать, так что перестановкой одной фишки он превращался из повышающего в понижающий и с ним те, у кого сеть была на двести двадцать, мог юзать приборы, рассчитанные на сто двадцать семь. А так как агрегат продавался всего за тридцать семь рублей, ворсменские городские власти решили, что по бюджету горожан, уже владеющих электроприборами, это не сильно ударит —
и начали менять напряжение в городской сети. Не сразу, к ноябрьским только два новых квартала переключили, но в следующем году весь город они собрались переключить. Тетка Наталья сказала, что и в Павлово о таком переходе всерьез думать начали и, вроде бы, хотя она пока точно еще не знала, в Богородске. А еще она сказала, что разрушенный Смоленск с самого начала вроде начали восстанавливать с сетями в жилых домах на двести двадцать — и я подумал, что теперь уже можно много всякого полезного в быту электрического «поизобретать». Правда, конкретных «изобретений» у меня в голове пока не возникло…Перед ноябрьскими праздниками после совещания в правительстве на даче у товарища Сталина собралась «тесная компания», и разговор за столом вроде шел уже не о делах. Но в такой компании все разговоры все же происходят именно «о делах», так что когда Иосиф Виссарионович вопросил «неужели мы столько лет неверную кадровую политику вели», Станислав Густавович ответил:
— Это ты о ГАЗе? Нет, там мы все верно делали, в тех обстоятельствах, которые раньше были, все верно. Просто сейчас обстоятельства поменялись — и кадры, которые в новых обстоятельствах работать могут, заменили неумеющих.
— Но ты тогда мне вот что объясни: как на небольшом, в общем-то, Павловском заводе буквально за полгода смогли поставить на конвейер принципиально новый автобус, причем, как говорят, специалисты, чуть ли не лучший в мире, а на огромном ГАЗе уже отлаженный автомобиль больше трех лет запустить не могли?
— А, ты об этом? Тут все просто: во-первых, Павловский завод действительно небольшой и там все всех знают и друг другу помогают по-родственному буквально. А во-вторых, там производство налаживал лично Шарлатан!
— Он что, вообще все что угодно изобрести и наладить может? Куда не сунешься — везде этот Шарлатан на первом месте…
— Нет, он ничего и не изобретает. Изобретают заводские специалисты, но это как раз везде специалисты проделать могут. Однако конкретно в Павлово, а еще, пожалуй, в Вормсе ситуация принципиально иная: люди внедрять свои изобретения не опасаются. Потому что у них на случай неудачи есть — Шарлатан даже слово новое для этого придумал — кузявая отмазка. Мол, это мы не сами делали, а выполняли просьбу Шарлатана, между прочим орденоносца и Сталинского лауреата. И всего лишь не смогли такому заслуженному молодому человеку отказать — а Шарлатан им специально говорит, что «валите все на меня, мальчишке все равно начальство ничего сделать не сможет».
— Ну да, парню, который в десять лет уже в восьмом классе учится…
— А он не один такой, — усмехнулся подошедший к собеседникам Лавретний Павлович, — у него сестра в семь лет тоже в третьем уже классе учится, и учится на отлично, между прочим.
— Там что, семья вундеркиндов?
— Да какие они вундеркинды! В этой деревенской школе почти половина учеников учится кто на два, кто даже на три класса впереди обычного возраста, и никто там — то есть ни один человек ни в деревне, ни в Ворсме — не считает это чем-то выдающимся. Учатся детки — и хорошо, хорошо учатся — так и вовсе замечательно. Все от окружения зависит, от родителей…
— И от учителей. Я вроде помню, что там в школе директором женщина работает… тоже необычная.
— Обычная она, обычная. Необычного в ней только то, что директором в шестнадцать стала — но и таких в стране немало.
— Но у других-то школьники на пару лет программу обучения не опережают. Думаю, что ее нам необходимо как-то отметить.
— И ее, и товарища Чугунову, которая Шарлатана от обкома комсомола курирует. И самого Шарлатана тоже, — добавил Климент Ефремович, который во время предыдущего разговора просто сидел и слушал, что другие обсуждают. — Мне на мальчонку этого уже поступило два представления на «Знак почета», от автобусного завода и от Борского стекольного. Разве что я думаю, представления они сделали как отмазку… хе-хе, отмазку… на будущее, но ведь сделали же!
— Клим, ты мне эти представления занеси, после праздника занеси, вместе над ними подумаем. А вот учительнице этой… я ее помню, забавная девочка, на нее я сейчас сам представление составлю…
— На «Знамя», — тут же встрял Станислав Густавович.
— Сколько, ты говоришь, у нее учеников на два года программу опережают?
— Ну, человек сорок, а может и полсотни.
— Я представление напишу, ты, Клим, его сейчас же утвердишь и орден ей отправишь самолетом, чтобы она годовщину революции отметила уже будучи кавалером ордена Ленина.