Шарманщик

И вновь старик пронзил его взглядом, словно просветил насквозь. И назвал сумму. Сумма сама по себе была более, чем приемлемой. В той, прежней своей жизни, он счёл бы её ничтожной. Но теперь... Он достал всю свою наличность и пересчитал. Она соответствовала запрашиваемой цене с точностью до цента, словно старик пересчитал взглядом содержимое его карманов.

– Это как раз всё, что у меня есть, - сказал он.
– Больше у меня нет ничего. Вообще. Точнее, от всего прочего я избавился. Правда, я успел оплатить авансом комнату в гостинице на несколько дней вперёд, но потом... Дело в том, что я... ну, в общем, больше у меня нет ничего, и если я...

Он говорил, а руки его сами выкладывали деньги на стол, словно тот, настоящий, кто пробудился в нём лишь этим утром, панически боялся возвращения, другого, прежнего, давнишнего хозяина своего тела и разума, коий в любой миг мог вернуться и заявить права на столь бесцеремонно отобранную у него собственность, и вот, дабы пресечь возможное возвращенье...

– Да, я знаю, что это всё, что у вас есть. Что поделаешь, шарманка именно столько и стоит.
– И он сокрушенно развёл руками.
– Впрочем, добавил он после хорошо выдержанной паузы, - есть один вариант. Вы сказали, что мыслили себя настройщиком и хотели бы её починить, так?

– Так.

– И думаете, вам это удастся?

– Я в этом не сомневаюсь, хоть никогда прежде этим не занимался, да и вообще никогда ничего не чинил - ни простейших бытовых приборов, ни, тем более, музыкальных инструментов.

– И тем не менее, вы думаете, что сможете.

– Да, смогу.

– Тогда мы сделаем вот что: в задней комнатке у меня располагается небольшая личная мастерская, со всем необходимым. Приходите завтра с утра и приступайте. Сможете работать сколько захотите, в любое время. Ну а потом, в случае вашего успеха, мы вернёмся к вопросу о цене. Да, и вот ещё что, возьмите-ка визитку с адресом, а то, ведь, опять обязательно потеряетесь. И вам вновь потребуется целая жизнь, дабы отыскать её заново, на сей раз - уже ваша собственная. А отель ваш, кстати сказать, совсем близко, через три моста направо, по ту сторону Арно. Ну-с, доброй ночи, друг мой, и до встречи.

Ранним утром он уже стоял у запертых дверей лавки, ожидая поднятия жалюзей.

– Вы уже тут! Ну конечно!
– приветствовал его антиквар.
– Позавтракали? Нет? Ну, это потом, знаю, вам не терпится взглянуть на ваше рабочее место. Пойдёмте.

Он повёл его вглубь лавки, отпер неприметную дверь, отпер и зажёг свет. Видимо, Али Бабу при виде пещеры с несметными сокровищами обуяли те же чувства. Узкий проход меж стеллажами и полками уводил вдаль. А на них, снизу до верху, по обеим сторонам, обитали чудеса и диковины. Нет, не только одни лишь шарманки, хоть и их были десятки, самых разных форм и времён, - там жило несметное множество неописуемых по своей красоте старинных предметов. Они были восхитительны тем самым ни с чем не сравнимым духом подлинников, кое время заботливо окутывает очарованием ветхости. Но не мёртвой, недосягаемо музейной, застывшей в себе, нет, к каждой из вещей можно было протянуть руку, прикоснуться, ласково погладить, более того, вернуть к жизни. Ибо всё, находившееся в хранилище, так или иначе, нуждалось в починке: сломанный японский зонтик эпохи поздних самураев; надтреснутая шкатулка сандалового дерева; шлем, кираса и шпоры с налётом ржавчины; позеленевший от патины корабельный колокол; надломленный бивень нарвала; дамские корсеты и мужские парики двухсотлетней давности; сотни безделушек и предметов первой необходимости давно минувших времён, благополучно утратившие не только свой изначальный облик, но и память о собственном предназначеньи; и, конечно же, шарманки.

Антиквар вёл его вглубь сокровищницы, доколь та не расширилась в квадратную комнатушку, почти всю заполненную необъятным столом. На нём и на полках вокруг располагались инструменты.

– Вот, это и есть ваша мастерская - рабочее место и, если угодно, жизненное пространство, - он указал на узкую койку, точнее, софу, с виду столь же древнюю, как и всё вокруг.
– Здесь вы найдёте, практически, любой необходимый инвентарь - от инструментов и запчастей до красок и лаков. Я покажу вам где тут что. Если же чего-то, всё же, не окажется - скажите мне, и оно появится. Окна здесь, как видите нет - солнечный свет и сырость вредят... эээ..., - казалось, он намеревался сказать "вещам", но язык его явно не поворачивался назвать живое неодушевлённым - ни вещами, ни предметами, ни экспонатами, - всему, что здесь находится. Сперва было бы неплохо если бы вы произвели беглый осмотр вашей шарманки и сообщили о своих заключениях. А там поглядим. Ну что ж, друг мой, приступайте!

Всю бессонную ночь он ждал именно этого мига и этих слов. Ждал, и одновременно, страшился. Ибо за десятки лет, проведенных им в чужом сознании, в не своих мыслях, в глубоком анабиозе памяти и чувств, в нём сохранились лишь смутные тени воспоминаний о полуистлевшей страсти, едва ли не столь же древние и надломленные, как сама шарманка. Он всего только и знал, точнее, казалось ему, что помнил, как в юности изучал в мельчайших подробностях руководства по строению шарманок, принципы их работы и починки, нет, по-моему, поправил он себя, я звал это "лечением"... Но это было всё. Больше он не помнил ничего.

– Мне... мне хотелось бы, если можно, взглянуть на учебник... руководство по строению и принципам... Видите ли, за все те годы, что... я...

– Ну разумеется, друг мой. Да вот он и есть, перед вами.

И он приступил к работе. Нет, к самообучению с азов, втайне надеясь на пробуждение подкорковой, едва ли не атавистической памяти. Через несколько часов он был близок к отчаянию: оказывается, он и представить себе не мог, насколько же всё это сложно! Он, не имевший и начальных навыков в каких бы то ни было прикладных ремёслах, в механике и инженерии, - пришёл в ужас от необходимости вникать в бесконечное множество специальных терминов, технических деталей и тонкостей, хуже того!
– оказалось , что ко всему, он ещё и ничего не смыслит в музыке. В музыке! А ведь именно она и являлась конечной целью всех усилий - шарманка, рождающая музыку! Единственное, что хоть как-то вселяло в него надежду, так это его абсолютный слух, коий не отняли у него даже в той, чужой, навязанной ему ипостаси.

Вы думали, быть может, что шарманка - это такой себе ящик с ручкой и с пластиной внутри, и что достаточно эту самую ручку повертеть, чтобы какая-то там иголочка повходила в некие дырочки и - вот она вам, музыка - точь-в-точь как в граммофоне? Ничего подобного! Шарманка, оказывается, невероятно сложный по хитроумности своей инструмент, изобретению которого предшествовали века поисков, опытов и экспериментов в механике, окустике и искусстве гармоний. Если правы голландцы, то первые шарманки или, по крайней мере, их наиболее приближенные предтечи, были изобретены ими уже к концу XV столетия, а если не правы, то к началу XVII уж точно. И с тех пор, на протяжении добрых трёхсот лет шарманка оставалась, практически, неизменной в принципах своего устройства, менялись, разве что, материалы, да вносились кое-какие незначительные усовершенствования. Зато изначальный принцип шарманки оказался совсем не так прост. После штудирования нескольких базисных трактатов, он уяснил, что шарманка - это почти орган, и даже ещё сложнее! Поворот ручки приводит в движение сразу два меха, меж которыми, посредством особого штырька, начинает закачиваться воздух, а так же музыкальный валик с нанесенными на него специальными углублениями, именуемыми "шпильками". Вращаясь, валик приводит в движение рычаги, а те в свою очередь, цепляясь за шпильки, двигаются вверх и вниз в строго определенном, заранее заданном порядке. Но и это не всё: рычаги приводят в движение трости, открывающие и закрывающие воздушные клапаны. Клапаны же контролируют подачу воздуха в трубы, аналогичные органным, но в десятки раз меньше. Вот благодаря-то ему, - воздуху, так или иначе проходящему сквозь трубы, - и рождается гармоничная мелодия.

Уяснив всё это, он ужаснулся вновь: то же ощутил бы средневековый механик, приведись ему разбираться в электронной схеме транзисторного приёмника. А ведь он не был даже любителем-самоучкой. У него была одна только полузабытая юношеская страсть. И такая же полуистлевшая память об этой страсти. Да ещё, пожалуй, некая уверенность в том, что от успеха постижения тайн шарманки напрямую зависит и успех обретения им самого себя - настоящего, захороненного, запорошенного временем себя.

Где-то после полудня пред ним появился поднос с едой и плетеная бутыль киянти.

– Вам полагается обед, - сообщил ему антиквар.
– Фирма обеспечивает своих сотрудников питанием, вам не говорили?
– он улыбнулся, подмигнул и вновь исчез.

К концу второго дня он решился произвести пробную диагностику и, как ему показалось, установил, что один из мехов продырявлен, несколько шарниров погнуты, а два рычага попросту отсутствуют, - и всё это при условии, что сам валик находится в относительном порядке, о чём он и сообщил антиквару. На следующий день, самым волшебным образом все недостающие части лежали на его рабочем столе - точно таких размеров и форм, каких требовалось. И он приступил к ремонту.

Через три дня наступил момент, когда он был готов повернуть заветную ручку. Он волновался, как на первом свидании, ладони его вспотели, сердце провались в желудок. Он не знал, какую мелодию должен услышать, это могло быть всё, что угодно. Одно он знал наверняка: то должна быть музыка - чистая, гармоничная и благозвучная мелодия, пусть и не узнаваемая. И он повернул ручку.

В ответ послышался целый ряд трудно описуемых звуков - там скрип, пришепетывание, постукивания, шелест, даже некие присвисты, всё что угодно. Кроме музыки. И тогда наступило третье его отчаянье.