Шайтан-звезда (Часть 1)

– Твой господин мудр, но он не терял достоинства, - возразил аль-Кассар, и Джейран поняла желание этого хмурого льва, залитого в железо и скрывшего лицо под золотой маской. Его отчаяние уже дошло до предела, как путник доходит до высокого перевала, после которого начинается спуск. И он, предводитель айаров, не знал, как в одиночку спуститься с вершин своего отчаяния. Он нуждался в помощи - и не мог принять эту помощь от Хабрура или Джевана-курда, но почему? Возможно, потому, что они были свидетелями его унижения, - подумала Джейран.

– А я полагаю, что терял, - сказала девушка, уверенная, что лжет.

– И что такое достоинство? Вот ты сидишь сейчас, о господин, и скорбишь о том, что не исполнил какой-то клятвы. А человек без достоинства и не подумал бы скорбеть, клянусь Аллахом! Он бы радовался, что от нарушения клятвы получил какую-то выгоду. Значит, оно у тебя есть, о господин... и Аллаху виднее...

На том доводы Джейран иссякли.

– Как может женщина рассуждать о достоинстве мужчины?
– помолчав, спросил аль-Кассар.

Джейран поняла, что этот гордец все еще ставит преграды между своим отчаянием и вполне разумным желанием усмирить скорбь.

– О господин, я слушала истории о несчастных влюбленных, которые рассказывали на площади возле хаммама, и женщины там были так же сильны духом и верны, как мужчины, и умирали от любви так же, как они. И если эти женщины избирали себе этих мужчин - значит, они рассуждали об их достоинстве тоже, о господин, - сказав это, девушка удивилась, как вовремя вспомнила историю о Лейли и Кайсе из племени Бану Амир.

Еще более удивительным было то, что в темноте она обрела неожиданную смелость.

Она не видела аль-Кассара и лишь по голосу догадывалась, где он

находится. И он тоже не видел ее. Более того - Джейран могла поклясться Аллахом, что этот человек не знает, хороша она собой или же подобна пятнистой змее, потому что, когда Хабрур и Джеван-курд показали ему свою добычу, он не уделил Джейран даже взгляда.

Она впервые в жизни была наедине с мужчиной, впервые была с мужчиной в полнейшей темноте... ибо нельзя же считать сближением те чары, что навел на нее Маймун ибн Дамдам! ..

Джинн, которого, очевидно, поделом заточили в медный кувшин, разбудил в

Джейран некое чувство, порождавшее волнение, и если бы девушка осмелилась, она бы назвала это волнением от предвкушения близости.

– Не зови меня господином, зови меня Болтуном или Брехуном, как это делают мои люди, ибо мои слова воистину подобны лаю собаки, упустившей добычу, - приказал аль-Кассар.

– Я не могу тебя так называть!
– подумав, сказала Джейран.
– Не я дала тебе достоинство, не мне и лишать тебя достоинства, о господин. Кто я такая, чтобы называть Брехуном мужа из благородных айаров?

– Воистину, отныне наше занятие - грабить на дорогах, и мое ремесло быть айаром!
– вздохнув, произнес аль-Кассар.
– И пусть это будет для нас карой и наказанием!

Джейран не уловила ничего странного в этих словах, но поняла, что, если не вмешаться, этот несчастный опять начнет призывать на свою голову какие-то непостижимые бедствия.

– И вообще мне кажется, о господин, что, придумывая себе такие клички, ты оскорбляешь Аллаха, - торопливо сказала она.
– Ведь у тебя есть благородное имя и прозвище, и Аллах знает тебя по ним, и если бы он хотел унизить тебя, то сам бы лишил тебя благородного имени.

– Ты замужем, о женщина?
– вдруг спросил носящий золотую маску.
– Или ты принадлежишь лишь своему хозяину?

– Я не замужем, и мой хозяин не прикасался ко мне, и сегодня я дала обет, что не будет близости между мной и им, если я спасусь от смерти... тут только Джейран вспомнила, что невольно исхитрилась обмануть самого Аллаха. Ведь у нее не было больше пути к хозяину хаммама, и с тем же успехом она могла дать клятву, что никогда не будет близости между ней и великим мудрецом Сулейманом ибн Даудом, который уже много столетий покоится в могиле. А другие мужчины в тот опасный миг напрочь вылетели у нее из головы, как будто близость была возможна только с одним, недосягаемым и недоступным.

– Если Аллах мне поможет, и облегчит мои бедствия, и я смогу исправить то зло, которое причинил, то я позабочусь о тебе, - пообещал аль-Кассар. Ты нашла слова, которые исцеляют душу, клянусь Аллахом! Но это - лишь краткая передышка, о женщина. Пока зло не исправлено, никто не увидит моего лица...

– О господин, в этой темноте даже собственной руки не видно, почему бы тебе не снять маску и не дать себе отдых от этой штуки?
– предложила Джейран.
– А я бы принесла воды, чтобы ты мог вымыть лицо.

– Вымыть лицо?
– носящий золотую маску спросил это с таким изумлением, как будто омовение лица, рук до локтей и ног до щиколоток не полагалось совершать правоверному пять раз в день перед обязательной молитвой.
– Ты говоришь - вымыть лицо, о женщина?

– Ты же не давал клятвы ходить неумытым, о господин, - разумно отвечала Джейран.
– Если бы тут было немного муки из волчьих бобов, и салфетки из хлопка, и хотя бы глиняный очаг, из тех, которые можно переносить из угла в угол, я бы согрела воду, и растерла тебя, и вымыла, как полагагается, и расчесала тебе бороду, и умастила ее душистым маслом...

Вдруг она сообразила, что здесь не хаммам, и смутилась.

– Я умею делать все это и многое другое, - добавила она.
– Таково мое ремесло, о господин.

Аль-Кассар ничего ей не ответил.

Вдруг она услышала странное сопенье и даже шип, какой бывает, если воздух изо рта вырывается сквозь сжатые зубы.

– О господин, что еще случилось?
– испуганно спросила она.

– С умыванием ничего не получится, о женщина, - отвечал из темноты аль-Кассар.

Джейран испугалась, что этот безумец успел дать Аллаху клятву не умываться.

Носящий золотую маску опять подозрительно засопел и вдруг вскрикнул.

– О господин! Тебя укусила змея?!

– Не вопи, о женщина...
– отвечал аль-Кассар.
– В недобрый час надел я эту маску! Клянусь Аллахом, я не могу распутать шнурки на затылке!

– Я помогу тебе, о господин, - с этими словами Джейран пошла вдоль стены на голос и, как и следовало ожидать, столкнулась с аль-Кассаром грудь к груди.

Она ощутила на плечах две мужские руки, ощутила пожатие длинных и цепких пальцев, ощутила тепло ладоней - и помянула недобрым словом Маймуна ибн Дамдама, научившего все ее внутренности испытывать волнение от таких вещей.