Шайтан-звезда (Часть 2)

А хозяин хана, увидев, как один из его собеседников засовывает за пояс клинок, который во все время их разговора был зачем-то обнажен, лишился на мгновение употребления ног.

Он понял, что один из этих двоих, говорящий кратко и решающий стремительно, - сам благородный айар, так что дело его прибыли повисло на волоске. А когда выяснится, что он морочил голову обладателю джамбии, сводя его с людьми неизвестного происхождения и ремесла, то ангелы Мункар и Накир, ожидающие всякого правоверного за могилой, переглянутся между собой и протянут руки к своим страшным палкам...

А повадки Шакунты воистину за долгие годы сделались таковы, что не только бестолковый горожанин или безграмотный бедуин, но и опытный в своем ремесле хозяин хана принял бы ее за айара, хотя ей самой это в голову не приходило.

Тот же кое-как встал и, мучительно изобретая предлог, чтобы уклониться от путешествия к дяде, забормотал нечто невразумительное о хворостях, заботах и обстоятельствах.

Шакунта и Барзах не поняли, в чем дело, и потребовали выполнения договора, причем Барзах воздействовал словами из Корана, а Шакунта, которая никогда не была особенно сильна в богословии, предпочла молча показать джамбию, и это оказалось вразумительнее.

И они сели на верблюдиц, и погрузили сундук с оружием Шакунты, причем лошадей, которых дал ей аль-Сувайд, невольники повели в поводу следом. И они благополучно добрались до караван-сарая, где надеялись встретить айаров и их предводителя. И они увидели, как на склоне горы резвятся дочерна загорелые юноши, подобные ловким обезьянам.

– Но это же почти дети!
– шепнул Шакунте Барзах.

Но ей это обстоятельство пришлось даже по вкусу.

– Тем лучше, о сын греха!
– отвечала она.
– Дети, которых обучают воинским искусствам, покорны учителю и доверяют ему, а мне есть чему научить их!

– Ты собираешься преподавать мастерство драки айарам?
– ушам своим не поверил Барзах.

– Почему бы и нет? Ведь преподали же его однажды мне, и я была тогда ненамного старше этих мальчиков.

Хозяин хана велел невольникам позвать своего достойного дядю, и дядя вышел, и радостно обратился к путникам с прекрасными словами:

– Привет, простор и уют вам, о друзья Аллаха!

Когда же он увидел печальную образину племянника, то забеспокоился.

Племянник же заговорил таким образом, что лишь многолетняя привычка к льстивой улыбке спасла дядю от того, чтобы открыть от изумления рот.

– Я привез сюда этих господ, о дядюшка, чтобы устроить им встречу с предводителем доблестных и благородных айаров, которые живут в твоем караван-сарае! И я не хотел отпускать их одних, потому что нрав айаров горяч, и при намеке на опасность они сперва наносят удар, а потом думают, зачем это было нужно! Подтверди мои слова, о дядюшка, что у тебя поселились самые доблестные и удачливые айары, каких ты только видел в жизни!

– Клянусь Аллахом!
– ничего не понимая, воскликнул дядя.

– И ты рассказывал мне о их достоинствах, и об их щедрости, и об их отваге!
– продолжал врать хозяин хана.

– Клянусь Аллахом!
– несколько озадаченно подтвердил дядя.

– Так прикажи же кому-либо из черных рабов найти их предводителя, о дядюшка!
– попросил повеселевший племянник, и тут лишь дядя понял, что родственник исхитрился переложить ответственность за сведения со своих плеч на дядины. Но возражать было поздно - он поклялся Аллахом...

И раб был послан известить предводителя благородных айаров, что к нему прибыли некие почтенные горожане, обладатели тугих кошельков, и раб вернулся со словами, что наставник и помощник предводителя должен первым выслушать, в чем состоит предложение почтенных горожан, и если они хотят иметь с ним дело - то он примет их в своей комнате, а если нет - пусть их унесет холодным сирийским ветром!

Шакунта и Барзах посовещались и решили, что предводитель наверняка будет подслушивать беседу из-за занавески, подавая при нужде своему помощнику знаки. И они согласились на условие.

Когда их ввели в комнату, навстречу поднялся с ковра старец малого роста, и сказать, что он далеко зашел в годах, значило вовсе ничего не сообщить о нем. Старость сделала его тело - хрупким, а лицо бледным, почти прозрачным. Руки старца, видневшиеся из-под коротких и широких рукавов джуббы, утратили плоть и были похожи на птичьи лапы, а нос оказался длинным и острым, подобно клюву. Хозяин хана несколько преувеличил величину его пегих бровей - они не защитили бы от солнца этого носа, хотя были куда гуще усов и жидкой, торчащей вперед, бородки.

– Простор, привет и уют вам!
– сказал он, не называя, впрочем, незнакомцев друзьями Аллаха.
– Располагайтесь, разделите со мной трапезу, а потом мы поговорим о деле.

– Да хранит тебя Аллах и да приветствует, о благородный айар! отвечал, садясь, Барзах.

Старец как-то загадочно хмыкнул.

– Так вы нуждаетесь в услугах айаров, о почтенные?
– осведомился он.

– О слезинка, мы испытываем тебя, лишь будучи в затруднении, сказала, садясь, и Шакунта.
– Мы хотим нанять для некого дела отряд молодцов, и мы хорошо платим, а решение принадлежит вам.

– Мы служим лишь тому, кто очень хорошо платит, - сразу заявил старец. За малые деньги наш предводитель не станет даже затягивать на себе пояс.

– Доводилось ли вашему предводителю брать приступом укрепленные башни? видя, что этот человек не нуждается в цветах красноречия, спросила Шакунта.

В этот миг невольник внес столик, уставленный мисками, и там было жаркое на поджаренных лепешках, и горошек с мясом и луком, и посыпанный сахаром рис, и кунафа, и финики, и кувшин с вином, - словом, все, необходимое для достойной мужей сытной трапезы.

Явление этого прекрасно накрытого столика отвлекло Шакунту и Барзаха от лица старца. А если бы они взглянули на него, то увидели бы примерно такое выражение, как у человека, который на пиру слушает смешную историю о простаках, но сдерживает громкий хохот из уважения к сотрапезникам.

– Наш предводитель - воистину лев пустыни, - сообщил старец.
– И только о нем сложены прекрасные стихи:

Я тот, кто всем известен в день сраженья, И джинн земной моей боится тени!

Мое копье! Коль на него посмотрят Увидят там зубцы, как полумесяц!

Барзах одобрил стихи, но для Шакунты свидетельства джиннов было недостаточно.

Она пожелала узнать кое-что о подвигах предводителя.

Старец осведомился, относятся ли подвиги айаров, свершенные недавно, к тем, о которых нужно повествовать на городских площадях. И намекнул, что царь некой страны обязан победой над братом-соперником лишь этому отряду айаров.

Шакунте показалось странным, что цари используют для этой надобности не войско, а "босяков", как презрительно называли айаров в городах Ирака и Ирана. Но возражать она не стала, ибо такое невинное хвастовство как бы входило в условия сделки.