Шайтан-звезда (Книга вторая)

Так разве утешит скатерть, уставленная лакомствами, после всех этих несуразных событий?

Абриза была умнее, чем полагалось бы дочери франкского эмира, воспитанной без искусных учителей, целыми днями занятой одним лишь вышиванием. Она, сердясь и негодуя, все же вспомнила шаг за шагом все, что сложилось в неприглядную картину ее бедствий, и поняла, что, если ей нужен был аль-Асвад, то ни в коем случае не следовало допускать, чтобы Джейран покинула дворец.

Пока эта странная девушка была в Хире – все говорили о свадьбе, и само собой разумелось, что Ади женится на них обеих разом. Стоило Джейран уехать вместе со своим бесноватым войском – как разговоры о свадьбе стихли, ибо негоже было напоминать аль-Асваду, что он снова не сдержал слова.

Абриза подумала, что правда оказалась для нее крайне невыгодна. И кто бы пострадал, если бы она признала, что в Афранджи некоторые христиане призывают своего Бога именно так – путем целования левой ладони? Сказав эту проклятую правду, она ввергла Ади в новые бедствия – и как она могла забыть, что он поклялся жениться на Джейран? Но, затаившись у разломанной решетки, она думала лишь о том, что Аллах посылает ей возможность сбыть с рук соперницу, а про Ади и его клятвы не думала вовсе…

Поэтому она сидела сейчас в одиночестве, злясь на Ади и не понимая, как вышло, что она его полюбила.

Она вспоминала ночную встречу на берегу реки возле монастыря, и те стихи, что пылко произнес вслед ей аль-Асвад… и сразу же вспомнила другие стихи, которые прибавил к тем великан аль-Мунзир…

Абриза вздохнула – кроме нее самой, больше всего нуждался в сочувствии именно Джабир аль-Мунзир, столько испытавший ради своей верности. Он добровольно вырядился черным рабом – он, кого молодой царь Хиры называл братом! И он выполнял долг без жалоб и сожалений… и, если бы звезды были к нему более благосклонны и от царя Хиры родился именно он, это принесло бы больше пользы городу и стране… Ибо этот человек не давал сгоряча таких клятв, которые он выполнить не в состоянии!

Невозможно было и дальше оставаться в этом непонятном уединении, предаваясь ожиданию неведомо чего. Тем более, что в голове у Абризы наступило некое прояснение и обозначилось понимание одной важной вещи…

Невольницы, видя, что госпожа подобна разъяренному верблюду, попрятались, так что Абризе пришлось звать их дважды, прежде чем за дверной занавеской не показалось приятное маленькое личико с наведенными бровями и подозрительно удачно расположенной родинкой. Это была Нарджис – и Абриза вынуждена была повторить ее имя, прежде чем девушка осмелилась войти в комнату.

– Приехала ли госпожа Умм-Джабир? – спросила Абриза.

– Она во дворце со вчерашнего дня, о госпожа, – прошептала девушка. – Сегодня ей купили невольниц и черных рабынь.

– Навестил ли ее аль-Асвад?

– Да, как только ее привезли, о госпожа.

Абриза призадумалась.

Аль-Асвад поставил от себя начальницей харима женщину, которой полностью доверял, – ведь она кормила его своим молоком. Таким образом он еще оказал уважение Джабиру аль-Мунзиру, сыну своей кормилицы. Так что место Умм-Джабир возле аль-Асвада будет весьма почетным. Вторую начальницу харима должна будет поставить от себя жена аль-Асвада… Подумав о том, какие порядки навела бы тут пылкая и буйная Шакунта, Абриза усмехнулась.

Она не владела куттарами, как мать, и не испытывала в том нужды. Но и она была воительницей – на свой лад.

– Ступай сюда, о Нарджис, – поманила Абриза невольницу. – Мне нужно приготовить подарки для Умм-Джабир. Позови Масрура, а сама ступай в покои благородной Умм-Джабир и скажи – Абриза… нет, Шеджерет-ад-Дурр кланяется тебе, о госпожа, и хочет поцеловать землю между твоих рук и поднести тебе подарки.

Нарджис уставилась на госпожу с подлинным восторгом.

Такие поручения в хариме давали только многоопытным и почтенным женщинам, но никак не девушкам в возрасте четырнадцати лет.

Утратив от смятения дар речи, Нарджис, пятясь и кланяясь, вышла. Из-за дверной занавески донесся ее звонкий голос:

– Госпожа сделала меня старшей и доверенной невольницей!

И сразу же Абриза вынуждена была заткнуть уши – девушка испустила пронзительный гортанный крик, и ее подруги ответили ей такими же долгими криками, потому что именно так выражали радость их матери и матери их матерей.

Вошел Масрур и поклонился.

– Скажи, о друг Аллаха, какова эта Умм-Джабир и что следует ей подарить? – спросила Абриза.

– Я знал ее, когда она была приближенной у госпожи Кадыб-аль-Бан, о госпожа… – и, увидев, что Абриза тщетно пытается вспомнить это имя, Масрур добавил: – У матери аль-Асвада. Когда госпожа Кадыб-аль-Бан и придворный врач пропали из дворца, аль-Мунзир прислал людей за своей матерью, чтобы ее увезли и спрятали. Так что я много лет не видел ее. Могу сказать только, что она – из чернокожих женщин, и аль-Мунзир очень похож на нее.

– В таком случае, она в молодости была очень красива, – пробормотала Абриза. – Как ты полагаешь, хорошо ли будет, если я поднесу ей белые материи, жемчуг и ожерелья из бадахшанских рубинов?

– Я полагаю, что тебе следует в таком случае собрать все свои рубины, о госпожа, ибо это не новая любимица аль-Асвада, а женщина почтенная, и ей захочется одинаково и красиво одеть своих приближенных женщин, которых будет не менее двух десятков, – подумав, сказал евнух. – И, поскольку она будет искать для них драгоценности, а купцы самое лучшее уже принесли тебе, то будет прилично отказаться ради нее от всех рубинов… или от чего-то другого, но в большом количестве, поскольку малое количество ей не требуется…

Абриза кивнула.

– Выбери тогда сам все, что нужно поднести ей, о Масрур, найди красивые шкатулки и сложи, – велела она. – И, ради Аллаха, поскорее!

Масрур улыбнулся нетерпению госпожи и взялся за дело. Он поставил перед собой пустые шкатулки, и в каждую положил по шелковому платку с золотой бахромой, и стал раскладывать драгоценности так, чтобы в каждой шкатулке оказалось по паре ручных и ножных браслетов, ожерелье, пояс и серьги.

– Как разумно ты это сделал, о Масрур! – похвалила Абриза.

– Здесь хватит украшений для четырнадцати женщин, – посчитав шкатулки, сообщил Масрур. И сразу же дверная занавеска приподнялась.

– Госпожа Умм-Джабир кланяется госпоже Шеджерет-ад-Дурр! – тонким от волнения голоском выкрикнула Нарджис. – И она ждет ее в своих покоях… и да будет над ней милость Аллаха… над ними – милость Аллаха!..

Абриза вскочила было, чтобы идти, но Масрур удержал ее.

Он позвал четырнадцать девушек, и дал каждой в руки по шкатулке, и построил их вереницей, и сам их возглавил, а Абризе предложил замыкать шествие, велев при этом четырем невольницам сопровождать ее таким образом, чтобы две девушки вели ее под руки, а еще две несли ее длинные рукава. И видно было, что устройство этого шествия доставляет евнуху великое удовольствие.