Шедевр

Все выходные я бесстрастно наблюдала за веселящимися друзьями. Им понравился участок Билли, и они с неподдельным восторгом говорили о «возвращении к истокам». Рут и Сара даже заглянули в пару местных агентств по недвижимости, надеясь найти дома, продающиеся в этом же районе. Выяснилось, что Луиза — организатор разнообразных мероприятий. Она предложила Билли и Кэрри устроить здесь следующим летом «альтернативный фестиваль искусств». Честно говоря, их энтузиазм слишком напоминал мне детство, чтобы я могла разделить его. Словно я попала в прошлое, но только без политической идеологизированности, свойственной поколению моих родителей. И в отличие от последних, у моих друзей было полно денег. Деревенская идиллия стала популярной мечтой для людей двадцать первого века, дополнением к которой служили натуральная еда и свободная парковка.

Я сбежала на утреннем поезде в столицу. В какой-то степени отдых удался, позволив мне выйти из-под влияния образа Девы Марии. Теперь я чувствовала, что готова работать над новой героиней. Миссис Фрэнсис Лейлэнд ждала меня в Нью-Йорке. По крайней мере, я знала, что не буду так подавлена ее образом, как это произошло у меня с Марией.

Петра приехала, чтобы сопровождать меня. Она билась над созданием подходящего платья и не понимала, почему ей это не удается. Я предложила ей поехать со мной и увидеть картину в оригинале, чтобы лучше ощутить настроение. Но была еще одна причина, по которой я хотела видеть ее рядом с собой в Нью-Йорке. Мне не улыбалась перспектива остаться одной лицом к лицу с Эйданом, Сэмом и Каролин. Их отношения были слишком сложными и личными, чтобы я могла в них вмешиваться. Близость, которая существовала между членами этой семьи, выводила меня из равновесия, заставляя нервничать в их присутствии. Я поссорилась с друзьями Каролин, или скорее Эйдана, из-за каких-то пустяков, отказалась с ними ужинать и даже уходила раньше, когда мы с ними встречались на нейтральной территории.

Приехав в Париж, я сразу направилась в студию Петры на площади Республики, где должна была состояться последняя примерка красного бархатного платья мадам де Сенонн.

— Ты тощая как жердь! — неожиданно для себя выпалила я, как только увидела подругу. Я переживала из-за предстоящего путешествия, а также из-за платья. Оно было решающим для успеха на аукционе. Я заметила, что силы Петры тоже на исходе.

— Еда подождет. У меня есть время только на работу, — сухо ответила она.

Меня действительно неприятно поразила перемена в ее внешности. Со времени нашей поездки в Байи она потеряла как минимум шесть килограммов. Петра взяла сигарету из моей пачки.

— И раньше ты не курила, — едко добавила я.

— Иди ты знаешь куда, — сказала она, чиркнув спичкой.

Мы посмотрели друг на друга, и нас охватил истерический смех. Три помощницы Петры смущенно наблюдали за нами. Атмосфера сразу разрядилась.

— Не надо отвлекаться, — предупредила Петра. — Сейчас очень напряженный этап. Давай успокоимся.

Комната, в которой мы находились, скорее напоминала танцевальный класс, чем студию дизайнера: круглый белый зал с деревянными плинтусами и зеркалами, перемежающимися большими окнами от пола до потолка, ведущими на балконы с железными перилами. Ассистентки принесли семь копий костюмов и по очереди закрепили их на мне с помощью булавок, пока Петра молча ходила вокруг, бросая на нас пронзительные хищные взгляды. Каждый костюм находился в разной степени готовности, но я предпочла воздержаться от комментариев. Петра раздавала четкие указания на безупречном французском, и помощницы в точности их выполняли. Я ободряюще улыбнулась им. Лицо же Петры ничего не выражало.

Наконец меня затянули в корсет, одели в атласное белье и натянули через голову красное бархатное платье мадам де Сенонн. Я почувствовала, как меняюсь, оказавшись в костюме своей героини, и оглядела себя со всех сторон в зеркале. Платье обтягивало фигуру, темно-красный бархат подходил мне, словно вторая кожа. Платье было скроено по косой, с разрезами на внутренней стороне рукавов, из которых выглядывал серебристый атлас — стиль раннего Ренессанса, которому подражала мода тех времен. Кроме того, ткань была разрезана от груди до живота — намек на попытку «убийства» картины после смерти модели.

Петра обернула новоприобретенным кружевом блонде мою шею и запястья, затем надела на меня «касулетт» — подарок Гая.

— Теперь осталось подобрать остальные драгоценности и туфли, — пробормотала она с булавкой во рту. — А юбки нужно укоротить на семь миллиметров, тебе не кажется? Твои лодыжки должны быть видны при ходьбе.

Под напускной серьезностью Петра скрывала удовлетворение результатом, я была в этом уверена. И, взглянув на себя в зеркала, я поняла почему.

— Принесите, пожалуйста, мою сумку, — попросила я.

Одна из ассистенток подала мне сумку, я попросила вытащить оттуда пакет и протянула его Петре. Там была завернута старинная шаль, которую мне прислали из США. Это была прелестная вещь — прозрачный как воздух кашемир с искусной и тонкой вышивкой, совсем как на картине. Петра накинула шаль мне на плечи. Я подошла ближе к одному из высоких зеркал и внимательно оглядела свое отражение со всех сторон. Костюм прекрасно справлялся со своей задачей, отражая прошлое, но и умело перенося мадам де Сенонн в настоящее благодаря некоторым современным модным тенденциям и экстравагантности новых тканей. Я увидела отражение Петры. Она смотрела мне в спину, лучась улыбкой. Пора было, наконец, что-нибудь сказать.

— Великолепно! — произнесла я.

Примерка порадовала меня. Даже если само представление не удастся, на помощь придут чудесные костюмы. Каждый раз я буду превращаться в кого-то другого — известнее и значимее себя — в настоящих идолов изобразительного искусства. Уже одно это способно произвести неизгладимое впечатление, а непосредственно выступление лишь польет мой пирог сахарной глазурью.

Иногда Кэти выполняет свою работу просто замечательно. Нам удалось проскользнуть в здание аэропорта JFK не замеченными прессой. Усиленные после одиннадцатого сентября меры безопасности оказались кстати, и мы на расстоянии вытянутой руки прошли мимо журналистов к самолету. Через полчаса после посадки мы ехали в Манхэттен. Температура была минус двадцать, и улицы пустовали. Эта поездка показалась мне головокружительной. В нашем распоряжении было лишь двое суток.

— Интерес к твоему проекту здесь растет. Вчера я говорил с Жаклин: она утверждает, что трое коллекционеров специально прилетают в востока, — сказал Эйдан.

Я попыталась проигнорировать упоминание о Жаклин и спросила:

— Кто из американцев является потенциальным покупателем?

Выражение лица Эйдана изменилось.

— У меня на примете есть два-три человека, но сейчас не время обсуждать подробности. Все еще может сорваться.

— Не будь таким сухо-деловым, Эйд.

Он рухнул на диван, смеясь и кивком подзывая меня к себе. Петра ушла в душ. Я присела к нему на колени.

— Я скучал, — прошептал он.

— Не меняй тему разговора. Что мне сделать, чтобы их интерес не ослаб?

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю… ну, например, встретиться с ними.

Эйдан погладил меня по волосам.

— Не говори глупостей. Это бизнес: никогда не получаешь то, за что не заплатил. — Его пальцы принялись ласкать мою шею. — Я действительно скучал. Тебе еще нужна помощь в проекте?

Я поняла, что он намекает на «интимный дневник» для Викторины. Я медленно покачала головой.

— Думаю, Викторине посвящено уже достаточно времени и сил.

— Может, стоит улучшить результат?

— Еще немного работы над ее представлением, и мне придется лечиться от истощения, чтобы быть в форме перед аукционом. Но ты все время меняешь тему. Расскажи побольше о возможных покупателях.

— Запасись терпением. Я не хочу обнадеживать тебя, прежде чем узнаю все наверняка.

Он поцеловал меня так настойчиво, что мне пришлось с ним согласиться.

— Что мы делаем сегодня вечером? — наконец спросила я.