Шедевр

Я положила голову обратно в коробку.

— Теперь передай-ка мне этот нож, Эстер. Я не могу чувствовать себя в безопасности, когда он у тебя.

Я подняла саблю и протянула ее Бену, лезвием вперед. Он вытянул руки. Я повернула саблю, он взял ее, внимательно осмотрел и положил на стол.

— Ты сумасшедшая женщина, — произнес Бен, покачав головой; его глаза светились весельем. — А теперь скажи: ты, наверное, голодна?

— Как волк, — ответила я.

Ужин сервировали в длинной узкой столовой, с панелями, разрисованными вручную сверхреалистичным изображением кукурузного поля на Среднем Западе. То там то сям из-за початков выглядывали косматые детские головы с безумными заостренными лицами; казалось, что их глаза наблюдают за вами. Я узнала стиль: это был современный американский художник, работы которого я видела на выставке в Нью-Йорке в Уитни. Выбор Бена меня удивил. Работа была бездарной и казалась здесь неуместной. Но, может, все дело в зиме? Я взглянула в окно на снег, который покрывал все вокруг, отрезая все пути к бегству.

На дальней стене напротив меня висел большой экран. Интересно, какие фильмы Бен по нему смотрит? А может, по этому экрану транслируется Артден или даже моя спальня здесь. Возможно, вуайеризм Бена не знает границ. Я села с одного конца стола, он с другого. С высокого, обложенного льдом блюда, поставленного между нами, каскадом спускались дары моря: омары, устрицы, лангусты и креветки.

— Меня встревожило то, с каким видимым удовольствием ты рассказывала об этом ужасном преступлении, — сказал Бен, глядя, как мои хищные накладные ногти щелкают раковиной, извлекая оттуда мясо. — Надеюсь, ты не проводишь параллелей между этой античной антигероиней и нашей сегодняшней ситуацией?

Мне было приятно, что я смогла удивить Бена.

— Может, и провожу, — ответила я, — но если так, то кто тогда военачальник и чья голова будет отрублена?

— А у тебя есть подходящие кандидатуры?

Я отложила устрицу, которую собиралась съесть.

— Надо подумать… Разумеется, это… — я помедлила, — Эйдан?

Бен ободряюще кивнул.

— Или, конечно, Грег, — добавила я.

Он опять кивнул, на этот раз с большим энтузиазмом.

— Или, может, настоящий военачальник — это Джо? — спросила я.

При этом имени Бен отрицательно покачал головой, и на его лице отразилось сожаление.

— А потом, конечно, это можешь быть… ты.

Его передернуло.

— Я бы никогда так не поступил. Я хочу стать твоим главным покровителем и защищать тебя от враждебно настроенных военачальников, когда мы вернемся в Нью-Йорк.

— Ну, все, что я могу сказать на прощание: для меня большая честь получить такую высокую оценку и находиться неделю в твоей власти.

Бен поднял бокал.

— Это большая честь для меня, Эстер.

Закончив ужинать, мы вернулись в гостиную. Сабля все еще лежала на столе, зловеще поблескивая.

— Не желаешь ли пропустить еще стаканчик перед сном? — спросил Бен.

Я была рада, что вечер не заканчивается, хотя и отдавала себе отчет в том, что должно произойти дальше. Я взяла большой бокал скотча, Бен налил второй себе, затем сказал, что должен отпустить прислугу на ночь.

Мой ум бешено заработал. Наверное, я хотела, чтобы Бен попытался соблазнить меня, чтобы он вышел из равновесия и чтобы у проекта появилось логическое завершение. Первое представление было виртуальным, потому что Кристина недосягаема. Юдифь же, напротив, может стать доступной — до определенного момента. Но Бен за ужином едва пригубил вино. Я практически сама выпила всю бутылку. Я задумалась о том, стоит ли продолжать. Я засунула руку в потайной кармашек и достала склянку.

Единственное, что меня останавливало, это то, что за мной могут наблюдать скрытые камеры. Держа флакон в руке так, чтобы он был незаметен, я отвинтила крышку. Затем встала, подошла к столу и принялась упаковывать камеру, с увлечением погрузившись в это занятие. Через минуту я тайком налила пару капель в бокал Бена.

Даже если камеры и наблюдали за мной, уверена, что я проделала все незаметно. Я снова села на диван и отхлебнула виски. Препарата слишком мало, чтобы причинить Бену вред, успокаивала я себя, но это поможет ему расслабиться и, возможно, вызовет потерю памяти утром.

Я сидела на огромном диване, освещение в комнате стало более приглушенным, и я смотрела на пейзаж за окном. Снег сиял в свете луны. Тишина казалась такой же всепоглощающей, как время. Вскоре вернулся Бен и сел на другой край дивана. До этого я сидела, подобрав под себя ноги, но теперь вытянула их, уменьшая расстояние между нами. Мои ступни по-прежнему были босыми. Я заметила, что Бен взглянул на пальцы моих ног, затем быстро отвел глаза, словно его поймали с поличным. Глядя в окно на снег, он выпил немного виски, потом еще. Вскоре мы оба осушили свои бокалы.

— Я получил удовольствие от общения с тобой, Эстер, — наконец сказал Бен. Его язык немного заплетался. Потом он широко зевнул и погладил меня по ноге. — И особенно мне понравился сегодняшний вечер. — Он посмотрел прямо мне в глаза.

Я ответила на его взгляд.

— У тебя фантастическое платье, — продолжал Бен.

Я придвинулась к нему.

— Хочешь взглянуть поближе на свой шедевр? — спросила я.

Он не ответил, но его пальцы быстро пробежали от моей ступни к тесемкам на платье. Бен медленно развязал их одну за другой. Его руки дрожали, а дыхание заметно участилось. Он снял с меня верхнее платье и провел пальцем между моих грудей вниз по животу, до пупка. Наконец-то его защита сломлена!

Я отодвинулась, желая продлить сцену, чтобы наркотик подействовал полностью. Теперь вечер стал по-настоящему интересным. Я приблизила к нему лицо.

— Я прочитала твою анкету, — сказала я. — Кто такая Джульетта?

Мои слова полностью изменили настроение Бена. Он отпрянул от меня, отодвинулся на другой конец дивана и посмотрел в окно на снег. Минута прошла в молчании.

— Джульеттой, — с невероятной нежностью в голосе произнес Бен, — Джульеттой звали мою мать.

— Что с ней произошло? — осторожно спросила я.

— Ее убили, — бесстрастно ответил он, — застрелили на улице в Бостоне. Мне тогда было десять лет.

Я взяла его руку и положила ее обратно на свою ступню.

— Чем она занималась? — спросила я.

Бен повернулся ко мне. Я с тревогой заметила, что его глаза помутнели и он с трудом выговаривает слова.

— Она была художницей. Абстрактные картины маслом.

Я притянула его к себе, и он замолчал. Я положила его голову себе на грудь и смотрела, как по его щеке скатывалась слеза. Я гладила его волосы, а он принялся осыпать легкими поцелуями мою ключицу. Потом я услышала, что его дыхание замедляется, и почувствовала, как тяжелеет его голова. Действие наркотика оказалось более сильным и совсем не таким, как я ожидала. Но для меня это стало огромным облегчением. Я уже было подумала, что загнала себя в тупик. А теперь самый подходящий момент, чтобы закончить представление. Но я испытывала жалость к Бену, пережившему такую трагедию. Это была уже не игра: я вдруг увидела, какой он на самом деле.

Я пощупала его пульс — он был слабым. Бен храпел с приоткрытым ртом. Кажется, с ним все в порядке, просто пьян и крепко спит. Мне удалось передвинуть Бена так, чтобы он полностью лежал на диване, затем я расстегнула его воротник и ремень и вытащила рубашку из брюк. Сделав это, я взяла его бокал, прополоскала и плеснула туда виски из графина.

Наполнив бокал наполовину, я поставила его на стол перед Беном. Он даже не шелохнулся.

Затем из коробки с головой Олоферна я достала последний атрибут спектакля — маленькую, размером с игральную карту, прямоугольную переводную картинку. Я перевернула Бена на бок и аккуратно приложила картинку к его спине. После этого я принялась медленно, кругообразными движениями ее тереть. Через несколько минут я сняла пластиковый защитный слой, и на его спине остались мои инициалы: черные несмываемые чернила на голой коже. Потом я снова уложила Бена на спину и поправила рубашку.