Шеф-повар Александр Красовский

Усмехнувшись, он ехидно спросил:

— О своей бабушке Ирье Матильде Тикки ты Кекконену рассказывал?

— Рассказывал, — кивнул я.

— Ну вот, корреспондентам ваша беседа очень понравилась. В «Хельсинки Саномат», огромная статья вышла, да еще с твоей фотографией. Статейку эту двоюродная сестра твоей бабули и прочитала. Начитанная, мать ее… старушка, а главное, очень деятельная!

Так, что готовься, молодец, к встрече с престарелой родней. Эх, в прежние времена ехал бы ты парень домой. А ныне новые веяния, так, что не можем мы такие просьбы игнорировать.

Короче, ты свободен на ближайшие выходные. Петрович и один справится.

Завтра с утра твои родственники приедут в столицу, хотят тебя к себе в Йоэнсуу забрать на два дня.

После такого предисловия Никодимов снова завел шарманку о бдительности и долге советского комсомольца. Закончив накачку, он вытащил из сейфа тонкую пачку финских марок.

— Держи, — сказал он, вручая деньги мне. — У твоих родственников не должно складываться впечатление, что ты тут работаешь за копейки и не можешь найти деньги даже на жвачку.

— Ха! — мысленно воскликнул я. — Именно за копейки и работаю, если бы не валюта, хрен бы вы нашли людей на такие зарплаты.

Тем не менее, собеседник аккуратно отметил в толстом гроссбухе, что Красовский Александр Владимирович получил такого-то числа пятьдесят финских марок, и заставил расписаться в получении.

Когда я вернулся на кухню и сообщил Петровичу о новой родне, тот на несколько секунд потерял дар речи.

— Ну, ни х… себе! Как это органы прошляпили? Ну и дела! Я, конечно, слышал, что такие случаи хоть и редко, но бывали, но вот так, рядом, не ожидал. Хотя и родственница она тебе еще та, двоюродная сестра бабушки, получается, твой отец ей приходится двоюродным племянником, а ты двоюродный, да еще и внучатый племянник. Ну, что же хоть и седьмая вода на киселе, а все же родня.

Я и сам был заинтригован до невозможности. Бабушка никогда не говорила, что у нее есть родня в Финляндии. И ее вполне можно понять. Графа в анкете имеете ли вы родственников за границей, никому еще в карьере не помогала. Поэтому бабушка, работавшая в отделе кадров крупного завода, предпочитала о родственниках молчать. Хотя, возможно, она думала, что сестры уже нет в живых, война все-таки. А сейчас у бабушки уже ничего не спросишь. Умерла три года назад.

Петровичу я ничего не рвался объяснять. Но он все равно не умолкал до тех пор, пока я не закрылся у себя в комнате и не выключил свет.

Деловой, блин, товарищ! Все ему расскажи и покажи. Какие у меня планы теперь и что я намерен делать?

Честно сказать, в моей голове кружилась куча идей, но зачем делиться с человеком, который назавтра все это изложит в письменной форме в кабинете нашего безопасника.

Следующего дня я ждал с нетерпением. Сам не понимал, что со мной творится. С чего бы меня так колбасит? Вроде бы и не мальчик давным-давно, правда об этом никто не подозревает.

Утром, после завтрака, Петрович ушел на работу, пожелав мне удачной поездки. Я же включил телевизор, и бессмысленно уставившись в черно-белый экран, наблюдал за похождениями Штирлица. Финны с удовольствием купили этот фильм и сейчас смотрели его всей страной. Хотя народа на улице во время просмотра меньше не становилось.

Дверной звонок, как всегда прозвучал неожиданно, у меня от долгого ожидания уже закрывались глаза, в сон клонило немилосердно. Оказывается, у фильма «Семнадцать мгновений весны» имеются неплохие усыпляющие качества, когда смотришь его, бог знает, который раз.

Открыв дверь, я обнаружил на пороге двух старичков. Худенькая седая старушка, в круглых роговых очках внимательно разглядывала меня.

Затем, повернувшись к своему мужу, сказала:

— Видишь, Пекка, я же говорила, что этот юноша вылитая копия деда Ярви.

Снова посмотрев в мою сторону, она воскликнула:

— Мальчик мой, как я рада, что тебя нашла, — Старушка всхлипнула и, достав носовой платок, аккуратно вытерла слезинку в одном глазу.

Я открыл дверь шире и предложил гостям зайти.

Первые несколько минут мы знакомились. Сестру бабушки звали Ритта Пеккарайнен, в девичестве Тикки. Ее мужа звали Армас.

В ходе беседы я быстро понял, кто в этой семье лидер и это точно был не Армас. Несмотря на ранний час от него явственно несло легким перегаром.

— Неужели бабка за рулем? — удивился я.

Оглядев нашу квартиру, бабушка наморщила нос и сказала с сильным акцентом по-русски

— Александр, как этта сказат? Мы ехать Ёнсуу, там наш дом и рапотта.

— Бабушка, можешь говорить по-фински, на бытовом уровне я неплохо все понимаю, — обрадовал я свою родственницу.

От предложенного кофе, парочка отказалась. Хотя, по-моему, Армас был совсем не против слегка опохмелиться.

Бутылка водки лежала в чемодане под кроватью, но я не рискнул ее доставать. Мало ли, не понравится Ритте моя инициатива.

Собираться мне только подпоясаться, поэтому через пятнадцать минут мы уже вышли во двор.

Машину новоявленных родственников я приметил сразу. Около подъезда стояла вишневая «копейка», носившая в Финляндии гордое название Лада 1200.

Жестом, показав нам, что можно садиться, бабушка уселась на место водителя, завела двигатель и лихо выкатила на дорогу. Когда мы выехали за город, она резко прибавила скорость и на спидометре стрелка подошла к ста десяти километрам.

— Ни хрена себе старуха шпарит! — мысленно восхитился я. — Мы так, пожалуй, четыреста километров за три-четыре часа проскочим.

Но затем вспомнил, что совсем не так давно, в другой жизни и, будучи еще в более пожилом возрасте, чем шестидесяти пятилетняя бабушка, рассекал по трассе на скорости сто шестьдесят км и подумал, что зря наезжаю на родственницу.

Как будто услышав, бабушка заметила:

— Я не тороплюсь, обед в ресторане заказан на три часа дня, так, что мы вполне успеем еще привести себя в порядок.

— Бабушка, ну зачем такие траты, мы могли бы вполне посидеть и дома. — ответил я.

— Никаких лишних трат не будет, — раздался с заднего сиденья хриплый голос Армаса. — Это ресторан твоей бабушки.

Глянув назад, я увидел, как Армас прячет в карман фляжку, а по салону распространился запах сивухи.

— Ну и гадость они тут пьют, — подумал я. — А Пеккарайнен, молодец, настоящий финн, за время нашего знакомства сказал всего две фразы в три слова. Сейчас, наверно, ругает себя, что слишком много говорил.

Проехав, таким образом, часа два, мы остановились у небольшой заправки.

Я сходил в туалет, посмотрел на сверкающие кафельные стены, белейшие унитазы и с тоской подумал: