Шеф-повар придорожной таверны

— Ты думаешь, он позвал ее за стол….

— Вряд ли. Я не знаю этого паренька, но знаю его отца, они общались… Не важно. Урвать что-то полезное для себя они могут, быстро навариться, обдурить, но похищать людей не будут. Но он может кому рассказать, и вот тут твое вранье может ей помочь. Иди, мама зовет.

Я снова набрал полный поднос пареных овощей, поделенных на части запеченных куриц, хлеба, еще пару кувшинов эля, кружку сбитня для Маши и вынес в зал.

— О! Ты вовремя! — обрадовался немного захмелевший лиер, — у нас как раз все закончилось. Знатные пироги, сделайте завтра в дорогу штук шесть!

— Благодарю, лиер, — обозначил головой поклон и принялся расставлять блюда.

— А позови своего отца, — неожиданно попросил лиер, — Марья сказала, что картины она подарила, может быть он захочет продать мне одну?

— Сию минуту, лиер, — еще раз кивнул головой я, ловя взгляд Маши.

Девочка сидела несколько раскрасневшаяся, веселая, с горящими глазами. Видать беседа ей нравилась. Вроде и хорошо, но почему-то это вызвало у меня какие-то грустные мысли.

Не успел я повернуться, как в дверь вошел отец, на ходу вытирая руки и встал за стойку. Я тут же махнул ему рукой, подзывая.

— Бать, тут у нас картину хотят купить…

— Сайзен Трин Годор! — проявляя вежество обозначил головой поклон лиер, здороваясь с отцом

— Норд Кайс! — Поклонился отец.

— Льера сказала, что подарила эти картины вам, в качестве признания за ваше гостеприимство. Я хочу купить одну из них.

— Признаться, вы меня застали врасплох… Я не думал о их продаже…

— Я даю вам за картину с пейзажем серебряный империал.

Я замер. Мы только что поговорили о стоимость картин с Машей, но одно дело называть стоимость в разговоре, а другое дело услышать это в предложении о покупке.

— Прошу прощения, дело в том, что я не знаю как к этому отнесется льера… Это ее подарок…

— Норд, это ваша картина, я нисколько не обижусь, наоборот, мне будет приятно, что вы получите… ох, эти слова я еще не знаю… В общем продавайте, я не против!

Зная отца, я видел, что он был готов поторговаться, но не решился делать это с благородным, да и цена просто ошеломляла…

— Я сейчас принесу картину, лиер, — наконец решился отец и деревянной походкой пошел к стене у стойки.

— А вы маслом не рисуете на холсте? — переключил внимание на Машу лиер.

А у меня в груди как будто пружина распрямилась. Он к ней обращался на вы и официальному имени. Она не впустила его в ближний круг, как меня! Почему то это оказалось для меня важно, хоть я и не мог это объяснить….

— Рисую. Только больше акриловыми, но маслом тоже умею.

— А можно вас попросить нарисовать мой портрет?

— Я даже не знаю. У меня нет ничего, кроме меловых карандашей…

— Ну я не тороплю. Просто обговорить заранее… Я хорошо заплачу…

— Ну почему бы и нет… Я правда даже и не знаю, сколько у вас стоят такие картины….

— А какого размера вы можете нарисовать?

Мааша задумалась, потом обрисовала руками прямоугольник три локтя на два. еще подумала и увеличила каждую сторону на пол локтя.

— Вот такую примерно, с большей не работать еще. Просто по пояс? Или в полный рост? или на коне, как Ивера? Мне понравилось рисовать лошадь.

— А можно на коне, в доспехах?

— Да, конечно, — кивнула Маша и сверкнув глазами, добавила, — но на коне, с доспехами и красивым фоном — дороже.

— Назовите цену, лиера, только назовите.

Маша на секунду зажмурилась и выпалила.

— Пять серебряных империалов.

Я даже опешил от такого запроса, а лиер напротив, расслабился, обрадовавшись.

— Ты чего тут встал, — зашипел на меня вернувшийся отец, — живо отошел! Вот, лиер, прошу…

Отец подал картину дворянину, и тот приняв ее, махнул рукой пожилому спутнику.

Тот поднялся из-за соседнего столика и позвав отца за собой, пошел в сторону стойки. Я подошел следом.

— Вам одной монетой или чешуйками? — чопорным тоном уточнил мужчина.

— Одной, если не сложно, — ответил отец.

Дальше я не слышал, так меня с кухни позвала мама. А ведь Ивер был прав…. Маша уже начала менять нашу жизнь… Если так дело пойдет, мы сможем наконец закрыть кредит этой осенью…

Глава 10. Волки! Волки!

Утром за завтраком, не обнаружив за столом Машу, я узнал, что она с рассветом встала и разбудив лиера, вытащила его на улицу, в огород, со словами, что там свет лучший. И уже часа два его рисует.

Потом, к обеду, на трех телегах приехала толпа плотников, рудознатцев и несколько приказчиков, и работы привалило. Дрова, что должно было хватить на три дня улетели в момент и пришлось снова браться за топор. Яник только успевал бегать в огород, к колодцу и несколько раз в деревню.

После обеда уехал Сайзен, довольный, как кот, укравший крынку со сметаной. Похоже мы сильно занизили стоимость рисунков Маши. Но для нас и этот империал — был подарком с небес. За завтраком обсудили возможность продажи оставшихся двух рисунков, но мама была категорически против, желая оставить рисунки, как семейную реликвию.

К вечеру, порядком уставшие, уже было расслабились, но проехавший мимо таверны в Дубовую крестьянин, сообщил о еще одной толпе работников, идущих пешком. Однозначно у нас будут ночевать. Верхние комнаты оказались все заняты, пришлось нам с Яником разбирать завал в летней пристройке, которую мы уже года три как использовали в качестве сарая для ненужных вещей. Уже затемно разместили мужиков на тюфяках с соломой, смастеренных на скорую руку и без сил упали в кровать.

Проснулся я от непонятного, мелодичного гула. Моя комната одной стенкой примыкала к кухне, от чего у меня всегда тепло, и сейчас я явственно слышал из-за стены…пение?

Было очень рано, обычно в это время мы еще спим, разве что Лаура может ставить тесто. Но это точно не она, ее обычно и слыхать… Быстро натягиваю штаны, рубаху и босиком быстро выхожу за дверь. Точно, поют! Машин голос! Она поет с кухни? Повернув за угол, я замер, увидев у входа в кухню дядю, босиком в одной рубахе, до колен. Его комната почти что напротив кухни и он явно услышал первым. Но замер я не потому что столкнулся с дядей, а из-за того, какое у него было выражение лица. Скулы резко выделялись и лицо казалось таким… беззащитным что ли? Правда он таким был всего пару секунд, услышав меня дядя вновь стал невозмутимым и суровым. Повернув ко мне голову, Ивер жестом показал мне не шуметь и подозвал поближе.