Шекспир мне друг, но истина дороже
Шрифт:
Он опытный человек, но по какой-то необъяснимой, нелепой чистоплотности опасался и не понимал девушек, прижимавшихся грудью в первые секунды знакомства. Никакого удовольствия и трепета он не испытывал, наоборот!.. В голове сразу наступало похолодание, он отстранялся, принимался сложно и витиевато говорить – в общем, как правило, через некоторое время, к Фединому облегчению, девушка начинала скучать и прекращала натиск.
…Но тут другое дело! Тут – детективная пьеса в декорациях драматического театра! Может, имеет смысл продолжать?
– Проводить вас? –
– Я иду к папе. Мой отец директор.
– Вам повезло, должно быть.
Алина фыркнула:
– Все считают, что дочка директора театра обязательно должна быть примой! А у нас все наоборот! Папа считает, что не должен хлопотать за меня, потому что это непорядочно. Если режиссер решил меня утвердить, значит, утвердит! Ну, так было, пока он не помер. Он вчера помер!
– Бог мой, – сказал Федя Величковский. – Какое несчастье.
Алина махнула рукой.
– На самом деле он противный был! Всем молодым артисткам глазки строил. Имел право, в общем. От него зависело, кто будет играть, а кто за кулисами стоять. Или участвовать в сцене «Выходят крестьяне»!
Любвеобильность главных режиссеров, о которой Федя тоже знал из мемуаров, всегда казалась ему придуманной. Зачем нормальному, да к тому же занятому, да еще, так скажем, не первой свежести человеку гарем из молодых, не очень молодых и совсем пожилых женщин? С ними, наверное, управляться трудно, они сил очень много отнимают, между ними нужно как-то лавировать, юлить?.. А выходит, так оно и есть на самом деле?! Главный режиссер падишах, а вся женская половина «театральной семьи» – его наложницы?
Покойный режиссер Верховенцев был не похож на падишахов, какими их Федя представлял себе по иллюстрациям из журнала «Восточная коллекция», номера которого он время от времени таскал у матери! Режиссер Верховенцев, хоть и облаченный в бархатную куртку, белые брюки и красный шарф, производил впечатление удрученного мужчины преклонных лет, которому некогда как следует побриться!
– …папа его всегда слушал и поддерживал, – продолжала Алина. – Может, сейчас что-то изменится, не знаю! Устройте меня на радио, Федя! Я буду вести программу!
– Могу похлопотать. Максим Викторович Озеров, мой начальник, самый известный на радио режиссер, он будет записывать «Дуэль» и…
Алина расширила прекрасные глаза. Это у нее получалось виртуозно.
– Который в таком диком пуховике?!
– Почему… в диком? – смешался Федя.
– Господи, ну, конечно, в диком!.. Он режиссер, да?! Как это я сразу не поняла, мне же папа говорил! Послушайте, Федя, познакомьте меня с ним!
– Ну… конечно.
– Алиночка, ты уже взяла молодого человека в оборот?
В конце коридора показался высокий темный силуэт, быстро приближавшийся.
– Принесло, дома ей не сидится, – под нос себе пробормотала Алина, повернулась, раскинула руки и сердечно расцеловалась с подошедшей молодой женщиной. – Никаких оборотов, что ты, Мариночка! Сегодня все здесь, и у всех траур.
– И у тебя траур? – уколола ее глазами
дама. Алина была в белом свитере с блестками и тесных белых джинсах. – Познакомь меня, дорогая!– Федор Величковский, приезжий из Москвы, – отрекомендовался Федя.
– Марина Никифорова, артистка. Здешняя! – И засмеялась, подавая ему узкую холодную руку.
Эта, напротив, была вся в черном, вокруг шеи боа из гладких, как будто антрацитовых, перьев. Кажется, именно ее вчера обвиняли в том, что она ест щи из банки, которыми провоняло платье звезды Валерии Дорожкиной.
– Вы производите разведку на местности, Федор? А мне казалось, что все роли уже распределены и изменений не будет! Или я ошибаюсь?
– Роли? Какие роли?
– В спектакле, который вы приехали записывать!
– Я не распределяю ролей, – перепугался Федя.
– Но изменения будут?
– Я не знаю. Наверное, нет.
– А запись будет? Все в силе?
– Наверное, да.
– Вы милый! – заявила антрацитовая Никифорова и слегка обняла за плечи белоснежную Алину. – Что наш директор? После вчерашних потрясений?..
– Да ничего хорошего, – погрустнев, сказала Алина. – Мне его так жалко, папу! Все на него!.. И эта дрянь его оскорбила при всех ужасно! Я даже хотела пойти и надавать ей пощечин.
Глаза у артистки Никифоровой сверкнули.
– Алиночка, если на все гадости, что нам говорят, обращать внимание, лучше просто уйти из профессии!
– А кто теперь будет режиссировать? – встрял Федя Величковский.
– Наверное, Игорь Подберезов, наш второй. Но главным он не потянет.
– Не потянет, – согласилась Алина.
– Видимо, кого-то со стороны будут приглашать. В прошлом году ходили слухи, что Остапчука пытались склеить, но это вряд ли, он не поедет из Питера!.. Вы слышали про его «Антигону»?
Федя вынужден был признаться, что ничего не слышал.
– Знаменитый спектакль, революционный! В Интернете столько писали!.. Целый скандал был!
– Остапчук – фигура, – согласилась Алина. – Не то что наши доморощенные…
– Верховенцев, между прочим, не доморощенный, – возразила Никифорова язвительно. – Столько лет в Москве проработал.
– Марина, театр не должны делать старики! Театр должен быть молодым во всех отношениях! А старикам на пенсию нужно! Старикам везде у нас почет!
– Ему было всего шестьдесят три!
– Вот именно!
– Отчего он мог скончаться? – спросил Федя как можно более незаинтересованно. – Да еще так внезапно!
– Ах, отчего! Понятно, от чего, – заговорили обе красавицы разом. – От нервов. Мы все тратим нервы и даже не думаем о последствиях!.. Он так переживал, когда начался скандал!.. Папа тоже переживал!
– Должно быть, это был особенный скандал, если Верховенцев после него умер от… нервов, – осторожно предположил Федя.
– Да ничего особенного! У нас часто бывает!.. Есть вздорные бабы… и мужики, между прочим, тоже!.. В нашем театре каждый второй – мировая звезда! А когда состав утверждают!.. Еще и не такие скандалы бывают!..