Шекспир мне друг, но истина дороже
Шрифт:
– В прихожей на тумбочке. Я утром беру, когда на работу ухожу, а вечером обратно ставлю. И ее нет. Может, сгорела?..
– В прихожей не горело.
– Ну чего яичницу-то? – спросил Егор. – Разжарить?
– Сейчас, – быстро выпалил Федя, тараща шоколадные глаза. – Яичницу – отлично, яичница – просто прелесть что такое. Георгий Алексеевич, вы жарьте, а я сию минуту!..
Он напялил куртку и выскочил за дверь. Озеров посмотрел ему вслед.
– А вы сами… собирали вещи Романа, Ляля?
Она закрыла лицо руками, но спохватилась и положила ладони на колени.
– Он сказал,
Тут вдруг в окно постучали, и они все трое разом оглянулись. За стеклом маячил Величковский в войлочной шапке «Пар всему голова».
– Максим Викторович, можно вас на минуточку? – приглушенно прокричал Федя из-за стекла, козырьком приставив ладонь к шапке.
– Я сейчас.
На улице было белым-бело, тонкая снежная пыль висела между деревьями, и небо казалось высоким, ледяным. Озеров зажмурился от этого белого ледяного света.
– Слушайте, – затараторил Федя ему в ухо, – надо сходить в ее дом и все там проверить.
– Что мы можем проверить?
– Ну, например, где эта ее сумка! И потом, может, там посреди комнаты канистра с бензином стоит, а?! И на ней отпечатки пальцев?
– Федь, не ерунди.
Но тем не менее спустился с крыльца, и они зашагали вдоль забора к калитке – впереди Максим, за ним Федя. Федор все наклонялся вперед, чтоб быть поближе к озеровскому уху.
– И еще я подумал, может, ключ от кабинета у нее Земсков свистнул? А?.. Ну, раз никто из наших, из театральных, больше к ней не наведывался?
– Я тоже об этом подумал, – согласился Озеров. – Тогда получается, что в кабинет связку он подбросил? Зачем?..
– Ну, это как раз понятно! Он от нее ушел, и в тот же вечер убили Верховенцева. Допустим, его убил Земсков, спер деньги из сейфа и решил все свалить на Лялю. Но как подкинуть ей связку? Если б он ее не бросил, он бы из ее сумки кабинетный ключ мог в любой момент вытащить, но он-то ведь бросил! Вот ему и пришлось придумать, что он за вещами приходил. Он потихоньку ключик из сумки взял, связку Верховенцева в кабинет подбросил, а утром ключик ей вернул, то есть обратно в сумку кинул. А? Каково?..
Озеров сказал, что все это вилами по воде писано.
На Лялином участке сильно пахло гарью, снег был серый, истоптанный. На дорожке и вокруг дома лежали хлопья жирной сажи. Федя остановился, стал оглядываться по сторонам и потягивать носом.
– Химией какой-то несет, – сказал он, как заправский эксперт из кино. – Чувствуете?
Озеров не чувствовал никакой химии. Запах недавнего пожарища, резкий, оглушительный, лез в нос и в горло.
Федя заглянул в окно с высаженной рамой, оперся руками о подоконник, вдвинулся поглубже, налегая животом, и длинно свистнул.
– Ничего себе! Да тут полдома выгорело!
Озеров, сунув руки в карманы, стоял на дорожке. Заходить в дом ему не хотелось.
Он вспомнил, как языки пламени лизали деревянный бок шкафа, перекидывались на потолок, а он все швырял и швырял снег, который шипел, превращаясь в пар, и он кашлял, отворачиваясь от жара, и боялся, что у него вытекут глаза. И все это никак
не заканчивалось!..Под безразмерными Федькиными одеждами у него вдруг запульсировали и задергались все ожоги, как будто обожгло его только что, сию минуту!.. Озеров передернул плечами.
Федя через окно забрался в дом и ходил там, то возникая, то пропадая в темном проеме.
– Нет! – крикнул он оттуда. – Не полдома, это только так кажется. Вы молодец, Максим Викторович, медаль вам за отвагу при пожаре!
Озеров задрал голову и посмотрел на небо.
– Что именно мы ищем, Федь? – спросил он через некоторое время. – Канистру с отпечатками пальцев? Или сумку?
Вместо ответа из окна вылетел желтый баллон, похожий на распылитель, которым подростки пишут на заборах «Цой жив!». Баллон плюхнулся в серый снег. Затем выглянул Федька, сильно измазанный сажей.
– Вот это что такое, как вы думаете?
Озеров посмотрел и предположил:
– Жидкость от тараканов?
Напарник перепрыгнул через подоконник и аккуратно, двумя пальцами в перчатках поднял баллон.
– Какой-то растворитель, – сообщил он, изучив находку со всех сторон. – Видите, написано «Caution, fire», что в переводе означает «не курить, пристегнуть ремни». Где-то я уже видел такую штуку! Где я мог ее видеть?..
– В магазине бытовой химии, – предположил начальник. – А?..
Федя задумчиво посмотрел на него.
– Между прочим, из вещей ничего не сгорело. Ну, скатерть на столе и шторы. Шкаф пострадал, конечно, но внутри все цело. Одежда на месте, обувь тоже.
От запаха гари у Озерова внутри головы постепенно становилось тяжело, как будто туда заливали мазут.
– А сумки нету, – добавил Федя озабоченно. – Или она ее куда-то сунула и забыла? Нужно спросить.
Он резво побежал к калитке. Озеров пошел за ним. Федина деловая озабоченность его раздражает. Это он, Максим Озеров, должен быстро соображать и резво бегать, а у него в голове мазут, и тело дергает, как от нарывов. И Ляля его раздражает, и ее сосед, и их любовь, от которой не было и не может быть никакого толку, потому что она вся… поперек!..
Сосед любит Лялю, Ляля любила артиста Земскова, артист Земсков любит искусство.
Супруга покойного Верховенцева любит Верховенцева, а сам покойный любил Валерию Дорожкину, а Валерия, может, еще кого-то любила или, наоборот, ненавидела.
…Толку-то?! Что из всего этого может выйти?!
– Ляля! – в окно закричал неугомонный Величковский и опять приставил ладонь козырьком ко лбу. – Ляля, вы свою сумку точно никуда не переставляли? С собой на диван не брали? Еще до пожара? А?! Не слышу?!
Ляля из-за стекла, видимо, что-то отвечала.
– Ты бы еще в рупор орал, – буркнул подошедший Озеров. – А то не вся улица слышит.
– Говорит, не брала, – озабоченно сказал Федя. – Максим Викторович, сумку надо найти, куда она делась-то…
– Ищи, – кивнул Озеров и поднялся на крыльцо.
– Вы что, не понимаете, что это важно?!
И он опять поскакал на соседний участок. Озеров проводил его глазами.
…При чем тут сумка? Что он еще придумал? Или ему просто интересно играть в детективной пьесе?