Шекспир, рассказанный детям

Портной стал показывать очень нарядное платье, которое он сшил для новобрачной. Петруччио, не желавший дарить жене ни платья, ни шапочки, нашел в платье еще больше недостатков.

— О Господи! — воскликнул он,— Это что такое, рукава? А тут еще что за полоса? Да это настоящая мортира, защипанная сверху донизу словно, яблочный пирог.

На это портной возразил:

— Но вы приказали мне сшить платье по последней моде.

Тут Катарина заметила, что никогда не видала такого красивого платья.

г

Этого было достаточно для Петруччио. Он набросился на портного и на продавца и выгнал их из комнаты, осыпая яростными ругательствами. Все это была лишь комедия, и Петруччио заранее позаботился, чтобы людям было уплачено за их труды. Они были предупреждены о странном обращении, которое их ожидает в доме Петруччио. Выпроводив их, Петруччио повернулся к Катарине и сказал:

— Ну, Кэт, делать нечего! Поедем к твоему отцу в этом простом, будничном платье.

Он заказал лошадей, уверяя, что они поспеют к обеду. Между тем было уже за полдень. Катарина собралась с духом и заметила очень кротко и нерешительно, так как была сильно напугана горячностью мужа:

— Осмелюсь напомнить вам, синьор, что теперь скоро два часа, и мы, пожалуй, даже к ужину не поспеем.

Но Петруччио сказал коротко, что отправятся они, когда часы будут показывать назначенный им час, словно он мог повелевать и солнцем и часами.

— Видишь ли,— говорил он,— что бы я ни сказал или ни сделал, ты во всем перечишь мне. Сегодня я не поеду. А когда поеду, часы будут показывать ровно столько, сколько я захочу.

На другой день Катарине пришлось проявить еще большее послушание. Петруччио решил в глубине души, что она до тех пор не увидит отца, пока не позабудет совсем, что значит даже самое слово «противоречить», и пока ему не удастся окончательно сломить ее гордый дух. Когда они были уже на пути к ее отцу, Петруччио чуть не

j

– сту

повернул обратно, едва Катарина заметила, как ярко светит солнце. Он же уверял, будто это луна сияет среди белого дня.

— Клянусь сыном моей матери, то есть самим собой,— уверял Петруччио,— это луна или звезды, или вообще все, что мне угодно. А иначе — я не поеду к твоему отцу.

И он сделал вид, будто поворачивает обратно. Тут Катарина, которая уже перестала быть Катариной строптивой, а превратилась в послушную жену, ответила:

— Пожалуйста, не поворачивай, раз мы уже отправились в путь. Пусть это будет луна или солнце, или что ты хочешь. А если тебе угодно назвать это ночником, то я и против того спорить не буду.

Однако Петруччио пожелал проверить ее покорность и снова сказал:

— Я говорю, что это луна.

— И я знаю, что луна,— ответила Катарина.

— Ты лжешь, это благословенное солнце! — возразил Петруччио.

— Ну так это благословенное солнце,— повторила Катарина.— Но если ты захочешь, то это и не солнце. Как ты назовешь, так оно и будет. И так всегда будет для Катарины.

Только после этого Петруччио разрешил жене продолжать путешествие. Чтобы испытать, надолго ли хватит ее уступчивости, он обратился к одному пожилому господину, повстречавшемуся им на пути, и сказал, как бы говоря с молодой женщиной:

— Доброго утра, прекрасная синьора!

Затем спросил Катарину: видела ли она когда-нибудь столь прекрасную девушку? И стал восхищаться белизной и румянцем увядших щек старика и сравнивать старческие глаза с двумя лучезар-

ч

ными звездами. Потом снова обратился к старику, говоря:

— Красавица, еще раз доброго утра.— А жене сказал:— Милая Кэт, поцелуй ее за ее красоту.

Совсем покоренная, Катарина сейчас же подчинилась мужу и обратилась к старику с такими словами:

— Юная дева, вы прекрасны, свежи и очаровательны. Где вы живете? Куда идете? Как счастливы должны быть родители ваши, имея такую дочь!

— Да что с тобой, Кэт! — воскликнул Петруч-чио.— Я надеюсь, ты еще в своем уме? Ведь это старик, сгорбленный, сморщенный старец, а вовсе не прекрасная девушка, как ты утверждаешь.

На это Кэт ответила:

— Простите меня, уважаемый старец. Яркое солнце ослепило мои глаза, и все, что я вижу, кажется мне молодым. Теперь я только заметила, что вы — почтенный старик. Надеюсь, вы простите мне мое нелепое заблуждение.

— Да, простите ей, добрый синьор,— сказал Пег-руччио,— и скажите, куда вы направляетесь? Мы будем очень рады вашему обществу, если нам по пути.

Старый человек ответил:

— Прекрасный синьор, и вы, веселая синьора, ваше странное приветствие очень позабавило меня. Зовут меня Винченцио, и иду я в Падую навестить моего сына.

Тут Петруччио узнал в старике отца молодого Лученцио, который собирался жениться на младшей дочери Баптисты, Бианке. Ему было приятно сообщить, что у сына старика богатая невеста. Всю дорогу они весело болтали и незаметно достигли дома Баптисты. Там собралось много гостей: готовилось празднование свадьбы Бианки с Лученцио.

Старый Баптиста радушно принял новых гостей и, как только закончилось венчание, пригласил всех к себе на обед. Во время обеда Лученцио и его друг Гортензио посмеивались над Петруччио, указывая на то, как послушны, милы и уступчивы их жены в сравнении со своенравной и строптивой Катариной.

Петруччио им не возражал; но после обеда, когда дамы удалились в другую комнату, к остротам и шуткам над Петруччио присоединился даже отец Катарины Баптиста. Тут Петруччио не выдержал и заявил, что все они глубоко заблуждаются относительно характера его жены. Наоборот, по мнению Петруччио, она гораздо уступчивее и сговорчивее, нежели жены его друзей Лученцио и Гортензио. Петруччио предложил сейчас же сделать опыт и послать за женами с приказаньем прийти

( \

сюда. Друзья приняли пари Петруччио, и первым

послал за своей женой Гортензио.

Однако посланный сейчас же вернулся обратно и сказал, что госпожа велела передать мужу, что занята с подругами и прийти не может; если же мужу что-либо от нее надо — пусть сам придет за ней. Теперь настала очередь Петруччио смеяться. Но друзья указали ему, что он еще пари не выиграл и напрасно радуется, ибо Катарину ему не удастся вызвать не только приказанием или просьбой, но даже никакими мольбами. Вторым послал за женой Лученцио.

Однако этот молодой новобрачный заметно побледнел, когда слуга вернулся один. Лученцио с тревогой спросил у слуги: