Шёл разведчик по войне

На Карельском перешейке готовили новую «тропу». Финны на том участке установили сетевые электрозаграждения и был риск наткнуться помимо сетевых ещё на почвенные и подснежные электрозаграждения. Поэтому сапёры и совместно с ними Владимир Семёнович проводили инженерную доразведку.

На нейтральной полосе он обратил внимание на будку бездействующей трансформаторной подстанции. Подумал, неплохо бы приспособить её для нужд разведки, но не придумывалось как именно. Переговорил с командиром взвода инженерной разведки, тот выслал электротехников, осмотрели. По всем признакам подстанция казалась исправной.

И тогда родилась идея.

— А что если подать напряжение с сетевого заграждения финнов на подстанцию?

Взводный оказался тоже находчивым, смекалистым, сноровистым и не лишённым определённой доли авантюризма.

— Отчего ж не попробовать? Давай.

Кинули времянку и убедились — работают трансформаторы. Доложили по команде, получили «добро».

От «тропы» на этом участке фронта пришлось отказаться, и вообще, всяческую активность свести к минимуму, чтобы не настораживать финнов. Вместо времянки сапёры втихомолку проложили силовой кабель, закопали его в снег. Скрытно построили и замаскировали в своём расположении два просторных блиндажа, замаскировав кабель подали в них с подстанции напряжение и разместили в одном электросварочный, а в другом механический цех, с токарным, фрезерным, сверлильным и другими станками. Подключённые на одну фазу через конденсаторы полной мощности станки не давали, но дело делали. И потихонечку, на финском электричестве, правда, без договора и счётчика, отработали для нужд обороны Ленинграда самое тяжелое и голодное не только на продовольствие, но и на энергоснабжение время, до поздней весны сорок второго года.

А чуть позже выдумки Владимира Семёновича, по аналогии ли, или сами догадались — в инженерных войсках умных голов тоже хватает — подключились наши через финские электрозаграждения к финской же электростанции Раухиала. Подвели от неё напряжение к нашим фронтовым мастерским, где сваривали новые и ремонтировали повреждённые в боях бронеточки. Миша ходил к этой электростанции: дано было ему задание разведать спокойно ли ведут себя финны, не заподозрили ли чего?

Не заподозрили.

И ещё Владимир Семёнович придумал как взорвать немецкий минный склад. В заросшую травой канаву у обочины дороги невдалеке от того склада подбросили немецкую противотанковую мину. Миша «нечаянно» обнаружив мину сказал про неё полицаю. Полицай, как и полагается, доложил в комендатуру. Прибыли на место немецкие сапёры, выкрутили взрыватель, а мину — чего ж добру пропадать — отнесли на склад. В ту же ночь, ближе к утру, склад взлетел на воздух. Хитрость придуманная Владимиром Семёновичем и исполненная взрывотехниками разведуправления состояла в следующем — после того как выкручивали наружный нажимной взрыватель, запускался химический взрыватель замедленного действия встроенный внутрь мины. Сначала ту мину хотели просто подбросить на дорогу, чтоб её нашли немцы, но тут не было полной гарантии, что найдут её нужные немцы и отнесут на склад, могли подобрать солдаты других проходящих мимо частей. И было решено, что мину «найдёт» Миша и покажет находку полицаю. Что было исполнено и мина взорвалась в нужном месте и в нужное время.

А ещё… Ну, если все хитрости и изобретения Владимира Семёновича вспоминать, то целая книга получится.

А что, может быть это идея? Написать после войны книгу про Валерия Борисовича и про Владимира Семёновича, и как сам он в разведку ходил, и про Илюху, и про Сашку и про других ребят, которые не без дела во вражьем тылу находятся.

Множество бездомных бродяжек, и своих сверстников, и постарше, и моложе повстречал Миша за полтора года скитаний по вражеским тылам. Но сколько из них были действительно неприкаянные, а сколько работали в разведке под этим прикрытием, он не ведал. Лишь одного или двоих из всех встреченных с большей или меньшей уверенностью он мог определить как разведчиков. Хотя присматривался постоянно. Поначалу из любопытства, хоть и не сказать пацану, но почувствовать в своем сердце — «мы с тобой одной крови, ты и я». А со временем необходимость присматриваться к людям, анализировать их слова и поступки стала составной частью его натуры — от этого, в немалой степени, зависела его личная безопасность и успех дела, которое он исполнял.

Но нет, нельзя. Работа разведки дело тайное и всем про неё знать не полагается. Про разведку должны знать только разведчики.

Попил у тёти Марины «бульону», слегка подсоленной воды, с сухариком из торбы.

У тёти Марины за последнее время добавилась ещё одна скорбная складка на верхней губе. Недавно погиб её племянник, Стёпа Рубаненко, он был всего двумя годами старше Миши. Отличный спортсмен, уже в шестом классе стал чемпионом школы по прыжкам в длину. Отец его, милиционер, в первую блокадную зиму умер на посту от голода. Получил оружие и ушёл охранять Тучков мост. Когда, в скором времени пришёл проверяющий, он уже был мёртв, умер от дистрофии сердца.

Степан, оставшись один — мать умерла ещё до войны, можно сказать, сменил отца на боевом посту — пошёл помогать участковому.

Дел хватало и Степану и другим мальчишкам, помогавшим милиции. Во время авианалётов в тёмное время суток помогали выявлять вражеских сигнальщиков, наводивших ракетами фашистские самолёты на военные и оборонные объекты. Стояли в оцеплении, когда враг сбрасывал бомбы замедленного действия, и вокруг очагов поражения в результате артобстрелов и бомбёжек, чтоб нечистые на руку люди не расхитили имущество проживавших в этом доме, а прохожие не попали под возможное обрушение стен и перекрытий. Помогали убирать трупы с улиц и охранять водоёмы, откуда ленинградцы брали воду на питьё и пищу — туда вражеские лазутчики могли подсыпать отраву. Выявлять умерших на участке. Случалось, работники домохозяйств проводили по документам мёртвых как живых, а продовольственные карточки присваивали. Помогали разыскивать документы умерших, в первую очередь паспорта, чтобы ими не воспользовался враг. А однажды Стёпа помог участковому доставить, довезти на саночках в отделение милиции задержанного, ослабевшего и отчаявшегося от голода воришку, пойманного в чужой квартире.

Следили за светомаскировкой и вели среди жильцов разъяснительную работу о мерах противопожарной безопасности.

Увы, но от неосторожного обращения с огнём, пожаров в блокадном Ленинграде случалось гораздо больше, чем от вражеских зажигалок. И от халатности, и от неумения, и от беспомощности. Огонь разводили и в буржуйках, и на листах железа или на кирпичах, кто на чём приспосабливался. От таких очагов сухой паркет, выдержанная древесина мебели и одежда вспыхивали легко и быстро. У обессилевших от голода людей, порой не хватало сил не только загасить огонь, но и на голос, позвать на помощь не могли. Погибали в огне сами, с ними выгорали квартиры и этажи, а случалось и полностью дома.

В зиму 41/42 года помогали подбирать на улицах ослабевших, упавших на мостовую или присевших отдохнуть на сугроб и уже не могущих встать. Поднимали, поддерживая вели их в домоуправление, в дворницкие, в квартальный штаб МПВО, в кипятильные, туда, где тепло, где человека отогревали, отпаивали горячим кипяточком, а если были у него с собой карточки, то отоваривали их и подкармливали. Случалось, не было у человека сил идти с улицы даже с помощью ребят, тогда укладывали его на саночки и везли в тепло. Скольких ленинградцев так спасли от верной гибели Степан и его товарищи, одному Богу ведомо.

Умер он, нет, правильнее сказать — погиб, мучительной смертью. Бомба срезала фасад дома на Моховой, в котором он жил на пятом этаже.

Когда осела пыль, внутренности уцелевших квартир открылись будто театральные декорации. С жутким криком катился по полу вспыхнувший от упавшей буржуйки и разгоревшийся факелом человек, докатился до края уцелевшего пола, и упал вниз с последнего этажа. Девчонки из МПВО бросились тушить упавшего, но потушили мертвеца, разбился на смерть.

— Отмучился, сердешный. Будь земля ему пухом.

Женщина в левом крыле пятого этажа с окровавленным лицом не могла встать, ползала по полу привставая и ослеплённая размахивая перед собой руками искала детей.

— Сынок, доченька, где вы? Живы? Отзовитесь…

Те перепуганные цеплялись друг за друга, жались в уцелевший угол и молчали.

— Лежи, гражданка! Не двигайся! Стойте, ребятишки! — Подавали им команды снизу и обнадёживали. — Подождите, снимут вас. Только не шевелитесь!

В правом крыле того же этажа, под Стёпиной квартирой обвалился пол и он повис прижатый за руку к стене торцом толстого бревна, балкой межэтажного перекрытия.

Не сдавался Стёпа. На сколько оставалось слабых блокадных сил барахтался, свободной рукой и ногами цеплялся за бревно и в стену спиной упирался, пытался выкарабкаться на бревно и там дождаться помощи, но сил не хватало и зажатая рука мешала. Сорвался, вскрикнул и повис постанывая, склонив голову вперёд.

— Потерпи, сынок! Потерпи немножечко, лестницу принесут, пожарные подъедут. Снимут тебя! Потерпи!

Отдышался Стёпа, отерпелся от боли и снова принялся цепляться за бревно и царапаться по стене. И опять сорвался, и вскрикнул, на этот раз протяжно, и голова скатилась, повисла на правое плечо. Больше не шевелился. Пока принесли лестницы, связали их и добрались к нему, он уже скончался.