Шел трамвай десятый номер…

Школьник перестает облизывать футляр и затравленно смотрит в окно. Его явно пугает перспектива разбора скрипичного концерта Сибелиуса. В этот момент трамвай делает резкий рывок вперед, и Мадам, выдав неожиданно высокое «Ой!», пытается сохранить безвозвратно утраченное равновесие, балансируя ридикюлем в правой руке и билетом – в левой, однако не преуспевает и несется по проходу, исполняя достойную фигуриста-олимпийца дорожку шагов. Завершается акробатический этюд приземлением Мадам на колени сидящему в самом конце салона Фотографу.

– Я ужасно извиняюсь, я не хотела, – молвит Мадам, наваливаясь на Фотографа мощным бюстом.

– Ничего-ничего, мне даже немного приятно, – галантно отвечает придавленный Фотограф.

– Немного? Да вы все здесь сегодня сговорились! Хамы! – распаляется Мадам, однако, спохватившись, резко меняет тон. – Хотя вы знаете, у меня к вам есть дело!

– Я заинтригован, – тоном смертельно скучающего миллионера говорит Фотограф.

Мадам сползает, наконец, с колен своей жертвы на соседнее сиденье и долго роется в ридикюле. Поиски увенчиваются успехом, и на свет выуживается измятая концертная программка.

– Вчера я была в опере…

– Надеюсь, мировая пресса уделила этому событию должное внимание!

– Ах, да прекратите вы! Так вот – я была в опере, и там один тенор… Вот, смотрите, – Мадам указывает алым ногтем на имя в программке, – вот он. Он пел божественно, божественно!

– Остается только поздравить его, – кисло улыбается Фотограф. – Но причем тут я?

– Я поняла, что он – моя судьба! К черту Службу Знакомств. Я всю ночь не спала, думала… Мы должны быть вместе! Я видела, он выделял меня среди публики! Он глядел на меня, словно бы говоря взглядом: «Ведь мы с вами всё понимаем, правда, Мадам? Мы не такие, как все они!»

– Прямо так и говорил? – картинно изумляется Фотограф.

– Словно бы говорил взглядом, – ледяным тоном повторяет Мадам.

– А-а-а, словно бы…

– Но это всё неважно – говорил или словно бы говорил! Важно, чтобы он понял, что я уловила его послание! – Мадам придвигается к Фотографу и ухватывает его за полу пиджака. – И тут мне поможете вы!

– Каким же образом? – Фотограф, Кондуктор, Бабуля, Школьник и трое случайных пассажиров выражают живейшую заинтересованность.

– Вы сделаете мой фотопортрет! В такой богемно-декадентской манере, знаете ли…

– Мадам, после истории с револьвером и табуреткой…

– Никаких револьверов! Я все продумала во время бессонной ночи. Я буду сидеть на фоне растерзанного розового куста – розовый куст вам придется найти, а растерзаю я его сама, – вся в восточных шелках (возьму напрокат в ателье, у меня как раз в соседнем доме есть одно – "Allure" называется), в вельветовом тюрбане (достался мне от прабабушки – немного проела моль, но можно замаскировать янтарной брошью) и с каким-нибудь музыкальным инструментом… флейтой, например. Ее можно эротично поднести к губам и…

– Мадам, по-моему, вам больше подошел бы контрабас! – кричит из противоположного конца вагона Кондуктор.

– Вы… вот я вам… Хам! – кричит в ответ Мадам, но Фотограф отвлекает ее внимание:

– Мадам, но даже если мы и сделаем это декадентское фото с растерзанным кустом и флейтой – как оно поможет?

– Я же говорю – у меня есть план! Я подкуплю гардеробщицу в Опере, и она подбросит мое фото в гримерку этому тенору… этому волшебному созданию! И тогда он всё поймет и…

– И эмигрирует в Бразилию! – подает голос Кондуктор, и весь салон оглашается дружным хохотом.

– Хамы! – констатирует Мадам.

– «Филармония»! – объявляет Водитель. – Следующая остановка – «Психиатрическая лечебница».

– На следующей выходите? – невинно улыбаясь, спрашивает Фотограф.

– Ну, вы у меня… Я вам всем покажу! Вы еще услышите обо мне! – Мадам встает и демонстративно пересаживается на свободное место в середине салона.

В вагоне устанавливается дружелюбная тишина.

Нашествие шкафов и лепесток увядшей магнолии

– Купить ли мне плащ цвета увядшего лепестка лиловой магнолии? А? – размышляет Мадам, сидя, как всегда, в трамвае на своем любимом месте у окна.

– Купить! – отвечает ей Молодая Особа.

Мадам вздрагивает. Она думала, что размышляет про себя. Мысленно.

– Купить-купить, – болтает ногами Школьник. (Они с бабушкой сегодня как раз уселись позади Мадам).

Мадам медленно оборачивается.

– Купить-купить-купить! – восклицает она. – Я победила!

– Купить-купить сто пятнадцать тысяч раз! – не выдерживает Бабуля со Школьником. – Нет, победила я!

Это Бабуля. И Школьник

В доказательство достает из сумки автомобильный клаксон и дудит Мадам в ухо.

Мадам подскакивает, но не теряется, воет в охотничий манок для уток, пугает пассажиров (заодно привлекая внимание всей улицы) и, гордая своей изобретательностью, прячет манок обратно в карман.

В вагоне воцаряется тишина. И очень кстати. Потому что именно в этот момент Водитель закрывает двери, и трамвай номер десять трогается с места.

Фотограф прокашливается.

– Стесняюсь просить, – говорит он как бы в пространство, – а вам, Мадам, доводилось ли когда-нибудь видеть увядшие лепестки лиловой магнолии?

– Ну, как вам сказать… – Мадам глядит через стекло на улицу. – Я их представляю!

– Шалуньи! – бубнит себе под нос Безработный. – Резвушки! Свистульки.

Он вытягивает свои ноги так, что никто не смог бы пройти мимо, не спросив вежливого разрешения их владельца. Бабуля собирается сделать ему замечание, но тут вдруг неожиданно для себя сообщает:

– А я вот куплю себе морской капусты!

Мадам дергает плечом. Бабуля поджимает губы.

– Вы что-то имеете против морских капуст, милочка?

– Эти ваши морские капусты… – вмешивается Безработный.

При этом он делает ужасающую гримасу.

– А в глаз? – интересуется Бабуля.

– Ха, – Мадам победно качает ногой. – Он спрячется от вас в шкаф!

– Я спрячусь от вас в шкаф, – подтверждает Безработный и действительно прячется в шкаф.

Шкаф стоит в вагоне.