Шелест 4

Ну что сказать, аукается нам Мехмед, чтоб ему трижды опрокинуться. Понятно, что к этому всё и так пришло бы. Но лучше уж поздно, чем рано. Однако калга-султан ускорил распространение слухов. И ведь всем под страхом жёсткого наказания запрещено распространяться на эту тему. Но представитель рода Гераев похоже умел задавать уклончивые вопросы, слушать расплывчатые ответы или примечать отсутствие таковых, и делать правильные выводы.

— Здравия, Иван Артёмович, — утираясь платком, приветствовал я хозяина кабинета.

Конец августа на дворе, а жарит как на сковороде. Ну да ничего, осталось малость потерпеть, а там и прохлада придёт. Люблю начало осени, когда солнце греет, но уже не припекает, и воздух не душный, а прозрачный и звонкий. Кра-со-та!

— Здравствуйте, Пётр Анисимович. Я гляжу, не больно-то солнышко жалуете.

— Зато вы какой-то излишне бодрый.

Есть такое дело. Он всю ночь на ногах, да ещё и в трудах, а стоит передо мной словно выспался и до полудня просидел под кондиционером. Однозначно использовал на себя плетение «Восстановление». У него только один недостаток, нужно срочно чем-нибудь подзаправиться, а то мало, что весь эффект быстро на нет сойдёт, так ещё и желудок всё равно своё требовать будет, да так усилено, что скрутит тебя в бараний рог.

— Как дознание? Выявили пособников? — поинтересовался я.

— Выявили, как не вывить. Один грек, уроженец Азова, имеющий давние связи с донцами. Помогали друг дружке по мелочи. И невольников сбывать в том числе.

— Не брезгуют стало быть казачки людоловством.

— Среди них всякие есть, и те, кто жизнь положат за незнакомого, глазом не моргнув, и те, кто брата родного за серебро продадут. Хорошо хоть последних куда как меньше.

К слову, попытка захвата солдат, это далеко не первый случай. Было дело, одного местного прихватили на конюшне, он ощупывал её шкуру, стараясь нащупать под ней инородный предмет. Сиречь, амулет. Было дело и мальца прихватили на этом, у коновязи рядом с кабаком.

— Ну что же, радует, что вы не дремлете и таких доброхотов отлавливаете.

— Мы-то отлавливаем, теперь главное чтобы её высочество не проявила ненужную мягкость. Любой поднявший руку на её служилых должен быть казнён. Я бы и посягнувших на лошадок туда же определил.

— Жёстко.

— А петля за кражу лошади, это милостиво? — хмыкнул Успенский, и добавил. — Это только начало. Если не пресечь сейчас быстро и жёстко, завтра аукнется большими проблемами.

— Согласен, — вздохнув, вынужден был признать я.

М-да. Только там ведь и мальчишка беспризорник есть. Хм. А к чему казнить-то сразу? Можно ведь и на поводок посадить. Возрастного ограничения у узоров нет, восемнадцать лет, это сугубо законодательная мера, и связана с тем, что в основе своей крестьянам наносят «Выносливость» и «Силу», а для вящего эффекта хорошо бы их развить сначала без подспорья, а иначе на выходе получится пшик. «Повиновение» же никакого эффекта не несёт, за исключением беззаветной преданности хозяину. Как по мне, то куда лучшая альтернатива петле. Тем паче, на фоне тотальной нехватки людей.

— Вы с чем пожаловали-то, Пётр Анисимович? — поинтересовался Успенский.

— Спросить о ночном происшествии и уточнить, по поводу распространителя нежелательных слухов.

— На этот раз не злоумышленник, а дурак, — развёл руками Успенский.

— То есть?

— Влюбился господин капитан в великую княгиню и решил, что он подле неё будет куда полезней для неё нежели вы. Вот и полоскал вас почём зря, веря во все бредни, что гуляют по Азову, и добавляя малость от себя. Умысла против её высочества и новообретённого рода никакого, потому и узор воспринял это нормально.

— М-да. Не было печали, купила баба порося. И что будете делать?

— А что тут сделаешь, по дурости или незнанию, но он умышлял против своего сюзерена. Такому на службе делать нечего. Однозначная отставка, наказание, на усмотрение её высочества. НО я полагаю, что в новом княжестве появится первый помещик. Жаль. Хороший вояка. Но если моча бьёт в голову, лучше держать его подальше.

В этот момент у меня в подсумке завибрировал один из «Разговорников». Я сделал извиняющийся жест, и поднял клапан. Хм. Княжна Голицына? Что бы это могло значить? Мы уже давно перешли с ней в разряд друзей. И вообще, она сейчас в действующей армии.

— Слушаю вас, Елена Митрофановна, — нацепив амулет, произнёс я.

— Это Ульев Михаил, помните меня? Слушаю.

— Я помню вас, Михаил Игнатьевич. Вы вассал Елены Митрофановны, — о том, что он ещё и внебрачный сын её покойного мужа, я говорить не стал. — Но как у вас оказался её амулет? Слушаю.

— Елена Митрофановна тяжело ранена. Целитель ничего не может поделать, клинок был отравлен, но каким именно ядом непонятно. Она в очень тяжёлом состоянии, и всё время зовёт вас. Слушаю.

— Где она? Слушаю.

— Вы знаете это место. Заситинский редут. Слушаю.

— Я скоро буду. Закончил разговор. Прошу прощения, Иван Артёмович, но мне нужно срочно идти.

— И куда Вы направляетесь, если не секрет, — поинтересовался дьяк.

— Это личное.

— Бросьте, Пётр Анисимович, какое личное, когда мы заварили такую кашу. Вам следует быть осмотрительным.

— Это княжна Голицына, о чём вы, — отмахнулся я, направляясь на выход.

Открыть портал под крышей, всё ещё нереально, хотя я и думаю над решением этой проблемы. Опять же, Илья остался во дворе, в тени балкона, дымит трубкой. А мне без сопровождения никак нельзя.

— Дымок, подъём, — выйдя во двор, произнёс я.

— Куда? — едва ли не мгновенно выбив трубку, подскочил он.

— Заситинский редут. Готов?

— Всегда готов.

— За мной.

Я открыл портал и без промедления ступил в него, оказавшись посреди практически пустого двора. Неладное я заподозрил слишком поздно. Мгновение, и меня захлестнули сразу две «Ледяные плети» прижавшие руки к телу, лишая возможности использовать плетения. Попытался было сбросить их, но не преуспел в этом. Атаковавшие меня были явно рангом повыше. А вот они без труда повалили меня на землю. Последнее, что я увидел, это волочащегося по земле Дымка. А после надо мной кто-то склонился, и меня накрыла темнота.

Глава 8

— Брехня! Так не бывает, — отмахнулся щуплый крестьянин, с редкой всклокоченной бородёнкой.

— А можа и не брехня, — почёсывая в затылке, не согласился другой мужик, с окладистой русой бородой.

— Ты, Агап чаще в сказки разные верь, глядишь в закромах зерна поболее станет, — отмахнулся первый.

— Дыкт, великая княгиня поди словами бросаться не станет.

— А ты те речи от неё слыхал, иль вот от этого мальчонки, у которого молоко на губах не обсохло.