Шелест 4

— Хочешь сказать, что мне необходимо брать систему образования в свои руки и заниматься воспитанием молодёжи в нужном ключе? — посмотрела на меня Мария.

— Причём уже сейчас, не оставляя этот вопрос на потом. Вспомни опыт Софьи Алексеевны Романовой. Умная была правительница. Только сразу говорю, я этим и близко заниматься не стану.

— На тебя хоть какие узоры наложи, твоя лень неистребима, — вздохнула она.

— Ага. Я такой, — кивнув согласился я, и уже к Успенскому. — Погодите, но если в России так налажен отбор сильных одарённых, то отчего же тогда царь не врежет шведам, ливонцам и иже с ними полякам?

— От того, что в европейских державах та же система отбора, и по сильным одарённым у нас паритет.

— Но ведь одарённых у нас больше.

— А о том, что монархия у нас самодержавная только номинально, вы уже позабыли, Пётр Анисимович? Князья тоже не дремлют, и тянут на себя одеяло. Но с того момента как появился способ обращения в волколаков, позиции царя начали усиливаться. Полагаю, что уже к весне следующего года, его величество получит серьёзный перевес в сильных одарённых, после чего Швеция, Ливония и Польша запросят мира, а Турция так ничего и не начнёт. Впрочем, после того как вы передали царю секрет волколаков, полагаю всё закончится куда быстрее. А у нас времени стало значительно меньше. И в этом плане, ваше высочество, хорошо, что император полагает, будто полностью контролирует вас.

— Как и то, что Батал-паша никуда не делся, угроза его наступления на Азов сохраняется, а на море хозяйничает османский флот. Полагаю, что в этой ситуации, его величество всё же предпочтёт оставить руки Марии Ивановны развязанными, — дополнил я.

— Согласен. Но это дела, дальней перспективы. Полагаю, что на этом пока всё, — подытожил Успенский.

Повисла неловкая пауза, дьяк имел амулет портала, но даже не подумал уходить самостоятельно. Правильно в общем-то и делает. Он конечно полагает, что благодаря своей особенности я могу противиться узору, но полностью не доверяет, а потому и оставить меня наедине с великой княгиней не может.

Ну и с-сволочь же, царь батюшка. Придёт срок, и я точно его пришибу. Нет, я ничуть не лучше его. И яркий тому пример Успенский, стоящий передо мной. В отношении троих компаньонов меня где-то оправдывало то, что я выдернул их со дна, где они просто сдохли бы. Чего не сказать о нем, Игнатове и хлопах. Это после мои бойцы сами согласились принять узор, ради сохранения тайны. Кстати, все работники Тайного приказа получившие это украшение в ту же копилку, пусть и не я там накладывал узоры.

Так что, по большому счёту я понимал царя, и даже где-то одобрял его действия. Такого кадра как я, нужно держать под контролем, и извлечь из него максимум выгоды. Но между понять и принять есть одна большая разница. Это ведь касается лично меня, так что, ничего-то я ему прощать не собирался.

— Полагаю, что нам пора возвращаться, — наконец произнёс я.

— Когда отправляетесь в Архангельск, Пётр Анисимович? — спросил Успенский.

— Полагаю, что завтра поутру.

— Ясно. Хочу сразу предупредить, что пока мы не убедимся в вашей лояльности, и в том, что узор нанёс именно его величество, вам лучше не появляться во дворце, ни обычным порядком, ни порталом.

— Логично, — после секундной заминки, согласился я.

— А моё мнение никто не хочет спросить? — возмутилась Мария.

— Нет, — едва ли не хором ответили мы.

Я-то в себе не сомневаюсь, а вот Успенский совсем другое дело. Ну и зачем усложнять ему жизнь. У него и без того голова пухнет от забот, и у меня нет никакого желания нагружать его сверх меры.

Сначала ушли они, в портал открытый Успенским. Затем я уже прямиком в свой двор, где вновь оказался под прицелом недовольного десятника. А кому понравится, когда вот так шастают тут и нервируют, пусть это и хозяин дома. Я слегка развёл руками в извиняющемся жесте, мол прости, но ничего не попишешь.

Ужинать пока рано, поэтому я направился прямиком к Илье, лежавшему всё на той же постели, разве только Агафья сменила ему простыни. Ну и вид у него куда лучше, чем когда я его оставил.

— Пётр Анисимович, — попытался подняться он.

— Да не дёргайся ты, Дымок, — положив ему руку на грудь, вернул я его в прежнее положение.

— Да я уже нормально себя чувствую, — возразил было он.

— Евграф Степанович что сказал?

— Лежать велел.

— Вот и лежи, набирайся сил и выздоравливай. Должен же завтра кто-то носить за мной шар. Или мне прикажешь этим заниматься.

— А если не встану? — спросил молочный брат.

— Не встанешь завтра, поднимешься послезавтра. У меня тут долгое путешествие выдаётся, так что готовься гулять по порталам, как бы неприятно тебе ни было. Если хочешь конечно. А то, мне ведь и за Лизой присмотреть надо.

— Я с тобой, Шелест. Только… — осёкся он.

— Говори, Дымок, — подбодрил его я.

— Если чего секретное, может тогда Хруста, а я к Александру Фёдоровичу в помощь.

— Ты уж доказал, что верить тебе можно целиком и полностью.

— Можно, — хмыкнул он. — Сломали бы меня. Прав ты был, Шелест, рано или поздно говорить начинают все. Силы во мне ещё оставались, но чует моё сердце, сломали бы.

— Значит нужно постараться больше не попадаться. Но ни неволить, ни попрекать я тебя не стану, если не хочешь, то можешь не идти. Говорю же, присмотришь за Лизой.

— Я хочу пойти с тобой, Шелест, но боюсь подвести.

— А ты не бойся. Выздоравливай, брат, — я пожал ему руку, и вышел из комнаты.

Поднялся к себе в кабинет, и устроившись за рабочим столом открыл шкатулку с заготовками. Взял каменную пластину, и расколол её на две половинки, после чего в их телах вывел плетения конструктов, получив на выходе комплект «Поводка». После чего изготовил ещё один. Вот так я могу, шпионские штучки походя на коленке ваяю.

Глянул на часы и вздохнув уставился в пространство. Заняться нечем. Подумал было взяться за изготовление «Разговорников», в надежде скоротать время за монотонной работой. Однако понял, что при этом голова будет свободна, и ничего путного, кроме накручивания себя, у меня не выйдет.

Поэтому подтянул медный лист, заготовку для печати лубка, и взялся за кисть. Прикинул, что там у меня шло дальше по сюжету, и начал рисовать. Читать мне не интересно, потому как этот процесс у меня слишком уж быстрый. А вот рисовать, подолгу обсасывая одну и ту же сцену, уже совсем другое дело.

— Петя, а во что ты опять врюхался? — спросила сестра, едва переступила порог гостиной.

Как ни странно, но была она не одна, а в компании Столбовой, которая окинула меня изучающим взглядом. Ну вот один в один, Мария, после того как я выскакиваю из очередной передряги. Показалось? Я вернул перед внутренним взором картинку, благо мог делать это походя. Да ничего подобного, однозначно изучающий, да ещё и встревоженный взгляд, который тут же сменился вполне обычным для неё, холодным и чуть высокомерным.