Шелест кукурузного моря
Шрифт:
– Надеюсь, нет, – честно признался я и поджал губы.
Улыбка неожиданно спала с его лица, а мой взгляд опустился на красные кеды. Они так сильно выбивались из всего окружающего, что невольно напоминали своего же хозяина. Такие же яркие, такие же заметные и притягивающие. Казалось, что я один их вижу таким цветом, что я дальтоник. Что другие этого всего не замечают в то время, когда я не могу от них оторваться надолго…
Они стали приближаться, а по ощущениям – будто на меня надвигался танк. Никуда не скрыться, одно лишнее движение – и всё, атака. Я мышь, а Андрей – змея. И никакие мы не енот и ёж.
И только
К моему счастью, подъехала спасительная маршрутка, и мы, немного замешкавшись, залезли во внутрь, слегка попав под дождь. Прохладные капли немного отрезвили меня. Расплатившись, мы уселись назад. В салоне тихо играл шансончик и пахло табаком. Андрей покопался в рюкзаке, достал наушники и, подключив их к телефону, протянул мне один динамик.
– Угощаю, – произнёс он. Его лицо находилось так близко, что я, забрав наушник, слегка отодвинулся в сторону.
Маршрутка тронулась.
– И что у нас на завтрак? – поинтересовался я, ставя рюкзак под ноги. Сейчас бы и правда поесть не помешало, но, предвкушая дальнюю поездку по кочкам, мой желудок жалобно проскулил, сообщая, что он не готов, иначе вся еда вырвется наружу где-нибудь на въезде в город.
– А что ты любишь? – Андрей сосредоточенно шарился в телефоне.
– Эм… Мне всё равно.
Никогда особо не задумывался над тем, что мне нравится есть на завтрак. Если мы вообще сейчас говорили о еде.
– В смысле «всё равно»? – Андрей посмотрел на меня, как на идиота. С лёгкой усмешкой. – Каша, яичница, омлет, чай?..
Видимо, о еде.
Может, у него в телефоне как раз содержалась вся информация обо мне, скопированная с вживлённого в меня чипа? Снова будто копался в моих мозгах. Словно он психотерапевт или психолог, а я – пациент. Да. Прямо как на сеансе, только кресло не такое удобное, как обычно показывают в фильмах.
– Что мама поставит, то и ем, – вздохнул я, откидывая голову на спинку сиденья.
– А если она поставит перед тобой, ну, не знаю… – он на пару секунд задумался и продолжил: – Борщ! Утренний борщ. Ты когда-нибудь ел утренний борщ?
– Нет, – прыснул я, разглядывая покрытую ржавыми пятнами крышу маршрутки. – Тогда, наверное, я бы удивился, – покосился на него и пожал плечами: – Но съел бы.
Вскинув брови, он громко выдохнул через рот, раздувая щёки, и покачал головой.
– Так дело не пойдёт. У тебя же есть выбор, – толкнул мою ногу коленкой, и я выпрямился, – а ты даже не пытаешься его использовать. Почему?
Мои мысли скопились где-то в области нашего соприкосновения. Кожа там словно горела, и мне пришлось с усилием заставить себя вспомнить заданный мне вопрос.
– Ну… – я нахмурился. – Мама может обидеться, если я откажусь.
Не то чтобы мама часто обижалась на меня, скорее, больше на папу. Она постоянно была им недовольна, говорила, что он как ребёнок, что он неблагодарный и вообще, она всё в семье тянет на своих хрупких плечах. Она не закатывала истерики: недовольно причитала под нос, но так, чтобы слышали и понимали все присутствующие.
– М-да, запущенный случай, – скептический взгляд Андрея заставил почувствовать себя бесконечно глупым. – Так, ладно. Давай для начала с музыкой определимся. Что предпочитаешь?
Не хотелось отвечать, что и тут мне, в принципе, всё равно. Не любил привязывать себя ни к каким музыкальным направлениям, считая, что это
ограничивает, ставит рамки, которых у меня и без того целый океан, просто Андрей ещё об этом не догадывается. Я одинаково с удовольствием слушал как попсу, так и рок, и джаз, и всякие инструментальные исполнения, а также часто попадались неплохие саундтреки. Но он так внимательно смотрел на меня, что мне всё же захотелось поскорее определиться, что ответить, а то вдруг снова начнёт вытягивать из меня… меня же. Я вспомнил тот самый – пригвождающий к месту – взгляд со сценки. Прокашлявшись, тихо ответил:– Ну, мне понравилась та, что играла вчера вечером. Когда вы выступали, да, – кивнул своим же словам. – Она мне понравилась.
– Ты это говоришь, чтобы меня не обидеть, что ли? – Андрей снова толкнул меня коленкой, но на этот раз просто вильнуло маршрутку. Наверное.
– Что? Нет! – возмутился я. – Мне правда понравилась. Ты круто играл.
Андрей на мои слова аж просиял, а внутри меня будто что-то опрокинули. Перевернули вверх дном или скинули со стола, отчего сердце ёкнуло, ведь – чёрт! – это «что-то» всегда стояло так и никак иначе, а теперь – не вернуть в исходное состояние, потому что всё разбилось и перемешалось.
– Тебе понравилось? Правда?
– Да. Определённо да, – снова закивал.
Маршрутка остановилась, и в салон забралось несколько человек. Снаружи вовсю шёл ливень. Когда мы снова поехали, Андрей – смущённо? – произнёс:
– Я рад. – И – теперь точно нарочно – мягко коснулся своей коленкой. Я тут же забыл, как дышать, поэтому, схватившись за поручень, приподнялся с места, чтобы открыть люк. Волосы завихрились от ветра, лицо стало влажным, а мне снова стало чуть легче. – Тогда, – Андрей продолжил ковыряться в телефоне, когда я вернулся на место, – слушаем фолк-рок! Немного другое, но… возможно, тебе понравится. Но если нет – не молчи, понял?
– Да успокойся, понял я, понял. Врубай уже, – ответил, вставляя наушник.
В левом ухе заиграла музыка, пальцы Андрея начали по ноге отбивать чечётку в такт, а я, пытаясь расслабиться, закрыл глаза. За сутки из меня словно выжали все соки. Жара, подвёрнутая нога, знакомство с Андреем, встреча с друзьями, драка, бои без правил в воде и практически бессонная ночь. Дурацкое состояние, когда не знаешь, за что уцепиться мыслям, поэтому проще снова их отложить на хранение в воображаемый ящик и забыться. Можно было бы даже поспать, да неловко перед Андреем. С ним в принципе чувствовал себя неловко, и мои нервы, которые обычно находятся в спокойном состоянии, в каком-то чёртовом анабиозе, или в спячке – вспомнил про енота, – сейчас щекотали где-то под ложечкой. Передо мной стали появляться картинки, словно светомузыка на компе, и я старался разглядеть в них смысл.
Я наблюдал, как вокруг двух гор играли облака, кружась в безумном танце. Они создавали смерчи – мощные, сметающие всё на своём пути. Разбрасывали камни и сносили дома. Выкорчёвывали с корнями деревья. Губили животных. И только две горы стояли на месте, прижавшись друг к дружке боками.
– Конечная! – неожиданно разбудил голос водилы, отчего я подскочил на месте. Всё же уснул, и, самое стрёмное, на плече у Андрея, который начал оглядываться по сторонам, явно не понимая, где он, кто он и какой сейчас год. Мой взгляд стал выискивать на его майке позорные следы моей слюны, но так и не нашёл.