Шелест трав равнин бугристых
Шрифт:
— Тута мэхы аф аф.
— Надо же! Ни за что бы не догадался.
Так, непринуждённо беседуя, ребята провели некоторое время. Юноша изредка добавлял в костёр понемногу дров или заглядывал под крышку, тыкая птицу заострённой палочкой и проверяя, хорошо ли она протушилась. Девушка тоже заглядывала в посудину, но при этом проявляла заметное нетерпение:
— Гыпа, дыху, тырн, — поторапливала она повара.
— Потерпи немного, от костей ещё плохо отстаёт, — урезонивал он. — Ещё капельку — и всё будет как в лучших домах.
Ела девчонка, словно на пожаре. Петя только и успел ухватить себе ногу с бедром — остальное смолотила Граппа. Потом, глядя на его жующую физиономию, она сделала голодные глаза и выразительно
— Ну, коли встала ты тут на довольствие — пошли, поможешь прикрыть шалаш от дождя.
Привязывать черенки банановых листьев к палкам кровли было просто, до тех пор, пока не закончились нитки в последнем мотке — их и оставалось-то там кот наплакал. Потом, посмотрев, как парень мучается, пытаясь завязать гибкую тонкую веточку, девушка отошла в сторонку к травянистому пучку длинных листьев с острыми кромками и оторвала от края узкую полоску. Подала Пете. Хм. Прям — готовый шнурок. Не пружинит, не ломается — самое то.
На подстилку из мелких веток и травы под ставшей плотной крышей ребята забрались с последним лучом солнца. А когда сумерки сгустились, спокойно уснули, загородив вход решёткой из толстых палок.
Кажется, факт исчезновения девушки ни в малейшей степени не обеспокоил её родственников. Никто не пришёл разыскивать её и забирать домой. Она продолжала крутиться вокруг парня, изредка подсказывая тому удачные ходы. Вот скажем, когда он выбирал палку для топорища — показала нужное деревце, ствол которого согнулся, обтянув овал камня, и не сломался при этом. Разумеется, замысел она поняла не сразу, а наблюдая за неоднократными неудачными попытками.
Чтобы обеспечить изгиб древесины по малому радиусу, Петя срезал внутреннюю сторону ствола, оставляя невредимой наружную поверхность «хомута» вместе с корой и лубом. Потом обворачивал длинный срез внутренней стороной вокруг заготовки топора до тех пор, пока свободные концы не сомкнулись друг с другом — тут их и следовало плотно обмотать, затянув крепление. Так вот — лопались палки одна за другой, пока Граппа не указана нужную породу…
Но особенно много полезного удалось от неё почерпнуть по части съедобности растений — они отправлялись пастись, собирая и отправляя прямо в рот, то мелкие ягодки, то срывая орехи и разбивая их камнями. Юноша не цеплялся к своей проводнице, пытаясь добиться от неё более привычного для себя поведения, но и сам не принимался раскусывать смолистые семечки, только что вытащенные из шишкообразного плода. В то время, как Граппа, сидя прямо на ветке, насыщалась, роняя вниз чешуйки и разгрызенные скорлупки, он набил полкорзины вытрясенными из шишек похожими на кедровые орешками. Потом уже дома сварил их — липкая живица всплыла и была слита. Затем прокалил добычу в низком горошке, просушив до звонкости, и только после этого, соорудив орехокол из пары связанных концами палок, отведал угощения сам.
Ну что сказать — орехи как орехи. Девушке они в таком подготовленном виде понравились больше, чем когда прямо в рот непосредственно из дикой природы.
Петя, скоро выучился достаточно бойко изъясняться на питекантропском — довольно простой оказался язык, и очень ворчливый. Мягких гласных он в нём не приметил, а глухие и звонкие согласные постоянно путались. Зато ни щелчков, ни присвистов, на придыханий — ничего подобного ни разу не приметил. Огромное количество слов в нём обозначало растения и животных, а вот термины, годные для того, чтобы выразить отношение к предмету были редкостью. Быхо (вид кустарника) растёт, ныр бежит, куд лежит… примерно такие фразы и составляли основу любой беседы:
— Не бей. Злое дерево, — спутница чуть за руку его не схватила в момент, когда он уже занёс топор, чтобы отрубить средней толщины ветку от коренастого деревца, стоящего чуть на отшибе.
— Тогда почему ты мне на него указала?
— Просил твёрдое. Это — твёрдое.
— Ну тогда твердое не злое покажи, — вот такой короткий разговор после того, как на дорогу
только в одну сторону затрачено около полудня времени. Разумеется, выяснить, что же такого злого в этом дереве, не удалось — девушка использовала множество незнакомых терминов, выяснение смысла которых навело на мысль о наличии в древесине сильного яда. Анчар, что ли?Другое, обладающее крепкой древесиной но «незлое» растение, крайне плохо поддавалось каменному топору. Опасаясь сломать столь драгоценный инструмент, Петя перешёл на использование ручных рубил — ударить хотелось посильнее, а риск «снести» при этом хрупкую кремневую кромку был очень велик. В конце концов, просто перетёр ствол угловатым куском гранита, а уж потом так и вытачивал из него предметы при помощи шершавых обломков. — Слышал когда-то будто некую разновидность древних людей называли человеками умелыми — так это всё же не самая яркая черта наших далёких предков. Тех, кто в это время хоть что-то изготавливал, необходимо называть «терпеливыми».
Из этой особо твёрдой породы прежде всего сделал кухонный нож — овощи и фрукты он резал вполне приемлемо. А ещё им получалось разделывать рыбу… Точить его тоже было можно, хотя срабатывался он значительно быстрее стального. Шило, кинжал наконечник для копья с широким режущим остриём. И метательные ножи-колышки тоже получились. Петя потренировался их метать, но успехов в этом искусстве не достиг и оставил крепкие увесистые заострённые палочки лежать без употребления.
Так вот, при помощи нового деревянного ножа Петя разделывал спелые фрукты и вялил их ломтиками на жарком солнце. Уж что там за папайи-маракуйи это были — поди разбери. Может, вообще что-то другое, но в сушеном виде получалось просто объедение. Граппа тоже так считала и таскала припасы из корзинок к себе за щёку, стоило только на минуту отвернуться. Она не понимала, что такое «запас» или «припас» по-русски, а на её языке этого слова, кажется, не существовало вообще. Девчонку приходилось натурально отгонять от кладовки…
Она вообще-то была неважной помощницей. Рассеянной, неловкой. Готовить не любила, мытьё посуды воспринимала как попытку издевательства над естественным ходом вещей. Дрова собирала, ну и с веретеном она справлялась неплохо. Правда, трудилась не подолгу, отвлекаясь на что угодно, но потом спохватывалась и пара-тройка-пяток-десяток метров ниток на клубке прибавлялось. Из травы с расщепляющимися листьями выходили очень суровые нити, прочные шпагаты, шнуры и верёвки. Мягкие волокна юноша прял сам из другого растения, которое приметил во время одной из вылазок на верх обрывов противоположного берега — попались на глаза ватные шарики на верхушках росшей в этих местах травы. Возможно — дикий предок хлопка, но ни малейшей уверенности в этом нет.
Так вот — прясть нити из ваты Граппа не могла — ей не хватало для этого чувствительности в пальцах… или ещё чего-то. Нить у неё получалась переменной толщины, часто рвалась, истончившись, или шла комками.
Глава 10. Новый дом
Жилось вдвоём заметно веселей. Петя мастерил то ловчую сеть, то новые боло и пращу, то лук со стрелами, отвлекаясь от работы только на инструктаж при закладке продуктов в котёл — поддерживать огонь и проверять готовность блюда девушка была рада в любое время. Ну и поесть.
Сплёл-связал подруге короткую маечку, пусть и дырявую повсюду, но прикрывающую от его взора аппетитные бугорки девичьей груди. Юбку тоже связал ей на спицах из толстой нити и реденькую — Граппа охотно стала носить обновки. Целые полчаса смотрелась в своё отражение в воде, но потом сняла — чем-то стесняла её одежда. Или фасон наскучил?
А уж шляпок у неё теперь завелось целых три штуки: канотье, панама и островерхий колпак — каскетку она отдала обратно. В общем — создание весьма легкомысленное и неорганизованное эта древняя девочка. Тем более неожиданно было то, что она охотно откликнулась на предложение обзавестись более прочным жилищем — такого рода понятие для неё оказалось близким и родным.