Шелк и тайны

Не обязательно было быть гением, чтобы догадаться, сколько угрозы содержалось в этом кратком описании.

— Вы делаете мне честь, но у меня нет лошади и я не понимаю сути игры, — невозмутимо ответил Росс.

— Не важно, — беспечно ответил Дил Асса. — Бозкаши — настолько простая игра, что ее может постичь даже ференги. А я одолжу тебе одну из своих лошадей.

Росс огляделся по сторонам: все выжидающе смотрели на него. «Я уже снискал довольно хорошее к себе отношение среди путников каравана, но если откажусь играть в эту варварскую игру, то разочарую многих. Невозможно выйти из этого положения, не нарушая приличий. Ведь даже калифу это пришлось по душе».

— В таком случае я с удовольствием приму участие в игре.

— Прекрасно! — Дил Асса вскочил на лошадь. — Приходи завтра к нашим шатрам, когда солнце будет на полпути к зениту. И приводи своих друзей, чтобы они смогли восхититься твоим мастерством наездника. — Он нарочито лихо поднял лошадь на дыбы, потом пришпорил ее и ускакал прочь, сопровождаемый своими людьми.

Росс сделал вывод, что этот раунд выиграл Дил Асса. Он повернулся и поклонился калифу.

— Большое спасибо за то, что вмешались, ваша милость. Я усматриваю промысел Божий в том, что он привел вас к нашему костру.

У Абд Уррахмана сверкнули глаза.

— Это не дело случая, хотя, без сомнения, Бог хранит вас. Сегодня утром ко мне пришел погонщик верблюдов и поведал о злых выходках ваших и вашего слуги-туарега. По его просьбе я должен был приказать замуровать вас обоих заживо, но мне хотелось рассудить самому. Также я полагаю, что Дил Асса начал разыскивать вас, как только узнал, что в Мары прибыл ференги, поскольку его брата в Афганистане убил англичанин. Он хороший парень, этот Дил Асса, но очень вспыльчивый. — Старик изящно склонил голову. — Беседа с вами доставила мне огромное удовольствие, Кхилбурн. Ваша теология — неизведанная, она плод мечтательного сердца. Желаю вам насладиться завтра утром бозкаши.

Калиф ушел, а костер Росса оказался в центре внимания путников каравана. Подойдя поближе, они с воодушевлением принялись описывать все матчи бозкаши, которые им когда-либо доводилось видеть. Перспектива завтрашней игры привела всех в веселое расположение духа.

Уже стемнело, путники разошлись, и Джулиет, поднимаясь на ноги, внезапно пробормотала:

— Пойдем прогуляемся.

Несколько минут спустя Росс легкой походкой двинулся из лагеря. Так же, как в Серахсе, караван-сарай находился на окраине, и Джулиет он нагнал в пустыне. Они осторожно пробирались между освещаемых луной песчаных дюн.

— Во что я себя втянул? — поинтересовался Росс.

— Думаю, бозкаши — это нечто среднее между охотой на лисиц и битвой при Ватерлоо, — сухо ответила она.

— Неужели все так скверно? — засмеялся он.

— Хуже. Поскольку Дил Асса пообещал не убивать тебя, это для него лучший шанс устроить тебе несчастный случай с роковым исходом.

— Уверен, он не будет печалиться, — согласился Росс. — Но полагаю, что больше всего он жаждет унизить меня, чтобы потешить свою уязвленную гордость. А ты много видела матчей бозкаши?

— Только один. Никто не сомневался, что я мужчина, но я решила не испытывать судьбу и не пошла вместе с остальными. Правда, если бы меня обнаружили, мне пришлось бы туго. — Она умолкла и сорвала светлый цветок пустыни, распустившийся после кратковременного дождика прошлой ночью. — Мужчины обожают бозкаши; можно сказать, что слово это распространено по всей пустыне. Сотни, а может, тысячи придут завтра посмотреть эту игру. Обычно состязаются зимой, и наверняка эта игра окажется последней до наступления осени, поскольку уже слишком жарко.

— А каковы правила?

— Их нет. Участвовать может сколько угодно человек — от дюжины до сотни, и каждый играет за себя. Я полагаю, что в истоках бозкаши лежат воинственные игры, устраиваемые между соперничающими ордами монголов. Очень жестокая игра — вся основана на дикой силе и умении ездить верхом. — Она нерешительно посмотрела на Росса. — Ты отличный наездник, но уже знаешь, что представляют собой туркмены.

— Похоже, все они родились в седле и вряд ли обременены какой-либо джентльменской чепухой насчет честной игры, — пожал плечами Росс. — Я не испытываю потребности соревноваться и обставлять их в их же игре. Удержаться бы на лошади до конца игры, и я сочту, что сохранил свою честь.

— А ты не забудешь об этом завтра, в самый разгар игры?

Он улыбнулся и сорвал еще один цветок, потом вложил его в складочку покрывала Джулиет, у самого уха.

— Конечно. Я никогда не сходил с ума от каких бы то ни было игр.

Проигнорировав его жест, Джулиет сказала:

— А я думала, что в Итоне ты считался героем-атлетом.

— Да, — признался он. — В Итоне у человека нет особого выбора — играть или нет, но у меня никогда к этому душа не лежала.

— Мой отец потерял бы дар речи от таких сантиментов, — с еле уловимой смешинкой в голосе произнесла Джулиет. — Он не уважал тех людей, которые не интересовались спортом.

Росса разобрало любопытство, да и вообще он не желал прерывать драгоценные минуты их общения с глазу на глаз, поэтому он уселся на землю с подветренной стороны холма, откуда открывался вид на извилистую речушку Мары, и как бы ненароком взял руку Джулиет в свою. Она не возражала, и он решил удерживать позиции, несмотря на то что лучше бы ему этого не делать.

«Удивительно, если бы я только что познакомился с Джулиет, то изо всех сил постарался бы приволокнуться за ней, потому что это все та же женщина, в которую я когда-то влюбился. И надо же — тот факт, что мы были женаты, а потом разъехались, воздвиг между нами непреодолимый барьер. По крайней мере я не знаю ни одного способа преодолеть прошлое, равно как и не уверен, что будет мудро с моей стороны пытаться это сделать. Все равно она мною не интересуется. С того первого невинного ухаживания, когда мы не боялись открыть друг другу сердца, прошла уже целая вечность».

Как бы невзначай он сказал:

— Ты знаешь, я, кажется, впервые слышу о твоем отце. Помню только, что он занимал дипломатические посты в каких-то экзотических странах и умер, когда тебе было шестнадцать, но больше я ничего не знаю. Похоже, никто из членов твоей семьи никогда о нем не рассказывал.

Джулиет вздохнула. Потянуло легким ветерком, и женщина стянула покрывало, чтобы мягкий ночной воздух остудил ее разгоряченное лицо.

— Он был тяжелым человеком, а дети ему нужны были для сохранения фамилии. Его почти не интересовали сыновья, дочь — еще меньше. Блестящий человек, но в чем-то страшно упрямый. Видимо, двенадцать лет назад воспоминания о нем были еще настолько свежи, что никто в нашей семье не мог с легкостью о нем говорить. Теперь, когда прошло столько времени, я могу спокойно рассказать о нем, вглядываясь в даль прожитых лет.

— А что ты к нему испытывала?

Она замялась.

— Я отчаянно хотела, чтобы он гордился мною, но мы постоянно ссорились. Да и братья тоже, кроме бедной мамы, которая оказалась между двух огней: с одной стороны — дети, с другой — муж. Она чувствовала себя беспомощной, как только что вылупившийся цыпленок.

— Любопытно!.. — пробормотал Росс. Он не сводил глаз с ее бледного лица. Ему так хотелось протянуть руку и прикоснуться к ней, что он боялся непроизвольного движения своей руки. Потому-то он схватил полную пригоршню крупного песка и пустил его струйками между пальцев. — А может, он оттого мало интересовался дочерью, что ты вечно бегала со своими братьями и выучилась таким же вещам, как они, да и попадала в такие же переделки?