Шелк
Шрифт:
— А сам Магнус, он согласен стать наследником семейного бизнеса? — усомнилась Линн.
— Нет, конечно. Но мы решили не разочаровывать родителей, пусть пока витают в облаках.
— Бритт, это нечестно.
— Знаю, но подождем, может, сами отстанут?
Бритт рассказывала, что на ее родственников произвело огромное впечатление всегдашнее спокойствие Магнуса, а еще то, что он безо всяких приглашенных специалистов что-то там починил в компьютере! Даже не просто починил, а разобрал его «до винтика», почистил и собрал снова.
— Два часа ходили вокруг комнаты на цыпочках и заглядывали в дверь,
— Бритт, у вас там помолвка не намечается?
По тому, как подруга замялась, прежде чем ответить, Линн заподозрила, что все не так просто.
— Рассказывай, что случилось!
— Да ничего. Магнус всегда говорил, что не собирается жениться. И я не спешу. Он и здесь сказал, что семья, как деталь общества, отмерла, жить можно и без записи в мэрии.
— И?..
— После компа все решили, что в Швеции так и делают, и отстали с глупыми вопросами.
— Магнус перевоспитает твоих родственников.
— Угу…
Отношения у Бритт и Магнуса и впрямь странные. Они не первый год знакомы, жили рядом, каждый день встречались, но были просто приятелями. Когда в их жизни появилась Фрида, Линн казалось, что Магнус неравнодушен именно к ней, но у Фриды с соседом отношения и вовсе приятельские.
А потом у Фриды откуда-то взялся ее Густав, которого Линн считала монстром, и Магнус вдруг захотел стать парнем Бритт. Когда Линн подозрительно поинтересовалась, зачем ему это, пожал плечами:
— Чтобы она не натворила глупостей.
При таких отношениях какая может быть свадьба? Зря Бритт повезла парня на смотрины, да и ей самой нужно ли?
Линн не стала рассказывать подруге о претензиях Петры: ни к чему вешать на нее эти проблемы. К тому же надеялась, что Ларс сумеет убедить Петру не вредить самой себе.
Для этого требовалось как-то убедить Ларса побеседовать с племянницей.
— Ларс, я давно хочу спросить тебя…
— Да, дорогая?
— Как ты мог не знать, что Петра дочь Жаклин? И еще: ты говорил, что Жаклин родила дочь, будучи совсем юной, ее изнасиловали и что дочь умерла. А теперь оказывается, что это произошло, когда Жаклин была взрослой женщиной… Сколько ей лет? Я уже совсем запуталась во всех этих отношениях.
— Я не лгал, все так, и ты права, все страшно запутано. Жаклин девчонкой была изнасилована, в четырнадцать родила мертвую девочку. И лет ей было много, Жаклин на семнадцать лет старше меня, просто больные порфирией выглядят молодо, если, конечно, пьют кровь. И она действительно Мартину тетка, а не сестра, мать Мартина была горничной в замке, родила Жаклин от нашего деда совсем молодой, чтобы все скрыть, ее просто выдали замуж за старшего из сыновей деда.
— Мне все равно, кто кого соблазнил. Я хочу понять, как могли вы со Свеном не знать о Петре.
Ларс удивленно вскинул брови:
— Свен же тебе сказал, что все знал, всегда следил за жизнью Петры и помогал, как мог. Ей и особенно Жаклин. Без него и без Моны Жаклин
давно погибла бы. Это страшно, но иногда я думаю, что так было бы лучше, не произошло столько кровавых событий.— Скажи, а почему Торстейны, почему именно они?
— Торстейн всегда любил Жаклин и всегда был рядом. Я даже подозреваю, что именно от него Жаклин родила Петру, а не от Свена, но не хочу Свена разочаровывать.
— О господи! — невольно прижала пальцы ко рту Линн. — А почему она считалась сумасшедшей?
— Линн, порфирия страшная болезнь, она не поражает вдруг, но, развиваясь, сильно уродует у человека все, в том числе и психику. Как ты полагаешь, это нормально — желать впиться в горло кому-то?
— Никогда не думала, что вампиризм реальная болезнь, а не выдумки фантастов.
Ларс поморщился.
— Ты не хочешь сменить тему?
Она кивнула в ответ даже с облегчением:
— Хочу. Но я заговорила о Петре неслучайно. Она позвонила и сообщила, что желает официального признания себя дочерью Жаклин.
— Зачем?!
Линн пересказала два своих телефонных разговора с Петрой.
— Зачем ей это?
— Ларс, она просто хочет так самоутвердиться. Нужно переписать все на нее и дать фамилию Юханссон. Понимаешь, всю жизнь считать себя изгоем, подкидышем, не иметь родителей и доказывать, пусть даже самой себе, что на что-то имеешь право…
— Кому ты это объясняешь? Я до сих пор доказываю Мартину, что я Юханссон по праву рождения, что имею на что-то право, даже на то, что мне вовсе не нужно, что я не подкидыш, не найденыш, не изгой в этой семье. С восьми лет кому-то доказываю, хотя мне это не нужно!
Линн хотелось крикнуть: так откажись! Но Ларс вдруг криво усмехнулся:
— А он доказывает мне.
— Он-то почему?
— Да потому, что именно Мартин не Юханссон по рождению, это его усыновили совсем маленьким. Когда мой отец влюбился и женился на моей матери — дочери простого швейцарского фермера, дед отлучил его от семьи, лишив наследства и вообще своего внимания. Но отец оказался крепким орешком, в деда. Тогда и усыновили Мартина, чтобы был наследник мужского пола. Мартин об этом ни помнить, ни знать не может, но нутром чувствует.
— А… потом?
— Что потом? Как я оказался в замке? Я тебе рассказывал.
— Я помню, когда при аварии погибли твои родители, тебя забрали в Стокгольм.
— Не сразу, через три года, мне шел восьмой, умерла бабушка, и швейцарскому деду сложно стало воспитывать меня, а этот вдруг вспомнил. Говорят, я очень похож на отца… Ладно, хватит обо мне. Я поговорю с Петрой…
— Ларс… — Линн немного замялась, не зная, как произнести то, о чем думала, — ты нравишься Петре. Учти это.
Взгляд мужа стал насмешливым.
— Ты ревнуешь? Она же знает тебя.
— Но на что-то надеется. Это очень больно, когда разбивают надежды.
Ларс усмехнулся:
— Уговорила, не буду разбивать надежды Петры.
— Лучше не поддерживай их.
— И поддерживать не буду. Линн, тебе не о чем беспокоиться.
— Я просто не хочу, чтобы она вынесла на всеобщее обозрение историю Жаклин, от этого никому лучше не будет, ни ей, ни тебе, ни Мартину…
— Хорошо, вернусь из Осло, поговорю.
— Ты надолго, а то ведь она может наделать глупостей за это время.