Шелкопряд

– Не возражаете? Тут у меня наметки вопросов.

– Сколько угодно. – Фэнкорта, видимо, позабавила такая дотошность.

Он отбросил номер «Гардиан», который читал до прихода Страйка. Страйк успел заметить изображение сморщенного, но элегантного старика, которое даже в перевернутом виде показалось ему смутно знакомым. Подпись гласила: «Пинклмен в девяносто».

– Добрый старина Пинкс, – произнес Фэнкорт, перехватив взгляд Страйка. – На следующей неделе мы устраиваем для него небольшое чествование в арт-клубе «Челси».

– Так-так. – Страйк пошарил в поисках ручки.

– Он знал моего дядю. Они вместе служили в армии, – сообщил Фэнкорт. – Когда я, неоперившийся выпускник Оксфорда, написал свой первый роман, «Белафрон», бедный дядюшка, желая составить мне протекцию, отослал рукопись Пинклмену – единственному писателю среди своих знакомых.

Фэнкорт говорил размеренно, как будто под невидимую стенограмму. Его рассказ казался – и, наверное, не зря – хорошо отрепетированным: давать интервью было ему не внове.

– Пинклмен – в то время автор нашумевшей серии книжек «Большое приключение Банти» – не понял ни слова, – продолжал Фэнкорт, – но, чтобы только не обижать моего дядю, переправил рукопись в «Чард букс», где она по счастливой случайности легла на стол к единственному во всем издательстве человеку, способному понять, что же я написал.

– Повезло, – заметил Страйк.

Официант принес вино для Фэнкорта и стакан воды для Страйка.

– Значит, – сказал детектив, – вы оказали Пинклмену ответную услугу, когда порекомендовали его своему агенту?

– Верно. – Фэнкорт с покровительственным видом кивнул, как учитель, похваливший внимательного ученика. – Пинклмен в то время сотрудничал с агентом, который регулярно «забывал» переводить ему потиражные. Можно что угодно говорить об Элизабет Тассел, но она честная… в деловых вопросах она честная, – поправился Фэнкорт и отпил немного вина.

– Она, конечно, придет на чествование Пинклмена? – спросил Страйк, наблюдая за реакцией Фэнкорта. – Ведь она до сих пор представляет его интересы?

– Меня мало волнует, придет она или нет. Неужели она воображает, что я до сих пор держу на нее зло? – с характерной кислой улыбкой спросил Фэнкорт. – Да я о Лиз Тассел, бывает, годами не вспоминаю.

– Почему все-таки она не захлопнула двери перед Куайном, когда вы ее об этом попросили? – спросил Страйк.

Он счел вполне возможным пойти в лобовую атаку на человека, который в первые же минуты знакомства заявил о своих корыстных интересах.

– Я никогда не просил, чтобы Лиз Тассел захлопнула дверь перед Куайном, – все с той же неспешной четкостью, как под запись, ответил Фэнкорт. – Я лишь объяснил, что не смогу пользоваться услугами ее агентства, если там останется Куайн, и ушел.

– Понимаю, – сказал Страйк, которого трудно было удивить подобной казуистикой. – А как вы думаете, почему она позволила вам уйти? Вы же рыба куда крупнее, правда?

– Скажу без ложной скромности: против меня Куайн был что уклейка против барракуды, – самодовольно хмыкнул Фэнкорт, – но дело в том, что Лиз Тассел с ним спала.

– Надо же. А я и не знал. – Страйк выдвинул стержень шариковой ручки.

– Лиз тоже поступила в Оксфорд, – начал Фэнкорт, – кровь с молоком, отчаянная девица, которая до этого ездила с отцом по северным фермам и помогала холостить быков. Только и ждала, чтобы кто-нибудь на нее польстился, но желающих не находилось. Она и на меня имела виды, причем очень серьезные: мы с ней выбрали один и тот же семинар, и пикантные елизаветинские интриги как будто были специально придуманы для возбуждения девушек, но даже я в своем альтруизме не заходил столь далеко, чтобы лишить ее девственности. Мы с нею так и остались друзьями, – продолжил Фэнкорт, – а когда она открыла литературное агентство, я привел к ней Куайна, который всегда отличался, условно говоря, непритязательным вкусом. Неизбежное произошло.

– Захватывающая история, – сказал Страйк. – Неужели это всем известно?

– Вряд ли, – ответил Фэнкорт. – Куайн к тому времени успел жениться на своей… на своей убийце… полагаю, сейчас уже можно так ее называть? – задумчиво спросил он. – Думаю, при описании близких отношений «убийца» звучит эффектнее, чем «супруга»? И Лиз, по всей вероятности, угрожала ему расправой, если он, в силу своей врожденной бестактности, начнет сплетничать об их специфических интимных забавах и тем самым вконец отвратит меня от ее неугасшей страсти.

Что это, спросил себя Страйк: слепое тщеславие, констатация фактов или и то и другое?

– Она поедала меня своими большими коровьими глазами, ждала, надеялась… – с кривой усмешкой продолжил Фэнкорт. – После смерти Элли до нее наконец дошло, что я даже с горя не лягу с ней в постель. Думаю, для нее была невыносима мысль о предстоящих годах воздержания, вот она и стояла горой за своего единственного мужчину.

– Уйдя из агентства, вы хоть раз общались с Куайном? – спросил Страйк.

– В первые годы после смерти Элли он пулей вылетал из любого бара, если туда входил я, но со временем осмелел и мог остаться сидеть в одном со мной ресторане, бросая в мою сторону нервные взгляды. Нет, по-моему, с тех пор мы не общались, – равнодушно заключил Фэнкорт. – Вас, наверное, ранило в Афганистане?

– Угу, – ответил Страйк.

Возможно, на женщин это действует, размышлял Страйк, этот расчетливо-пристальный взгляд. Возможно, Оуэн Куайн завораживал Кэтрин Кент и Пиппу Миджли таким же голодным, вампирическим взглядом, когда обещал включить их в «Бомбикс Мори»… и каждая с волнением предвкушала, что частица ее личности, ее жизни навеки останется в янтаре его прозы…

– Как это случилось? – спросил Фэнкорт, указывая взглядом на ногу Страйка.

– Самодельное взрывное устройство, – ответил Страйк. – А что насчет Тэлгарт-роуд? Вы с Куайном были совладельцами недвижимости. У вас не возникало потребности обсудить какие-нибудь детали? Вы не сталкивались в том доме?

– Никогда.

– И не наведывались туда с проверкой? Ни разу за… сколько лет вы им владеете?

– Лет двадцать – двадцать пять или около того, – безразлично сказал Фэнкорт. – Нет, после смерти Джо ноги моей там не было.

– Вероятно, следователи задавали вам вопросы в связи с тем, что одна свидетельница якобы видела вас восьмого ноября возле этого дома?

– Задавали, – скупо ответил Фэнкорт. – Она ошиблась.

Сидевший рядом актер не умолкал.

– …Ну, думаю, все, капец: ни фига не вижу, в глазах песок, куда бежать – непонятно…

– Значит, вы не входили в дом с восемьдесят шестого года?

– Не входил. – Фэнкорт начал раздражаться. – Вообще говоря, и Оуэну, и мне этот дом был в тягость.