Шелковый путь
Шрифт:
Малютка и директор остались одни. Секретарь внесла фарфоровый чайник, закутанный полотенцем, и стала разливать в небольшие пиалки. Малютка сделал жадный глоток и чуть не поперхнулся. В чайнике, оказывается, был коньяк. Директор услужливо подсунул ему плитку шоколада:
— Самое лучшее лекарство для твоих потрепанных нервов.
Крепкий напиток обжег горло Малютке и вихрем ударил в голову. Он отдышался и с трудом проговорил:
— Я не злой человек, но тут уж вскипел! Так поступить с казенным скотом.
— Малютка, дорогой, поживешь — увидишь, я эту собаку до смерти доведу.
— Да ведь я невольно вскипаю!
— Я сам вскипаю, — сказал директор. — Но ты сегодня иди и отдохни, наберись терпения. Завтра пораньше приходи ко мне. Я тебя поставлю на хорошую должность.
Он взял чайник и налил в пиалы.
— Мне хватит, — сказал Малютка.
— Давай выпьем за честь и мое спокойствие, — сказал директор, не обращая внимания на слова Малютки. — Не будем высокомерничать, переливать через край. В конце концов, справедливость выиграет. А этого типа я больше и близко не подпущу к скоту.
Малютка подумал, что директор тут не виноват, его самого подвели, и вот теперь мучается, места себе не находит. Он решил не спешить, время еще есть, сегодня можно отдохнуть, обдумать все как следует, а уж потом действовать.
Он еле дотащился до дому, усталость и коньяк доконали его.
Семья Малютки занимала две комнатки в финском домике. Впрочем, одно название, что семья: их было всего двое с женой. В комнате ничего не было, кроме двух железных коек, печки да стола, списанного и выброшенного из конторы.
С женой Малютка жил неважно. Она редко ночевала дома. При любом удобном случае уезжала в гости к своей родне. И теперь ее не было дома, видимо, уехала погостить к родителям.
Малютка растянулся на железной койке с газетой в руках и вскоре задремал. Проснулся от духоты, в груди что-то давило. Он выволок постель на улицу и устроился на лавочке перед домом.
Привычка спать на улице, едва наступят теплые дни, осталась у Малютки с детства. Он любил смотреть на небо и разглядывать далекие звезды.
Овчарка Басбуха, дом которого находился рядом, всю ночь оглашала окрестности лаем, не давала ему уснуть. Только под утро он задремал, но тут же проснулся с испугом, весь обливаясь холодным потом. Ноги у него заледенели, в груди давило и болело. Он приподнялся, но снова рухнул в постель. Словно сквозь позвоночник у него кто-то продел длинную иголку. Совсем теряя сознание, он вскрикнул жалобно и протяжно. В это время из конторы возвращался ночной сторож и услышал стоны Малютки. Он подбежал к нему со словами:
— Что с тобой, родной мой?
— Ох! — простонал Малютка, не в силах выговорить ни слова. Сторож острым взглядом окинул стонущего, ворочающегося Малютку и завопил на всю улицу:
— Каракурт! Каракурт напал! О-о-о!
Потом сторож кинулся в ближайший дом, а оттуда выскочил сосед Малютки Басбух, на ходу надевая пиджак.
— Не надо теряться, аксакал, — сказал он сторожу. — Против каждого яда есть противоядие. Кстати, наш каракурт не то, что каракурт Кызылкумов. От того сразу протянешь ноги. Сейчас я его вылечу, не беспокойся.
Он велел принести
из дома бутылку водки, вылил, ее в пиалу. Сторож запротестовал:— Не поможет. Скорее садись на мотоцикл и лети к старику Макулбеку. Он умеет заговаривать яд!
Однако Басбух, не слушая его, заставил выпить водку, укрыл Малютку двумя одеялами и сказал:
— Яд выводят ядом.
— А я говорю, поезжай за Макулбеком! — кричал сторож. — Только он может помочь бедняге! Если яд подымется выше, прервется дыхание!
— Дам выпить еще одну бутылку!
— Надо заговорить яд. Это может сделать Макулбек!
— Религиозные суеверия. Все эти заговоры — одна болтовня.
Пока они спорили, солнце уже взошло, а Малютке не стало лучше. Не хватало воздуха, стискивало грудь, временами мутился разум. Драгоценное время для спасения его жизни сокращалось с каждой минутой. Наконец джигит потерял сознание…
Карыкбол узнал о случившемся только в полдень. Он подкатил к дому Малютки на своем «газике», разогнал всех, погрузил больного в машину и велел шоферу гнать в районную больницу. Слава богу, машина не сломалась в дороге, Малютку благополучно доставили в больницу и передали в руки врачам. Те не мешкая засуетились вокруг больного. Один измерил давление, другой послушал сердце, третий сделал укол. Сделали также надрезы на бедрах и выпустили почерневшую кровь.
Широкоплечий русский врач сказал Карыкболу:
— Вы запустили болезнь. Надо было привезти его сюда немедленно после укуса каракурта.
Карыкбол зашипел от злости, как змея:
— Эти подлые темные людишки ничего не сказали мне. Только зря теряли время, споря друг с другом. Я узнал поздно. Ну, дружище, не пожалей себя! Спаси самого уважаемого джигита нашего аула. Если он умрет, то позор упадет на мою голову, на все мое поколение, на всех потомков.
— Сделаем все, что в наших силах, — сказал врач.
Выходя из палаты, Карыкбол бросил взгляд на Малютку. Тот вытянулся на койке с помутневшими, бессмысленными глазами, взгляд его блуждал по потолку.
Сдерживая рыдания, Карыкбол выскочил в коридор, сел в машину и поехал к дому главного врача Едиля. Ему было безразлично, дома тот или нет, может быть, человек в отпуску или чем-то занят, вытолкает его за дверь. Но сидеть сложа руки Карыкбол не мог,
Он подбежал к двери и позвонил. Едил на его счастье был дома. Он рассказал ему обо всем в подробностях и умолк, будто прирос к стулу, из глаз побежали слезы.
Потом они поехали в больницу, и началась борьба за спасение жизни Малютки. Начались консилиумы, споры, раздумья, и все для того, чтобы спасти его жизнь. Карыкбол впервые увидел людей, о которых читал только в книгах или видел в кино, людей, которые проводили бессонные ночи у постели больного, лишь бы спасти его, не требуя взамен ничего. В эти дни он по-настоящему понял, что в жизни есть нечто более весомое, чем получка, чин, богатство, — это честь, человечность. И только ими определяется настоящая цена человека. Он понял, что для мыслящего человека печаль преобладает над радостью, и главное мучение, главная пытка — это мысль, которая вполне благополучному здоровому человеку другой раз не дает спать ночами.