Шепот тьмы

Вдруг ей показалось, что она увидела вспышку темноты под снежными снопами соседнего вяза. Но когда она присмотрелась, там ничего не было. Только глубокий след, исчезающий за насыпью.

Когда все закончилось, Делейн пробралась через снег по щиколотку и вернулась к разрытой дорожке, проходя мимо усыпанных цветами могил. Она не направилась к своей машине. Вместо этого продолжала идти дальше, ее сапоги были мокрыми, а пальцы ног онемели от холода. Она знала, куда идет, – туда, куда ходила почти каждый день с тех пор, как врач признал ее годной к выписке.

Могила Лиама Прайса была недалеко. За поворотом. Вдоль вершины холма. Под толстыми красными ягодами поникшего тиса. Обычно она стояла одна и слушала зимнюю трель кардиналов, далекий звон колокола на церковном дворе. Плотно закутавшись в пальто, она оставляла цветы на снегу. Одна.

Сегодня кто-то уже был рядом.

Она увидела его раньше, чем он увидел ее: воротник поднят к горлу, пальто подхвачено порывом ветра. С такого расстояния он выглядел совсем как тот Колтон, которого она помнила, – плоские линии и острые углы, такой совершенно человеческий, что у нее защемило в груди.

Колтон не посмотрел на нее, когда она подошла, хотя Делейн могла сказать, что он почувствовал ее. Она держала дистанцию, стук каблуков затих в нескольких футах от нее. Несколько мгновений они стояли в полной тишине. Никто из них не говорил, оба наблюдали. Идеальное отражение того, как все начиналось, в сонной тишине лекционного зала, с ее замиранием сердца и остывающим кофе на его столе.

Она полюбила его в тишине. Теперь, в тишине, она любила его по-прежнему.

Она изучала его профиль. Он изучал небо. Его дыхание выглядело напряженным, словно он пытался напомнить себе, что должен это делать, как Нейт Шиллер однажды притворился, что моргает.

– Спасибо за цветы, – сказала она, когда стало ясно, что он не собирается говорить. – За все. Даже за розы.

Он помолчал.

– Асфодель был моим любимым.

И снова он ничего не сказал.

– Я приходила сюда каждый день, надеясь, что однажды ты придешь. – Ее голос прозвучал между ними, его эхо заглушил падающий снег. Ветер поднялся, взъерошив его кудри, и он закрыл глаза. – Я чувствую себя по-другому, – сказала она. – С тех пор, как ты вернул меня. Как будто из меня извлекли какую-то маленькую частичку.

Он, наконец, заговорил, и это было похоже на милосердие.

– Со временем это чувство пройдет.

– А тебе уже стало легче?

Колтон взглянул на нее, и она увидела в его глазах черное, бесконечное нечто. Медленно он сказал:

– Не в этот раз.

Она сделала шаг к нему, и он напрягся. От этого взгляда Лейн остановилась. Даже в перчатках кончики ее пальцев казались невероятно холодными.

– В ту первую ночь, когда я пришла к тебе домой, – сказала она, отчаянно желая удержать его рядом с собой. – Я попросила тебя впустить меня, ты открыл дверь так быстро, что я подумала: она может разлететься в щепки.

– Да. – Он сглотнул.

– А потом в аэропорту, – начала она, – с твоими часами…

– Да, – повторил он, прежде чем она закончила.

– Я еще ничего не сказала.

– Это не имеет значения, – сказал он. – Ответ на твой вопрос – да. Да, и да, и да.

Она все равно задала его.

– У тебя есть выбор? Когда я говорю тебе что-то сделать?

Колтон смотрел на небо, откинув голову назад, разматывая шарф. Солнце было окольцовано ледяной короной, воздух был наполнен предвестием нового снегопада. С немалой долей насмешки он сказал:

– Свобода воли – это человеческая черта.

– О. – Делейн подумала о тяжести кости в своей руке. О том, как он сказал ей, что Уайтхолл больше не может его контролировать. – Но ты не подчиняешься никому. Только мне.

– Только? – У него вырвался звук, похожий на насмешку. Он все еще не смотрел на нее. – Ты властвуешь над мертвыми, Делейн.

Она сдержала улыбку, почувствовав облегчение от того, что его воинственность утихла. Ощущение чего-то знакомого, всплывающего на поверхность сквозь тихие воды. Она приблизилась, желая, чтобы он посмотрел в ее сторону.

– Маккензи сказала мне, что ты оплатил похороны Нейта.

Черные глаза удивленно посмотрели на нее.

– Анонимно, – сказал он, слишком мрачно.

– Не обижайся. Маккензи знает о делах каждого. Она ничего не может с собой поделать.

Он выдохнул с силой.

– Лейн…

Она не дала ему закончить.

– Я люблю тебя.

Он застыл, словно высеченный из камня, и она двинулась к нему. Дорога была неровной, и она пробиралась по скользким участкам льда, через дюймы холода. Мимо тисового дерева с его жирными ягодами, покрытыми льдом, как стеклом, мимо красного кардинала, распушившего крылья на ветвях, мимо опавших лепестков на снегу, пока не добралась до него, твердого, как статуя, тихого, как могила. Приподнявшись на носочки, она провела руками по его груди и прижалась поцелуем к уголку его рта.

– Я люблю тебя, Колтон Прайс, – повторила она на случай, если ему понадобится напоминание. – И не только это – я глубоко, тошнотворно, пугающе одержима тобой.

Он не засмеялся. Вместо этого привлек ее к себе, прижимаясь. Его губы нашли ее лоб. Его глаза затрепетали. Он не дышал.

– Чего тебе это стоило? – спросила она. – Вернуть меня вот так?

– Ничего, – солгал он. Под ее перчатками его сердце билось слишком медленно.

– Чего-то да стоило. Я вижу, что ты не такой, как раньше.

Он открыл глаза. Взгляд был темным, как пустота.

– Мне больно, – признался он. – Оставаться здесь. Я чувствую, что меня тянет прочь понемногу.

Она подумала о том, что он сказал ей, застигнутый врасплох темнотой ярмарки.

«Я хочу стать кем-то целым».

Уже дважды он разрезал себя на куски. Один раз будучи маленьким мальчиком, чтобы спасти себя. Второй раз – чтобы спасти ее. Часть его самого всегда будет находиться между ними, одной ногой среди живых и одной среди мертвых. Так же, как она была поймана между тишиной и звуком. Они оба были в промежуточном состоянии. Разделенные надвое. Может быть, в их разломах кроется утешение. Может быть, они так подходят друг другу.

– И ты пойдешь туда, куда оно тебя тянет? – спросила она.

Его черный взгляд приковывал ее к себе.

– Ты хочешь этого?

– Нет, – сказала она, не имея в виду ничего большего. – Но я не собираюсь быть той, кто скажет тебе остаться. Я хочу, чтобы ты делал то, что хочешь. Я хочу, чтобы ты шел туда, куда тебя тянет.

Он коснулся своим носом ее носа.

– Я чувствую влечение к тебе.

Первая снежинка пролетела между ними, опустившись вниз по изящной спирали. За ней последовала другая. Потом пять. Потом десять. Потом их стало слишком много, чтобы сосчитать. Мир стал белым, плоское солнце застыло под широким полотном зимнего шторма. Потянувшись к его свободной руке, Делейн переплела их пальцы.