Шерас
Шрифт:
Молодой человек кое-как оделся и стремглав выбежал из купален. Он покидал дворец, пустив лошадь с места крупной рысью. Всю дорогу он с глубокой обидой переживал случившееся и немного успокоился лишь тогда, когда увидел строения Дворцового Комплекса Инфекта. Тут его сердце радостно забилось, он поправил оружие, приосанился и сбавил ход. Что ж, ему всё равно пора в отряд, а с ЧезарЭ он потом объяснится.
ДозирЭ пересек площадь Радэя, миновав Дерево Жизни и Церемониальные ворота, и подъехал к стенам главной грономфской цитадели со стороны военного порта. Казарменные ворота охраняли воины Белой либеры. Услышав от подъехавшего десятника тайное слово и посмотрев его онисы, извлеченные из жезла власти, стража пропустила всадника внутрь. Лошадь сделала несколько шагов, и перед молодым человеком открылись казармы, занимавшие
— Вот, Кумир, мы и приехали, — сказал ДозирЭ лошади, дружески ее оглаживая. — Здесь тебя не будут кормить, как в доме грономфского богатея, но зато ты будешь жить неподалеку от самого Божественного. Возрадуйся.
В ответ боевой конь лишь повел головой в сторону ближайшей казармы, верно, почуяв кобылу.
Через несколько дней ДозирЭ уже и не вспоминал о случае в купальнях ЧезарЭ. Его захватила отрядная жизнь. День был полон забот: несение страж, бесконечные тренировки и состязания, церемониальные выезды. Каждую триаду весь отряд совершал однодневный поход, неизменно заканчивавшийся массовым столкновением — подобием боя, в котором, однако, в отличие от кровавых схваток «неуязвимых», отборным воинам не позволялось наносить друг другу увечья.
Воины Белой либеры готовились как для конного, так и для пешего боя. Они должны были быть прекрасными лучниками, дротикометателями, бегунами, следопытами. Очень много времени уделялось сигналам, боевому строю и перестроениям. Не раз молодой воин вспомнил добрым словом уроки партикулиса Эгасса, после которых служба в отряде телохранителей Инфекта казалась совсем не затруднительной.
Белая либера считалась лучшим отрядом Авидронии. В нем состояли отпрыски самых влиятельных родов и достойнейших эжинов. В семь лет мальчиков приводили в военные ходессы Белой либеры, куда принимали далеко не каждого и где обучение было платное — несколько берктолей в год. Тренировки, состязания, походы, лагеря, ежегодные Испытания. Часто сами Инфекты принимали живейшее участие в наставлении мальчиков. В двадцать лет юноши проходили последнее Испытание и становились воинами. После посвящения в белиты их отправляли с обычной партикулой в самое трудное место, где они проводили не менее года, а то и три-пять лет. При этом обязательным считалось участие в сражениях. Они должны были прославить свое имя многими подвигами. И только после этого бывшие ученики привилегированных военных ходесс становились десятниками и зачислялись в Белую либеру.
Еще со времен Радэя Великолепного в ряды белоплащных, помимо воспитанников ходесс, начали набирать сыновей союзных интолов и наследников племенных вождей. Среди мелких правителей считалось знаком благосклонности со стороны всесильной Авидронии, когда их детей без всяких испытаний принимали в телохранители Божественного. Некоторых из этих инородцев зачисляли не по собственной воле, а по требованию Инфектов, и они являлись как бы заложниками. Пока сыновья вождей находились в Белой либере, под бдительным присмотром товарищей по оружию, их отцы не могли предпринять никаких действий во вред Авидронии и лишь беспрекословно выполняли указания из Грономфы. Так, Инфект Авидронии Ромитридат, который впоследствии был низложен Ресториями, захватывая очередную племенную территорию, женил дочерей вождя на своих военачальниках, а всех его сыновей, а также сыновей всех самых родовитых дикарей записывал в Белую либеру. Для Ромитридата это однажды едва не закончилось самым печальным образом. Два десятка воинов-инородцев составили дерзкий заговор, и только случайность спасла авидронского правителя от насильственной смерти.
Впрочем, славным отпрыскам континентальных вождей в Белой либере служилось совсем неплохо. Они жили в Грономфе, на территории красивейшего Дворцового Комплекса, и обучались военному искусству в одной из лучших армий, проводя время в тренировках и состязаниях, а иногда и в жарких сражениях. Посещая Ристалища, Ипподромы, Цирки, Театры, кратемарьи и акелины, ликуя вместе с горожанами на шумных празднествах и получая при этом более чем щедрое обеспечение, молодые люди потом зачастую не хотели возвращаться домой, в свои полудикие племена и бедные разоренные города.
Но воспитанников ходесс и благородных инородцев было недостаточно, чтобы
составить отборный, самый доблестный отряд Авидронии. Поэтому около половины белоплащных набиралось из обычных партикул, из числа самых отважных.В казармах воины Белой либеры размещались по аймам, каждая сотня занимала одно здание. На первом ярусе находились конюшни, оружейная, купальни и трапезные, на двух других — помещения для воинов. Каждую казарму обслуживало два десятка слуг — конюхи, оружейные мастеровые, кузнецы, повара и прочие подручные.
Учитывая знатность воинов-телохранителей, их звание, а также значимость всего отряда, каждому белоплащному полагались отдельные покои. Когда ДозирЭ впервые вошел в свое жилище, он с удивлением заметил вместо циновки на полу деревянное ложе, высокое и широкое, а также несколько других предметов, призванных скрасить скудность обстановки и облегчить быт. В оконных проемах красовались витражи из цветного стекла. К покоям примыкало еще несколько небольших помещений, одно — для прислуги, другое — для хранения одежды и доспехов.
Каждому воину Белой либеры разрешалось иметь одного слугу. Некоторые их не имели вовсе — по привычке либо из экономии, другие, в особенности авидронские эжины и знатные инородцы, содержали в Грономфе целые дома с кучей слуг, хотя и бывали там весьма редко. Так или иначе, но на территорию Дворцового Комплекса Инфекта допускался только один слуга, а его отсутствие не служило воину оправданием, если доспехи не сверкали, оружие не было заточено, а лошадь не ухожена и соответствующим образом не украшена. На время длительных походов слуг отпускали, либо они переходили жить в городские владения хозяина, если таковые имелись. Когда же отважное воинство возвращалось, слуг набирали вновь, и казармы Белой либеры опять оживали.
Идал сразу явился в казармы с неким Эртрутом — престарелым сердитым бионридом, старинным слугой своего дома. Когда Идал был еще ребенком, Эртрута определили ему в наставники; отец Идала хотел, чтобы именно этот слуга сопровождал новоиспеченного десятника в казармы Белой либеры. Идал долго противился, но делать было нечего: отец только что простил его за непослушание при определении своей судьбы, и воин поостерегся сердить вспыльчивого родителя.
Эртрут вел себя несколько странно, будто не понимал, что уже не находится в доме владельца ткацких мастерских и поместий, среди шумной ватаги детей, за которыми он присматривал. Не только с Идалом, но и с другими воинами он обходился как со своими малолетними подопечными, низвергая на них потоки замечаний и наставлений. Часто, расстраиваясь из-за беспечности Идала и его товарищей, из-за их удивительной расточительности, он сердился и невыносимо долго брюзжал, вызывая всеобщее веселье. Если другого слугу за такую непочтительность эти горячие головы просто убили бы, то Эртрута белоплащные почему-то терпели, а обращались к нему для смеха, как к старшему военачальнику. Сам Идал стыдился своего слуги и проклинал отца, подозревая его в коварной, весьма изощренной мести.
ДозирЭ же, вдоволь наглядевшись на слугу своего друга, почесал затылок, пересчитал золотые в кошеле и поехал в Ристалища, где когда-то работал старик Вервилл и на манеже которых грономф получил свое первое боевое крещение и первое увечье. В школе капроносов при Ристалище ДозирЭ узнали и искренне порадовались его успехам. Спрашивали также о старом цините Вервилле и искренне сожалели о его смерти. Там же воин Инфекта повстречал Кирикиля — извечного слугу небогатых грономфских капроносов. С того времени, как ДозирЭ видел его в последний раз, года три назад, яриадец сменил десяток хозяев и в данный момент находился на попечении у самого себя, что и подтверждал его голодный вид, босые ноги и старая дырявая паррада.
— Что же я могу поделать, рэм, если мои хозяева мрут, как мухи, — жаловался Кирикиль. — Не успеваешь в лавку сбегать за инжиром, а он уже лежит на арене кишками наружу. Ну не везет совсем! Ох, и натерпелся же я! И молился я уж и молился. И к яриадским богам ходил, и к Гномам припадал, и в храм Инфекта наведывался. Тщетно. Говорила мне мать в детстве, что боги от меня отвернулись, — так оно и есть. Вон Кривозуб восемь лет уже прислуживает берктольскому капроносу. И за всё время у того ни одной царапины. Живут во дворце, пируют каждый день, посещают самые богатые акелины. А недавно у Кривозуба собственный слуга появился…