Шерас
Шрифт:
Случилось непредвиденное: объявился Туртюф. С тех пор как торговец покинул Грономфу, прошло слишком много времени. Кто-то даже рассказывал, что он погиб где-то под Медиордесс. Все, кто надеялись на встречу с ним, уже отчаялись ждать и между собой решили, что не увидят его никогда. И вот тебе на, вчера его белогрудый корабль торжественно пришвартовался в грономфском порту.
В конце дня в дверь акелины громко и настойчиво постучали. Столь нетерпеливо и требовательно мог стучать только один человек. Внутри дома всё затихло: смех, разговоры, шаги; только слышно было, как кто-то наверху неумело терзает струны лючины, извлекая
— Эгоу, мой хозяин, счастье при виде тебя переполняет мое сердце! — запричитала распорядительница. — Много дней мы не имели никаких вестей, и нам только и оставалось, что неустанно молиться о твоем благополучии.
— Да, Жуфисма, в начале пути нас застал сильный шторм, и мы потеряли всех почтовых голубей, которых взяли в дорогу. Когда же мы приплыли в Медиордесс, я тут же послал из авидронского почтового поста известие, но, видимо, голубь не добрался до Грономфы, встретив по пути хищную птицу.
— О, рэм, я была уверена, что произошло что-то подобное. Мы ждали тебя, ни мгновения не сомневаясь, что ты жив и здоров! — продолжала частить Жуфисма и даже пустила вымученную слезу.
— Теперь скажи мне, рэмью, — выказывая нетерпение, спросил Туртюф, — всё ли в порядке с моей маленькой люцеей? Выполнила ли ты в точности все мои указания, сохранила ли мою прекрасную жемчужину в неприкосновенности?
Жуфисма слегка смутилась, и глаза ее забегали, но Туртюф, занятый своими мыслями, ничего не заметил.
— Всё в полном порядке, мой хозяин. Андэль с нетерпением ожидает тебя в своих покоях, столь же чистая и прекрасная, как и в тот день, когда ты ее покинул.
— Превосходно. Вот тебе за труды.
Жуфисма без колебания взяла деньги и поспешила проводить посетителя в покои Андэль.
Девушку сегодня переполняли какие-то неясные чувства: она прятала грустные глаза, смущалась, но Туртюф решил, что всё это связано с его приездом. Когда же Андэль, явно нехотя отдаваясь ласкам, выказала не только нерасторопность, но даже холодность, взгляд Туртюфа стал тяжелым. Однако девушка сказалась больной, и эжин немного успокоился.
Вскоре Туртюф, сполна утолив мужскую жажду, возжелал посетить купальни. Здесь ему прислуживала низкорослая смуглянка, которая неожиданно сильными руками размяла ему плечи и спину, а потом тщательно омыла его тело и умастила дорогими благовониями.
— Почему ты на меня так смотришь? Ты хочешь мне что-то сказать? — грозно спросил Туртюф.
Буроволосая служанка смутилась, что-то собралась произнести, но слова словно застряли у нее в горле. Авидрон грубым движением взял девушку за подбородок и заглянул в ее зеленые глаза, отчего она страшно перепугалась.
— Говори же, и, если твои слова принесут мне пользу, ты получишь от меня несколько серебряных монет.
— Я… ты… когда… — Прислужница уже тряслась от ужаса и была совершенно не в состоянии произнести хоть что-то вразумительное.
— А, понятно, — улыбнулся Туртюф и отпустил подбородок девушки, — ты завидуешь счастью Андэль? И только и мечтаешь о том, чтобы я заключил тебя в свои крепкие любовные объятия? Так?
— Да, да, повелитель! — с горячностью отвечала девушка, бросившись эжину в ноги.
— Что ж, это меня не удивляет. Где бы я ни был, обязательно что-то такое происходит. Ох уж эти женщины!
Впрочем, я ничем не могу тебе помочь, Создатель не наделил тебя теми прелестями, которые могут взволновать меня…Туртюф закончил омовение, сам облачился в свои необычные одежды, кинул смуглянке монетку и покинул купальни. Только он вышел, как из укромной ниши появилась Каруду. Она была разгневана.
— Глупая, ты не оправдала мои надежды и будешь строго наказана!
— Прости меня, Каруду, я не смогла!
— Отлично, посмотрим, сможешь ли ты обслуживать матросов в портовой акелине. Сегодня же поговорю с Жуфисмой. Ты знаешь, что она прислушивается к моему мнению.
Буроволосая люцея упала на колени и залилась слезами: «Пощади!»
Некоторое время спустя Туртюф в своих великолепных одеждах и тяжелых драгоценностях прогуливался по полуоткрытым мраморным залам торгового форума Яриадской общины. Он заходил то в один гомонокл, то в другой, везде его знали и встречали самым приветливым образом. Негоциант был настроен весьма благодушно, даже шутил, что случалось с ним крайне редко. За его спиной маячили две высокие мрачные фигуры — его телохранители, вооруженные морскими рапирами.
Вокруг шумели фонтаны, изливались водопады, музыканты играли на лючинах и флейтах, из ближайшей кратемарьи тянуло жареным мясом, приправленным зузукой. Две прирученные мартышки, не поделив угощение, с визгом сцепились, и вокруг драчунов собралась любопытная хохочущая толпа.
В одном из ювелирных гомоноклов Туртюф присмотрел золотой браслет с крупными изумрудами и вот уже некоторое время торговался с хозяином. Тот, приводя бездну доводов, просил пятнадцать инфектов, эжин, в свою очередь, настаивал на десяти и не собирался платить больше. В самый разгар торга здесь неожиданно появилась стремительно вошедшая женщина, покрытая с головой белой накидкой, и бросилась к Туртюфу.
Телохранители попытались остановить ее, но она умоляюще воскликнула:
— Выслушай меня, рэм!
— Каруду? — изумился авидрон и жестом показал охранникам, что беспокоиться не о чем. — Как ты здесь оказалась, чего ты хочешь?
— Тебя обманывают самым бесстыдным образом. Если ты позволишь, я расскажу тебе обо всех преступных низостях, которыми отвечают на твою безграничную доброту и чрезмерную доверчивость.
— Говори же!
Каруду вздохнула полной грудью и выпалила скороговоркой все, что хотела сказать. Она так волновалась, что сбилась на яриадский язык, выдавая свое истинное происхождение, однако опытный мореплаватель всё понимал, внимательно и спокойно слушал, поигрывая в руке еще не купленным браслетом. Женщина рассказала о том, что Андэль неоднократно посещал воин Белой либеры, что Жуфисма этому потворствовала и что сама авидронка преисполнена к телохранителю Инфекта весьма глубокими чувствами, в чем неоднократно и признавалась в тайных беседах.
— Почему ты всё это мне рассказала? — спросил Туртюф, когда Каруду закончила.
— В благодарность о том счастливом времени, когда я была для тебя желанной! — отвечала люцея.
— Что ж, твой поступок смел, хотя мне очень горько слушать твои слова. Ты не побоялась открыть мне правду, несмотря на свое подневольное положение.
Туртюф уже потемнел лицом, а в глазах у него появился стальной блеск. Задумавшись о своем, он собирался было выйти из гомонокла, но тут его окликнул хозяин, интересуясь покупкой браслета.