Шерстяная «сказка»
Шрифт:
– Да, дорогая мадам. Наш художник специально для вас приготовил изумительный подарок. – я подала знак слуге, которому мы с Ноэлем доверили до нужного момента подержать коробку с орхидеей.
Ошалев от того, как перед ним (впервые, наверное, в жизни) расступаются именитые господа, пропуская к центру зала, парень в парадной форме пошёл ко мне. Но я жестом перенаправила его к Ральфу, которому он торжественно вручил свою ношу.
Теперь уже все, как недавно Рози, совершенно задохнулись, нетерпеливо предвкушая чудо, ожидавшее своего часа в упаковке.
Брат послал мне ошеломлённую благодарную улыбку
– Дорогая Кларисс, мадам… в знак моего глубочайшего уважения к вам и вашей семье... и просто… - от колоссального волнения, речь брата получилась сбивчивой, но очень искренней и трогательной:
– Кларисс, Франсуа, как самым добрым своим друзьям, хочу подарить вам… Примите, прошу, эту частичку моей души. Пусть этот цветок освещает красотой ваш прекрасный дом и дарит радость. Я надеюсь, вам будет приятно… - он, наконец, отдал коробку в руки женщины, и та немедленно открыла крышку, являя всем ту самую орхидею, которую он мастерил, когда я застукала Ральфа за работой в первый раз.
Ну вы представляете, что началось. У меня уже эпитеты закончились, и суффиксы с приставками превосходной степени завязли на зубах. Это был фурор! Эта была та самая лавина славы, что в одну секунду накрыла Ральфа и подняла на недостижимый пьедестал.
И началась она с первых чётких, уверенных аплодисментов, раздавшихся от двери. Там, у самого входа стоял и наблюдал за всем Андрэ. Ноэль и я подхватили, а дальше…
В общем, про танцы все благополучно забыли. Каждому хотелось подойти к новоявленной звезде, отметиться рядом, выразить своё всяческое восхищение. Ставшую окончательно несчастной Рози оттеснили от мужа, окружив того плотным кольцом внезапно вспыхнувшего обожания.
– Господин Ральф, я бы хотела попросить вас оказать такую честь и нашему дому…
– Дорогой Ральф, в память о нашей тёплой дружбе, я могу рассчитывать на шедевр из вашей коллекции?
– Извините, уважаемые господа! – неожиданно в общий ажиотаж вмешался Ноэль. – Прошу прощения, но господин Ральф больше пока не имеет возможности расставаться со своими работами.
Настал момент мне выпучивать глаза от удивления.
– Почему? – вторя моему мысленному вопросу, послышались досадливые голоса.
– Потому, что его творения ожидает выставка в Лионе. – абсолютно невозмутимо припечатал этот не на шутку разошедшийся авантюрист.
Я хлопнула ресницами, но решила не вмешиваться, подождать свободной минуты для разъяснений.
Успех Ральфа, сверкая, как сверхновая, совершенно затмил (по крайней мере, на сегодня) вкус и значимость сплетни про меня и барона. А я отошла в сторону и с несказанным удовольствием наслаждалась произведённым эффектом и заслуженными комплиментами,
которыми осыпали сейчас нашего скромного гения. Это была победа. Нет! Раз уж у Рози не сложилась МЕ-ЕСТЬ, то и я могла теперь смело заявить: ПОБЕДА-А!
– Мадам Корин, - ко мне неслышно подошёл Ноэль, - а я ведь не шутил про выставку в
Лионе. У меня в университете есть друг. Так вот отец его, при покровительстве короны, содержит галерею искусств. То, что создаёт господин Ральф достойно оказаться в ней. Это обязательно необходимо сделать. Я обещаю договориться.
– Отличная мысль, дорогой друг. – к
нам так же незаметно присоединился Андрэ.– Если это действительно возможно устроить, я буду вам не только бесконечно благодарна, но и обязана. Мой брат будет счастлив. И он этого счастья заслуживает. – ещё раз с гордостью глянув на Ральфа, сказала я и тихо добавила уже Андрэ:
– Пойдёмте, господин барон, пока все увлечены блестящей новостью, я успею без лишних глаз передать вам подарок для Мариэль.
– Я с вами! Можно? – тут же присоседился Ноэль, нюхом почуяв нечто в очередной раз тайное и замечательное.
– Конечно! – хором рассмеялись со старшим собеседником.
33
Прошло два дня, мы с Ральфом ехали в имение Андрэ.
Брат мечтательно смотрел в окно кареты и светло, задумчиво улыбался каким-то своим приятным мыслям. Таким теплом от него веяло, таким умиротворением, что душа млела. Я
временами поглядывала на своего спутника, непроизвольно повторяя его улыбку, и вспоминала окончание того триумфального вечера. Ну и что происходило дальше.
Потом, когда всё уже благополучно завершилось, не раз ловила себя на вопросе: сделала бы я то же самое дома? Ну то есть рискнула бы завернуть вот такую масштабную авантюру в родном мире?
Не знаю. Может нет, а может и да. Но здесь я, кажется, никак до конца не могла избавиться от ощущения некоторой сказочности происходящего. И от того идти на риск казалось проще.
Да ещё обретённая молодость, чего греха таить, покруживала голову. Хотелось дышать полной грудью, вольничать и без оглядки широко творить счастье. Своё и таких вот людей, как Ральф.
Этот мужчина, конечно, не воспринимался мною именно как брат. Тем не менее, я успела тепло к нему привязаться… Так, ладно, опять меня понесло в измышлизмы и разглагольствования. Это всё, видно, эйфория послевкусия праздника никак не отпускала.
Ой, как вспомню ту свою эпичную речь посреди бального зала, так до сих пор хохочу.
Парторг, ежкин хвост, в дворянском собрании – не меньше. Откуда только такое пафосное красноречие образовалось? Но, ведь оно как: чем туманнее, «громче» и непонятнее риторика, тем она эффективнее воздействует на подкорку неподготовленного слушателя. Сработало же!
Так вот, о чём это я… Да. Окончание вечеринки.
Подаренную орхидею установили на специальную подставку, красиво облагороженную густым мрачновато-зелёным мхом. Всю конструкцию Кларисс немедленно велела водрузить на самое видное место. Подставка прилагалась комплектом к цветку. А вот на стеклянный купол, которым неплохо было бы защитить сию композицию от пыли (ну и просто для эффектности), честно признаться, я маленько зажлобилась.
Мне такая роскошь пока была не по карману, а Ральф на тот момент ещё не предполагал, что его ожидает подобное представление. Зато это полезное приспособление нашлось у нашей доброй хозяйки. В общем, не знаю, какой ценный предмет в интерьере дома до сего времени укрывал этот купол, но теперь он, тончайшим, абсолютно прозрачным пузырем, оберегал нежную ветку орхидеи, позволяя видеть каждую прожилку на листах, каждое пятнышко на лепестке, наблюдать малейшие переходы тонов от темной серединки к светлым краям цветка.