Шесть соток волшебства

— Летел бы ты, дружочек, отсюда, — Инга с трудом протянула по жесткой веревочке белые ситцевые занавески. — А сколько, собственно, времени?

На столе телефона не оказалось. В сумке тоже. И на тумбочке в спальне. И на журнальном столике в зале. Усталая и раздраженная, Инга мрачно бродила по комнатам, бог знает в какой раз оглядывая плоскости, на которые могла опустить свой «Самсунг». Заглянула в ванную, открыла дверцу холодильника, проверила на всякий случай хлебницу.

Телефона не было.

Тоскливо выругавшись, Инга достала из сумки ноутбук. Рабочий аккаунт телеги обрушился на нее лавиной сообщений. Мужественно сжав зубы, Инга пролистала их, не читая. Отпуск — значит, отпуск! Когда раздражающий ярко-оранжевый счетчик погас, Инга нашла в адресной книге свой второй аккаунт, привязанный не к рабочей, а к личной симке, и нажала на вызов. Монотонная заикающаяся трель донеслась откуда-то из-за двери. Озадаченно моргнув, Инга вышла в прихожую. Горка грязного тряпья на лавке отсвечивала голубым, жужжала и подрагивала.

— С ума сойти! — изумилась в пространство Инга, вытащила из развалов хлама «Самсунг» и проверила пропущенные вызовы. Пять с работы. А говорили, что незаменимых людей не бывает. Два незнакомых номера. Служба безопасности банка не дремлет. И один — от Олега. Иди в жопу, Олег. Просто иди в жопу.

Сунув телефон в карман джинсов, Инга вернулась в дом и потянула носом.

— Вот черт!

Сдернув с печки кастрюлю, она вытряхнула на тарелку сморщенную, подгоревшую с одного бока свеколку. Белая эмаль на дне подернулась шершавой бурой коркой.

— Вот черт… — тоскливо повторила Инга. — Я же все время на кухне была. Ну как так-то?

Пустой дом молча таращился на нее черными проемами дверей.

Инга постояла, вслушиваясь в бесконечную, неподвижную, как болото, тишину, и пошла по комнатам, щелкая выключателем. Абсолютный идиотизм — но так почему-то было спокойнее.

Глава 4 Завещание с условием

Глава 4 Завещание с условием

Инга жила в новых квартирах, чистых и строгих, как больничные палаты. Жила в хрущевках, пропахших бедностью, плесенью и прогорклым жиром. Снимала комнату в коммуналке, старательно и неумело встраиваясь в общий раздерганный быт. Но это было совсем другое.

Дом Евдокии Павловны не был аскетично-новым, он не окутывал вязким запахом старости и не ощетинивался чужими, накрепко заведенными порядками. И все-таки Инга никак не могла приспособиться к этому дому. Крепкий, уютный, продуманный до мелочей, он ощущался чужим — как добротная, но разношенная по чужой ноге обувь. Еда на старой, еще спиральной плите все время подгорала, мебель выпрыгивала из-за угла, вколачиваясь острыми углами то в бедра, то в коленки, то в несчастные, вечно страдающие мизинцы. И чертов мобильник все время терялся, обнаруживаясь в самых странных местах — под шкафом, в ящиках старенького комода, за телевизором.

Вот и сейчас звонок донесся из каких-то неведомых глубин. Отодвинув ноут, Инга встала и завертела головой, определяя направление звука. Та-а-ак… Это не кухня. Не спальня. И уж тем более не крохотный запертый чулан, к которому Инга так и не подобрала ключ.

Следуя за монотонной навязчивой мелодией, Инга прошла по коридору и заглянула в ванную. Звонок доносился из корзины с грязным бельем.

Когда она успела засунуть туда телефон? Трусы и носки отправились в корзину вчера вечером, с того времени Инга ее даже не открывала.

Наверное.

Скорее всего.

С большой долей вероятности.

Смущенная странными провалами в памяти, Инга откинула крышку и вытащила из развала несвежих футболок «Самсунг».

— Алло.

— Инга Викторовна? — сухо поинтересовался незнакомый голос.

— Да. С кем я разговариваю?

— Это нотариус. Снегирев Владимир Петрович. Я писал вам по поводу наследства, помните?

— Конечно, — смущенно соврала Инга. — Добрый день, Владимир Петрович. Что вы хотели?

— Мне нужно увидеться с вами. В завещании Евдокии Павловны указаны некоторые условия наследования. Я обязан вас с ними ознакомить.

— Сейчас я работаю, но после обеда могу подъехать к вашему офису. Если вы объясните, где он находится — я пока совершенно не ориентируюсь в городе.

— О, не беспокойтесь, — с неожиданным энтузиазмом откликнулся нотариус Снегирев. — Я сам к вам подъеду. Могу прямо сейчас, если вам удобно.

— Э-э-э… — растерялась Инга. — Еще пару часов я буду занята…

— О, не беспокойтесь! Разговор займет минут десять, не больше. Вы можете прерваться на десять минут?

— Да, конечно. На десять могу, — поморщившись, согласилась Инга. Поразительное трудовое рвение нотариуса было совершенно некстати, но чем парировать внезапное предложение, Инга не знала. Да и портить отношения с человеком, от которого зависит судьба нескольких миллионов, было очевидно неразумным решением.

Вздохнув, Инга захлопнула ноутбук с незаконченным переводом и отправилась на кухню — ставить на печку джезву с водой.

Когда Снегирев приехал, кофе уже был готов.

— Проходите, Владимир Петрович, — гостеприимно распахнула двери Инга.

— Спасибо, — настороженно озираясь, нотариус переступил порог. — Как вам новая собственность? Уже обустроились?

— Пока еще не собственность, — педантично уточнила Инга. — До вступления в права наследования осталось пять месяцев.

— О, это не имеет никакого значения, — внезапно растянул узкие губы в улыбке Снегирев, не переставая внимательно осматривать кухню. — Условия наследования Евдокия Павловна оставила предельно простые, выполнить их несложно. А других претендентов на имущество покойной нет и не будет.

— Откуда вы знаете?

— Евдокия Павловна гарантировала это, — убежденно качнул головой Снегирев. — Все родственники покойной уже подписали отказ.

— Даже сын? — вскинула брови Инга. Бывший отчим не отличался ни щедростью, ни принципиальностью. При разводе мать Инги с трудом отстояла свою двушку в Отрадном, но уступила бывшему мужу новенькую, с иголочки, «Шкоду». — Простите, но Юра… Юрий Сергеевич никогда не был альтруистом. С чего вдруг он отказался от имущества, на которое имеет законное право?

— Видите ли, Инга Викторовна, — нотариус помолчал, пожевав губами. — Ваша бабушка могла быть… очень убедительной.

— И с чего бы ей убеждать родного сына отказаться от доли в наследстве?

На мгновение у Инги мелькнула мысль, что таким странным способом бабка пыталась извиниться. А извиняться было за что. Но… Но нет. Наверное, на старости лет баба Дуня могла ощущать вину… Но обидеть любимого сыночка? Да старая кикимора скорее бы руку себе отгрызла.

— Я не знаю мотивов Евдокии Павловны, — осторожно пригубил горячий кофе Снегирев. — Но свои пожелания покойная высказала совершенно однозначно. Единственным наследником имущества будете вы. Сейчас в доме зарегистрирован еще один человек, но это сугубая формальность. Прописка у него временная, через девять месяцев срок истекает.