Шестьдесят рассказов
Шрифт:
До приезда два часа. Через два часа мы узнаем, что с нами будет… Полтора часа… Час. Темнеет. Уже видны огни долгожданного города. Он весь озарен сиянием, и это на мгновение вселяет в нас уверенность. Звучит паровозный гудок, колеса громче стучат по рельсам. Вроде всё на своих местах: черные скаты крыш, фонари, афиши.
Поезд еще не остановился, но и так видно: вокзал пуст. На перроне и скамейках — ни души. Наконец поезд встал. Все бросились к выходу в надежде встретить хоть кого-то. Мне показалось, я заметил в глубине вокзала прячущегося за дверью служащего в фуражке. Чего он боялся? Что случилось? Неужели и в городе никого больше нет? И тут мы услышали женский
22
МЫШИ
Что стряслось с моими друзьями Корио? Что происходит в их старом загородном доме «Доганелла»? С незапамятных времен каждое лето они приглашали меня погостить на недельку-другую. А в этом году — почему-то нет. Джованни черкнул пару строк. Извинялся. Намекал на какие-то семейные неурядицы. Довольно странное письмо. Я так толком ничего и не понял.
До чего же славно было в их уединенном доме на опушке леса. Только сейчас в памяти всплывают кое-какие факты, казавшиеся тогда заурядными и незначительными. Их подлинный смысл выявляется лишь теперь. Помню, к примеру, такой случай. Как-то летом, еще задолго до войны, Корио пригласили меня во второй раз. Надо сказать, что я всегда занимал угловую комнату на втором этаже окнами в сад. Поздно вечером, когда я ложился спать, из-под двери донесся шорох, напоминающий царапанье. Я решил открыть. Крохотный мышонок шмыгнул у меня под ногами, пробежал через комнату и скрылся за сундуком. Передвигался он неуклюже, и я наверняка успел бы его раздавить. Но мышонок был такой маленький, такой хрупкий… На следующее утро я между прочим рассказал об этом Джованни.
— А-а, да-да, — ответил он рассеянно. — Есть такое дело.
— Мышонок был совсем крохотный… И я не стал…
— Понимаю. Не обращай внимания… — Поморщившись, Джованни перевел разговор на другую тему.
Миновал год. Однажды мы допоздна засиделись за карточным столом. Было около половины первого ночи. Вдруг в темной гостиной что-то клацнуло, точно пружина лопнула.
— Что это там? — спрашиваю я.
— Где? — говорит Джованни уклончиво. — Ты что-нибудь слышала, Элена?
— Я — нет, — отвечает жена, краснея.
— Ну как же, — настаиваю я. — Мне показалось… там, в гостиной… какой-то металлический звук…
На лицах обоих появилась тень замешательства.
— Ну ладно, кому сдавать?
Минут через десять шум повторился. Теперь кто-то запищал в коридоре — вроде зверек.
— Джованни, вы расставили мышеловки?
— По-моему, нет. Элена, мышеловки мы ставили?
— Да что вы прицепились к этим мышам! Их в доме-то раз, два и обчелся!
На следующий год, не успел я войти, вижу двух великолепных, породистых котов. Настоящие тигры: шерсть упругая, шелковистая; сразу понятно — мышами питаются.
— А вы, я смотрю, все же решились. Поди, наедаются тут до отвала.
— Какое там, — отвечает Джованни. — Разве что иногда… Если бы они кормились одними мышами…
— Однако худенькими этих кисок не назовешь.
— Верно, им здесь неплохо. Вон как отъелись. Чего только им не перепадает.
Через год, как обычно, снова приезжаю в «Доганеллу» на отдых. Коты уже не те, что прежде. Куда подевались былая сила и проворство? Ходят вялые, обвислые, кожа да кости. Раньше, помню, так и шныряли из комнаты в комнату. Теперь, вечно сонные и понурые, крутятся у ног хозяев.
— Больные они, что ли? — спрашиваю. —
А худющие-то! Неужели всех мышей перелопали?— Угадал, — бодро отвечает Джованни. — Сроду не видал таких глупых котов. Представь: как в доме не стало мышей, совсем сникли. А мышей и след простыл, — добавляет он с громким смехом.
Чуть позже Джорджо, старший сын Джованни, отзывает меня в сторонку и шепчет:
— Знаешь, в чем тут дело? Они боятся.
— Кто боится?
— Коты боятся. Отец не любит об этом говорить. Ему неприятно. Но я точно знаю: коты боятся.
— Да кого?
— То-то и оно! Мышей! Зимой этих тварей и десятка бы не набралось. Зато сейчас, пиши, сотня. И это тебе не какие-нибудь там мышата! Пантеры! Здоровенные, больше крота, с колючей черной щетиной. Короче, коты не осмеливаются их трогать.
— А вы-то куда смотрите?
— Конечно, надо что-то делать. Но отец никак с духом не соберется. И что ему мешает? Не пойму. С ним об этом лучше не заговаривать: начнет психовать, дергаться…
Прошел еще год. В первую же ночь над головой — бум-бум-бум — как будто кто наперегонки носится. Потолок скрипит и стонет. Наверху быть никого не может, я точно знаю. На заброшенном чердаке свалены старые столы, стулья, сундуки и прочая рухлядь.
— Черт, да там целая кавалерия, — говорю я себе. — Ну и здоровы же, наверное, эти мыши.
Такой шум, что засыпаю с трудом.
Наутро, за столом, спрашиваю:
— Слушай, с мышами-то у вас что, по-прежнему? Ночью чердак просто ходуном ходил.
Джованни мрачнеет.
— Мыши? Какие еще мыши? Слава Богу, от них давно избавились.
Его старые родители тоже вступаются:
— У нас мыши? Откуда? Тебе небось приснилось.
— Клянусь, там был настоящий бедлам. Даже потолок дрожал.
— Тут скорей всего в другом дело, — задумчиво произносит Джованни. — При тебе об этом не говорили: кто его знает, все люди разные. В общем, в нашем доме водятся привидения. Я тоже их часто слышу… По ночам в них точно бес вселяется.
— Ты меня что, за ребенка принимаешь? Привидения! Это были мыши, ручаюсь, мышищи, крысы, зверюги! Кстати, а куда подевались ваши коты?
— Мы их отдали, если хочешь знать. Дались тебе эти мыши! Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь более приятном? В конце концов, это загородный дом, не забывай…
Смотрю на Джованни и глазам своим не верю: он, всегда такой спокойный и мягкий, заводится с пол-оборота.
Позже Джорджо опять объясняет, что к чему:
— Не верь отцу. Это действительно были мыши. Иногда мы сами не можем уснуть. Если бы ты их видел… Чудовища: черные как смоль, щетина как прутья… Да будет тебе известно, что именно они прикончили тех котов. Это случилось ночью. Все часа два как спали. Вдруг дикие вопли… Мы повскакивали. В гостиной творился какой-то кошмар. Когда зажгли свет, от котов не осталось и следа… Только клочья шерсти да капли крови на полу.
— Что же вы сидите сложа руки? А мышеловки? А яды? Не понимаю, неужели отца это не волнует?
— Еще как волнует! Ни о чем другом и не думает. Но теперь и он боится. Говорит, если их тронуть, будет хуже. Мол, все равно из этого ничего не выйдет, их слишком много… У нас один выход — спалить дом… И еще… Знаешь, ты будешь смеяться. Отец говорит, что не стоит так уж решительно сними бороться.
— С кем?
— Да с мышами. Он уверен, когда мышей станет больше, они отомстят… Кажется, папочка немного того. Я тут видел, как он бросал им в погреб сосиску… Лакомый кусочек для милых зверюшек! Он их ненавидит и боится. Поэтому старается не портить отношений.