Шестое чувство или Интуиция об энергоструктуре мироздания и человека, об энергозащите
Шрифт:
А если вдруг замечаешь, что говоришь ты с ним вполне естественно на одном языке, что у вас – один и тот же уровень общения, и вместе с тем ты “получаешь по лбу” и тебе все это так не нравится… тут-то тебе самому стоит задуматься, ты сам-то кто такой? Ведь не зря этот человек наткнулся на тебя, возможно, какие-то высшие силы хотят с его помощью заставить тебя посмотреть на себя со стороны.
Мы рассмотрели несколько типов вампиров. Доноров также существует великое множество.
Классический пример донорства мы видим в Чеховской Душечке:
“Она повторяла мысли ветеринара и теперь была обо всем такого же мнения, как он. Было ясно, что она не могла прожить без привязанности и одного года и нашла свое новое счастье…”. “Она постоянно любила кого-нибудь и не могла без этого”.
Эта милая женщина расцветала,
Чехов не делал далеко идущих выводов, он был материалист, человек, скорее, “левополушарного мышления”, хотя и обладал довольно богатой интуицией. И тут же невольно вспоминается негодование советского критика, автора одного из прежних школьных учебников. Анализируя этот рассказ Чехова, он клеймил несчастную душечку, называя ее образцом приспособленчества, примером потери личности, собственного “я”, которое человек имеет право беззаветно отдавать лишь Родине и Партии, а не всяким там домочадцам.
Этот критик все же подметил такое тонкое явление, как энергетическое донорство. И на том спасибо. Но оно у него вызвало почему-то довольно агрессивную реакцию, как явление, идеологически неправильно сориентированное. И вроде в правильном направлении начал рассуждать человек: действительно, люди слишком чуткие, склонные больше отдавать, чем получать, слишком восприимчивые, находясь “в тени” более сильных людей, – порой, сами становятся их тенью, и могут потерять свои собственные ориентиры, свою цель, и, живя “чужой” жизнью, даже деградировать. Но у критика тогда не хватило фантазии и смелости сделать более правильные выводы.
И долгие годы спустя меня почему-то волновал образ этой такой мягкой, такой прекрасной женщины, чей портрет явно полюбился и самому автору. Мне, ребенку, казалось неправдоподобным, что писатель, с явной симпатией создавая свой прекрасный персонаж, был неправ, а прав – тот желчный критик, утверждавший, что так нельзя жить.
И все же, как это ни парадоксально, критик в чем-то был прав (но не в своей прямолинейной агрессивности, – а в своей интуитивной догадке) ведь такое безоглядное донорство, такая всеобъемлющая, воспринимающая любовь опасны, в первую очередь, для самого донора.
…“Она останавливается и смотрит ему вслед, не мигая. Пока он не скрывается в подъезде гимназии.. Ах, как она его любит! Из ее прежних привязанностей ни одна не была такой глубинной, никогда еще раньше ее душа не покорялась так беззаветно, бескорыстно и с такой отрадой, как теперь, когда в ней все более и более разгоралось материнское чувство. За этого чужого ей мальчика, за его ямочки на щеках, за картуз, она отдала бы всю свою жизнь, отдала бы с радостью, со слезами умиления. Почему? А кто ж его знает, почему?”…
И ведь действительно, когда донор полностью сливается с человеком, потребляющим его энергию, это порой грозит ему растворением, болезнями, потерей личности, опустошением, энергетической гибелью.
Привязанность сама по себе патологична, – уверяют древние мудрецы. Отсутствие привязанности гарантирует искренность. Ты общаешься с другим человеком потому, что он тебе действительно нужен или интересен. А привязанность, особенно эмоциональная, – это постоянные выяснения отношений, которые тяготят то одну, то другую сторону по очереди, здесь почти обязательно неравенство, которое рано или поздно перерождается в вампиризм.
То есть, другой человек становится для тебя чем-то вроде наркотика. А с наркотиками, все знают, – шутки плохи…
“Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не поплывет под нашими ногами…”, – это поэтесса сказала о не-привязанности.
Решительный шаг к свободе – умение раз-отождествляться с любым объектом. С собеседником ли, с врагом, с удовольствием или несчастьем. Это особенно касается людей слабых, а также доноров, неудержимо теряющих свою силу, чувствующих, что утечка энергии для них критическая и грозит болезнью, либо тяготит их в психологическом плане.
Для психического выздоровления человека важно уметь не-отождествлять себя со своим гневом, своей обидой, с любыми чувствами и, особенно, эмоциями.
Разотождествление в отношениях
доноров и вампиров – это то же самое, что перерезать шланг, связующий донора и вампира. Донор перестает терять “кровь”, а вампир перестает ее потреблять.Правильно будет, если мы научимся различать и понимать и тех, и этих. Классических злодеев и сказочных вампиров в реальной жизни мало. В целом и общем – все мы нормальные, среднестатистические люди, и доноры, и вампиры одновременно. И каждый, в общем-то ,стремится к гармонии в отношениях с окружающими. Для достижения такой гармонии, прежде всего, внутри самого себя, вампир должен уйти от эгоизма, донор – наоборот, идти к здоровому эгоизму. Но где та разумная мера эгоизма, необходимая для гармоничного самосохранения? Будем вместе искать эту золотую середину.
На западе, – как мы уже говорили, – поведенческая этика не рекомендует бросаться с помощью к человеку, когда он об этом не просит. Разве что человек будет в бессознательном состоянии и нуждаться в помощи, хотя сам не в состоянии о ней попросить.
Одной из форм донорства является благотворительность. Но порой таким образом человек стремится “отметиться” перед богом и обществом, не испытывая глубокой любви и сострадания к объекту благотворительности.
А ведь благотворительность может и развращать, особенно, вампиров, которые будут громко и демонстративно рассказывать о своих бедах и несчастьях, и даже порой сделают профессию из своих несчастий.
Многие великие люди, великие святые уходили из жизни слишком рано. Причина – слишком большая самоотдача и невосполнимая потеря энергии при этом. Христос, Отец Сергий у Толстого, Вивекананда…
В Евангелие однозначно подразумевается: 40 дней, проведенных Иисусом Христом в пустыне (или “Моление о чаше”) – это энергетическая подпитка, подзарядка Иисуса. Энергия Христа была к тому времени исчерпана. Тогда-то его и взяли… Тогда, когда был он истощен на чудеса.
От подобной опасности предостерегает, в частности, и Кастанеда, говоря об одном из своих героев: “он слишком долго был в тени” другого человека и потому “потерял свою судьбу”, слившись со своим партнером, другом, отдав ему свою жизненную энергию и став его двойником. Об этом же пишет и С.Н. Лазарев, видя причиной болезни многих своих пациентов – “слишком сильную зацепку” за ближних: за дочь, за мать, за мужа. Оказывается, слишком сильная, безоглядная любовь не всегда может принести добро как самому донору, так и тому, кого она питает.
…Девочка приехала в столичный город из Полесской глуши, где, если верить писателям и молве, обитают ведьмы и колдуны. Окружающим ее поступки порой казались экстравагантными и неадекватными. Хотя на самом деле это вовсе не странности были, а та естественность и искренность поведения, которая не свойственна большинству людей, скованных условностями воспитания в семье, в школе, в социуме. Большинству ведь приходится либо приспосабливаться, лгать окружающим – поведением, словами, а, порой и себе самому – мыслями, либо – “резать правду матку” в глаза, отчего окружающие обижаются. А вот умеем ли мы говорить искреннюю правду, да так, чтоб человек не обиделся, а по-настоящему понял и задумался над ней, даже над самой неласковой правдой? Говорить правду, пусть даже нелестную, но – любя при этом человека, сочувствуя ему, то есть, “с открытым сердцем”? Она умела это делать. Умела также чувствовать, понимать собеседника, угадывать без слов его проблему, могла и помочь, когда человеку никто не помогал… Но эта девочка с трудом вписывалась в новую для нее атмосферу столичного ВУЗа. Хотя при этом не теряла своей безоглядной доброты. Ее блаженная, и почти в любой ситуации счастливая улыбка, порой, казалась насмешкой или результатом расстроенного ума. И не каждый умел поверить, что она и в самом деле почти всегда счастлива. Счастлива тем, что есть солнце, есть крыша над головой, что есть какие-никакие, пусть не самые красивые, туфли в холод, пальто в дождь. Всего-то ей хватало, все было хорошо. У нее было много подружек. Аня никому не отказывалась одолжить деньги, выслушать чужую горе-беду. Могла и без особого приглашения объяснить тебе твою же проблему и посоветовать, как освободиться от нее. Да и помочь не только словом, но и делом. Как-то раз спасла подружку почти от самоубийства, угадав без слов, что у нее за беда случилась. Но при всем при этом, у Ани было много и недоброжелателей.