Шестой ангел. Начало

— Сегодня, как я погляжу, ты примеряешь на себя амплуа неисправимого циника. Постой… Что ты там говорил об Изенхеймском алтаре и свиньях?

— То, что там изображены крестьяне, дающие святому Антония плату за излечение. Один из крестьян приносит свинью, другой, кажется, петуха. Это скульптуры на последнем развороте.

— Но ведь на этом алтаре, насколько я помню, как раз изображен страдающий от отравления спорыньей Христос?

— Ну, естественно — художник рисовал все с натуры в больнице ордена святого Антония. На этом алтаре много персонажей с симптомами отравления.

— А почему бы нам не отправиться в Изенхейм, чтобы поглядеть на этот алтарь вживую?

— Тогда уж в Кольмар, где алтарь сейчас находится. Сам Изенхеймский монастырь сожгли и разрушили еще во время Французской революции. Народ, на самом деле, никогда не любил монахов. Но антонитов не любил особенно. Их монастыри пострадали больше других, когда революционные массы до них добрались. Да и в Испании монастыри антонитов пожгли и поломали.

— Кольмар, так Кольмар. Значит, собирайся и поедем. Может, какие мысли спровоцирует.

Глава 13 Призраки Изенхейма

До Кольмара мы добрались только к вечеру. Хотя этот город известен своим особым микроклиматом с малым количеством осадков и считается одним из самых сухих мест Франции, нас он встретил проливным дождем. Мы оставили машину на бесплатной стоянке на Рю де Ансетр и пошли в ближайший отель. Там нам сообщили, что у них остался последний номер, поскольку в городе много туристов. Что принесло сюда этих туристов в такую погоду? Нам пришлось удовлетвориться одной комнатой, искать другой отель под дождем совершенно не хотелось.

Мы поднялись в номер, и Алик полез в сеть изучать официальный сайт музея Унтерлинден. По поводу алтаря на заглавной странице сайта говорилось, что отравленных спорыньей, от которой у несчастных жертв отваливались руки и ноги, а сами они сходили с ума, монахи-антониты лечили хорошим хлебом и давали пить le saint-vinage. Чудодейственный напиток этот, как утверждал сайт музея, представлял собой крепкую настойку на травах, в которой замачивали мощи самого святого Антония.

— А вообще интересно, музейщики хотя бы задумывались, как эти постоянно замачиваемые мощи святого Антония якобы сохранялись столетиями? — задумчиво вопросил Алик.

— Надо полагать, в реальном рецепте просто подразумевались не «мощи святого Антония», а «мощи несчастных мучеников, умерших от огня святого Антония». Средневековая гомеопатия же. Подобное лечилось подобным, сам же говорил.

— Да, это и раньше описывалось в хрониках. Бочки настоянной на таких «мощах» лечебной микстуры применялись для лечения огненной болезни еще до появления культа святого Антония.

— Ну ладно, вырубай свет — и спать.

Алик что-то еще поворчал о необходимости сначала погулять по музею виртуально, но сдался, выключил свет, тут же уснул и громко захрапел. Черт, в следующий раз не стоит лениться с поисками отеля.

С утра мы отправились в музей Унтерлинден. Он оказался недалеко, минутах в десяти, если идти прямо по улице Рампар. Бывшие монастырские здания, прикрытые в революцию, до середины 19-го века использовались в качестве казарм, а затем конюшен и мастерских. Их даже собирались снести, поскольку они медленно приходили в негодность. Однако кольмарский библиотекарь и архивариус Луи Гюго получил разрешение на преобразование бывшего монастыря в музей при условии, что проведет в комплексе реставрацию. Так музей и образовался, а главным его сокровищем стал Изенхеймский алтарь из разрушенного теми же революционерами Изенхеймского монастыря.

Алик, уже изучивший расположение экспонатов, уверенно направился в южное крыло, которое некогда служило часовней монастыря Унтерлинден.

Кроме самого алтаря, здесь можно было посмотреть на произведения Мартина Шонгауэра и его школы. В том числе и на очень известную работу мастера «Искушение святого Антония». Гравюра, созданная Шонга-уэром в 1470–1475 годах, была исключительно популярна и после его смерти. Экземпляр этого оттиска имелся, в частности, во флорентийской мастерской Микеланджело. Именно на основе этой гравюры Шонгауэра Микеланджело написал свою первую картину «Терзания святого Антония» — сейчас это самое дорогое в мире произведение искусства, созданное ребенком. Рвущие святого Антония демоны подсказывали, что ужасы картин Босха имели в истории глубокие и давние корни. Судя по ряду сохранившихся рисунков, Мартин Шон-гауэр участвовал в разработке эскизов Изенхеймского алтаря, и именно этому художнику, с которым община антонитов в Изенхейме уже имела опыт сотрудничества, первоначально планировалось поручить работу. Но Шонгауэр так и не приступил к заказу. Он сам умер от болезни, которую привычно считают чумой, и живописные створки Изенхеймского алтаря будут написаны Нитхардтом лишь пару десятилетий спустя.

Посетителей в музее было немного. В галерее, где расположен алтарь, прохаживалась лишь пара пожилых японских туристов, да одинокая художница с мольбертом перерисовывала вторую створку алтаря с искушениями святого Антония. Эти створки алтаря, которые раньше раскрывались, теперь, для сохранности, просто расположены отдельно, одна за другой. На первой створке было изображено распятие Христа в непривычно диком виде. Жуткого вида мертвец, приколоченный к деревянному трехконечному кресту, вызывал приступ рвоты. Зеленые пальцы трупа были изогнуты в ужасные скрюченные когти, тело покрыто язвами.

— Как видишь, симптомы отравления изображены Нитхардтом совершенно откровенно. Даже такие жесткие детали, как отрывающиеся створки, «отрывающие» Христу правую руку.

— А раздвигаемые внизу подвижные половины пре-деллы алтаря ампутируют лежащему Христу ноги.

— Совершенно верно. В монастырях святого Антония ампутации конечностей были делом обыденным и наблюдаемым ежедневно, что художник и выразил таким образом.

Но не успели мы рассмотреть детали створки и пре-деллы повнимательней, как в галерею зашла группа туристов с экскурсоводом.

Перед алтарем группа остановилась, и экскурсовод продолжила что-то объяснять туристам. Мы подошли поближе и встали неподалеку.

— Глядя на эту картину, можно понять тех, кто видит в Нитхардте далекого провозвестника импрессионизма, — рассказывала экскурсовод. — Нитхардт мастерски играет цветом, тончайшими его оттенками. Если в классическом искусстве цвет подчинен линии и форме, то в «Прославлении Богоматери» на внешней стороне вторых створок он становится главным средством выразительности и как бы растворяет в себе форму. Мастер не просто окрашивает фигуры и предметы, но создает какое-то волшебное и радужное светоносное марево. Цвета смешиваются, перетекают один в другой, просвечивают, порой превращаясь в едва уловимую прозрачную дымку. Именно цвет помогает художнику передать неземные звуки ангельского оркестра и такое всеохватывающее чувство радости, что ему нет названия в человеческом языке.

— Кажется, — прошептал Алик, — Битлз уже давно нашли этому состоянию игры цвета Нитхардта название — «Lucy in the sky with diamonds», или сокращенно LSD. По крайней мере, такова легенда, хотя сами они связь своей песни с галлюциногеном, вроде, отрицали. Но почему психоделическое состояние так часто связывается не только с разными цветами, но и с драгоценными камнями? Вся столь известная разноцветность средневековья не от этого ли?

— Думаю, не только от этого. Даже среди выживших отравление спорыньей обычно заканчивается катарактой, дающей тусклость зрения тем, кто не ослеп совсем. Вот и вся причина средневековой страсти к ярким цветам и разноцветной одежде — им эти кричащие цвета казались обыкновенными.