Шествие императрицы, или Ворота в Византию
Шрифт:
— Я устала, — неожиданно объявила Екатерина, и легкая тучка наползла на ее лицо. Все знали: государыня не любила напоминаний о смерти. Она еще была в том возрасте, когда человек чувствует себя ближе к жизни, но и смерть уже напоминает о себе. И это напоминание с каждым годом становится все чувствительней.
Раввин продолжал стоять у входа в кенассу. Концы полосатого шарфа, обвивавшего его жилистую шею, развевались по ветру. Ветер, налетевший откуда-то снизу, взвихрил и одежды Екатерины и ее свиты, столбики пыли заплясали на дороге.
Имам предложил посетить Иосафатову долину.
— Великой госпоже стоило бы со вниманием обозреть другой знаменитый город на самой высокой горе, именуемой Мангуп. Там, на ее
— Нет, — отрезала Екатерина, — хватит с меня неприступных городов и всяких других древностей. Все это красиво, даже необыкновенно, но я всего только слабая женщина, и силы мои на исходе. Одно я поняла: мы успели вовремя присовокупить Тавриду, сей дивный край, к российской короне. Охотников на него было и есть более чем достаточно. И не в последнюю очередь именно потому, что тут столь много неприступных городов.
С этими словами она без посторонней помощи поднялась по ступенькам кареты, оставшейся ее главным способом передвижения. А ведь некогда была она отважной наездницей, и конь был покорен малейшим натяжениям ее поводьев.
Ветвь шестнадцатая: май 1453 года
Итак, на рассвете 5 мая турецкие пушки открыли стрельбу по кораблям христиан, которые выстроились вдоль цепи. Хумбараджи были не очень искусны: ядра по большей части шлепались в воду. А одно угодило в генуэзский корабль с грузом дорогого шелка, стоявший на рейде Перы. Ядро было массивное, и корабль затонул.
Власти Перы направили жалобу султану. Груз принадлежал купцу, жившему в колонии, и он был близок к разорению. Между тем колония соблюдала нейтралитет, который был в интересах султана. Его приближенные ссылались на то, что пушкари не могли знать, кому принадлежит корабль. В конце концов султан ответил так: когда город будет взят, тогда можно рассмотреть эту жалобу и, если она справедлива, удовлетворить ее из захваченного имущества.
Огромная пушка Урбана, это огнедышащее чудовище, была повреждена и в первые дни мая молчала. Но 6-го она снова стала изрыгать ядра, и вместе с ней ее младшие сестры.
Стена Месотихиона стала обрушиваться, в ней образовались проходы. И тогда 7 мая, спустя четыре часа после захода солнца, турки бросились на приступ. Их было великое множество. В руках они тащили приставные лестницы, за поясом — крючья. Истошными криками «Алла, Алла!» они подбадривали себя.
К тому времени им удалось засыпать ров. И они почти беспрепятственно достигли разрушенной стены. Но не тут-то было: защитники успели наспех ее заделать. Греки показывали чудеса храбрости при отражении атаки. И хоть их ряды были малочисленны, но им удалось постоять за себя. Приступ был отражен, турки откатились.
В ту ночь ожидали и атаки турецких кораблей на суда венецианцев, стоявшие на якоре у греческого берега. Но после неуклюжих маневров, турки так и не решились напасть. Положение, однако, представлялось опасным, и венецианцы принялись разгружать свои корабли и все военное снаряжение переносить в императорский арсенал. Закончив эту операцию, они из предосторожности решили переправить свои суда в небольшую бухту Просфорианос, расположенную с внешней стороны цепи, под Акрополем. Команды же кораблей были затем влиты в ряды защитников города, туда, где стена была уязвима. Это был Влахернский квартал, подвергшийся наибольшим разрушениям. И матросы принялись за починку стены.
Стоило им помедлить, и опасность стала бы весомой. В ту же ночь турки предприняли еще одну попытку штурма в надежде на то, что стена еще не восстановлена. Но венецианские моряки успели заделать бреши. Турки упрямо карабкались по обломкам, но защитники
сбрасывали их, кололи копьями, разили выстрелами из мушкетов. И спустя несколько часов приступ удалось отбить с немалыми потерями для турок.Султан выходил из себя. К тому времени ему было известно, что город защищает малое число воинов, в сотни раз меньшее, нежели его армия. Он призвал своих везиров, своих военачальников и чиновников. Глаза его метали молнии. Он кричал:
— Вы никчемные псы, трусливые шакалы, долго ли мне терпеть вашу лень и вашу трусость! Против нас горстка неверных, спрятавшихся за стеной! Неужели мы не можем их оттуда выкурить?! Думайте, думайте, бездельники, ищите способ захватить город. Не то я прикажу отсечь вам головы. Все равно они пусты, как бутылочные тыквы!
Султанские псы разошлись, бледные от потрясшей их речи. И стали думать.
Глава шестнадцатая
Севастополь, Севастополь!
Одарена довольной красотою, умна, обходительна, великодушна и сострадательна по системе, славолюбива, трудолюбива по славолюбию, бережлива, предприятельна и некое чтение имеющая. Впрочем, мораль ея состоит на основании новых философов, то есть неутвержденная на твердом камени закона Божия, а потому как на колеблющихся светских главностях есть основана, с ними обще колебаниям подвержена. Напротив же того, ея пороки суть: любострастна и совсем вверяющаяся своим любимцам; исполнена пышности во всех вещах, самолюбива до безконечности и немогущая себя принудить к таким делам, которыя ей могут скуку наводить; принимая все на себя, не имеет попечения о исполнении, а наконец, толь переменчива, что редко и один месяц одинокая у ней система в рассуждении правления бывает.
Севастополь — красивейший порт, какой я когда-либо видел. В нем могут удобно поместиться 150 кораблей, в совершеннейшей безопасности от всяких случайностей: и от бушующего моря, и от нашествия неприятеля, который, впрочем, не рискнет проникнуть в бухту, защищенную тремя батареями. Выходить из бухты в море можно при трех ветрах. Есть особая гавань для торговых судов, другая — карантинная и третья — для ремонта…
Настроено уже много магазинов и казарм, и если работы будут продолжаться с такой интенсивностью три года, то, конечно, этот город будет процветать. Все это не по нутру французскому министру (Сегюру), он чрезвычайно озадачен увиденным… Обыкновенное плавание отсюда в Константинополь совершается в двое суток, а иногда занимает и полторы… Судите же, мой любезный маршал, на какие неприятные размышления все это наводит моего собрата — турецкого султана…
Император Иосиф — фельдмаршалу графу Ласси
Ваше величество загладили тяжкое воспоминание о Прутском мире. Запорожских разбойников превратили в полезных подданных и подчинили татар, прежних поработителей России. Основанием Севастополя вы довершили то, о чем мечтал царь Петр и что он совершил на севере.
Сегюр — Екатерине
Проехав залив, мы пристали к подножию горы, на которой полукружием возвышался Севастополь. Несколько зданий для склада товаров, адмиралтейство, городские укрепления, четыреста домов, толпы рабочих, сильный гарнизон, госпиталь, верфи, пристани торговые и карантинные, все придавало Севастополю вид довольно значительного города. Нам казалось непостижимым, каким образом в 2000 верстах от столицы, в недавно приобретенном крае, Потемкин нашел возможным воздвигнуть такие здания, соорудить город, создать флот, утвердить порт и поселить столько жителей, это действительно был подвиг необыкновенной деятельности.